Дворец Посейдона

Леван улыбнулся.

— Где вы учитесь? — обратился он к девушкам.

— Вы что-то сказали?

— Где учитесь, я спрашиваю?

Наконец-то он оправился от смущения.

— Я в театральном, — сказала Лола.

— А вы? — спросил Леван у Наны.

— Я? — удивилась Нана и взглянула на подруг, всем своим видом выражая недоумение.

— Да, вы.

— Разве вы не знаете? Нана киноактриса, — ответила Лена.

— Нигде не учитесь?

— Нет. — Лена опять ответила вместо Наны.

— Вы пишете только рассказы? — обратилась к Левану Лола.

— Только.

— А стихов не писали?

«Пошли на приступ!».

— Нет.

— Ясно!

Леван присмотрелся к Лоле. Ее верхняя губа выдавалась вперед, большие синие глаза так блестели, будто были освещены изнутри, веснушки ей даже шли.

— Хотите, я прочту стихотворение? — вдруг предложила Лена. — Но только по-немецки.

Лена начала читать, не спуская глаз с Левана. Читала с чувством. Закончив, обратилась к Левану:

— Чьи это стихи?

Леван развел руками.

— Я не знаю немецкого.

— Это Рильке, — сказала Лена.

— К сожалению, не знаю немецкого, — повторил Леван.

Тут как раз к ним подошла Мзия.

— Ну, доконали парня? — спросила она с улыбкой, положив руку Левану на плечо.

— В этом году у тебя совсем другая выставка, — с улыбкой проговорила Лена.

— Ты о чем?

— В прошлом у тебя были физики и футболисты, а в этом — архитекторы, художники и писатели.

— Что поделать, мода.

Мзия как будто пошутила, но на самом деле, наверно, была рада, что в ее доме друг друга сменяли футболисты, физики и писатели — в зависимости от моды.

— Так и будем сидеть? — спросила Лола у Мзии.

— С Леваном было скучно?

— Я этого не говорила.

— Хочешь танцевать?

— Пожалуй!

— Сейчас Зурико притащит магнитофон, и потанцуем.

— А когда он придет?

— Да скоро, уже час, как ушел.

— А вы танцуете? — спросила Лола Левана.

— Нет.

— Я вас научу, — внезапно оживилась Нана.

Ну вылитая заговорившая статуя!

— Неужели Элисо до сих пор не просветила вас? — спросила Лола с крайне наивным выражением.

— Не сумела.

— Почему же это?

— Труд не из легких!

— Ну будет вам! — сказала Мзия таким тоном, будто была старше всех лет на двадцать.

В это время в комнату вошел маленький мальчуган и втащил большущий ящик.

— Я же сказала тебе, чтобы ты не входил, — топнула ногой Мзия. — Я же тебе сказала! — Мальчик не обратил на нее никакого внимания. — Гиги!

Он спокойно выложил из ящика разобранную игрушечную железную дорогу, маленькие вагончики, электровоз.

— Это мой брат, — сказала Мзия Левану. — Полюбуйтесь, какой у меня братец!

Леван встал. Гиги словно только затем и появился, чтоб спасти его.

— Хороший парень, — сказал Леван. Он подошел к Гиги и присел на корточки. — Тебе помочь?

Тот молча кивнул. Леван сел на пол рядом с Гиги и взял в руки маленький вагончик.

— Пока это оставь, — сказал ему мальчуган. — Вначале уложим рельсы.

— Я просто так, поглядеть, — проговорил Леван.

— Игрушка как игрушка, — пренебрежительно бросил мальчик. Он передал Левану рельсы. — Свяжи их друг с другом.

— Хорошо.

Некоторое время оба молчали, занятые делом. Затем Леван спросил:

— Да, но где же электричество?

— У них своя батарейка, — успокоил его мальчуган.

Неторопливо уложив рельсы, они поставили на них вагоны. Затем Гиги подключил батарею. Леван оказался посреди круга, и маленький голубой поезд бегал вокруг него.

Поезд!

«Когда же это было? — думал Леван. — В прошлом году… осенью.

Левана послали в маленький приморский городок писать очерк о рыбаках. В городке был рыбозавод. Дом, в котором жил Леван, стоял вблизи от железной дороги, почти у самой железнодорожной насыпи.

В соседней комнате жила Мари — фельдшерица поселковой больницы. Когда проходил поезд, дом наполнялся гулом, начинал содрогаться, словно тоже собирался двинуться в путь. Сколько раз в полночь Леван просыпался: ему казалось, что он лежит в вагоне и едет, сам не зная куда.

Мари и Леван подружились с первого же дня. Если Мари не дежурила в больнице, они прогуливались вдоль железной дороги. За железной дорогой начиналось море, у моря громоздились огромные валуны.

— Ты не знаешь всего, — говорила ему Мари, — как бы тебе сказать…

— Говори!

— До сих пор я жила словно в кувшине… да, в темном, душном кувшине.

Мари была высокая и стройная. Ходила она, гордо выпрямившись, тоненькая, независимая. Когда разговаривала с Леваном, ему казалось, будто она обращалась еще к кому-то, кто стоял позади него.

— С кем ты говоришь?

— Ни с кем, — улыбалась Мари.

Лес

На опушке трава уже начала желтеть. Было здесь и солнце. Оно робко проникало в глубину распластанного по земле леса и войти в него не решалось.

В лесу стояла тишина. Только неведомая птица самозабвенно щелкала и свистела где-то среди молчаливых вершин. И пение это придавало разлитой кругом тишине какую-то особую глубину и таинственность.

Мари вдруг остановилась и взглянула вверх. У нее были странные глаза, как будто в них таял сверкающий на солнце лед.

— Что там такое? — спросил ее Леван.

Мари рукой показала ему, чтобы он замолчал. Леван приблизился, Мари продолжала глядеть вверх. У нее было такое лицо, будто она что-то припоминала — позабывшийся мотив, имя…

— Неба не видно, — произнесла наконец Мари. — Совсем пс видно неба…

— Да вот же оно! — Леван взглянул вверх в полной уверенности, что сейчас увидит его; но неба и в самом деле не было видно.

— Побежали! — Мари схватила Левана за руку не разнимая рук, они сбежали с пригорка.