Дворянин без титула

— Александр Сергеевич, — подал голос Павел Исаакович, — А ты точно в Царскосельском лицее учился, а не в Морском корпусе? Шканцы, бушприт, ют. Ты откуда названия частей корабля знаешь? Так описал, что я уже примерно представляю общую картину.

— Даниеля Дефо в Лицее любил читать, — отмазался я, — «Робинзона Крузо» и «Капитана Сингльтона» до дыр зачитал.

Не объяснять же дяде, что вовремя погружения возле меня плавал Серёга в гидрокостюме с аквалангом и объяснял устройство парусника. Откуда взялось оборудование для погружения и связи со мной, я даже не пытался выяснить — всё равно тульпа отбрехался бы.

— Ты говоришь корма в хлам, — вступил в разговор другой дядя, — А сможешь в носовой кубрик попасть и оттуда, что-нибудь приметное достать? Утварь там какую, а ещё лучше рундук чей-нибудь?

— Это тебе ещё зачем? — посмотрел дед на племянника.

— Если будет доказательство, что мы нашли именно «Фрау Марию», то можно их предоставить императору и пусть он снаряжает настоящую экспедицию и сам ныряет за картинами,– невозмутимо объяснил дядя, — а на баке, скорее всего камбуз был, а может и кубрик матросский.

— Вот ты пройдоха, — ухмыльнулся старый, — Вернёмся домой, я тебе кучу фарфора выставлю. И хочешь верь, хочешь нет, но на дне каждой чашки и тарелки будет написано «Фрау Мария». И даже на голландском языке. А ещё голландскую форму всех дворовых заставлю напялить, и на всякой рубахе и штанах заставлю вышить название корабля. Поверишь ты в то, что они с «Фрау Марии»?

— Сомневаюсь, что через передний люк пролезу, — оборвал я зарождающийся спор, — А если и влезу, то только по плечи. Говорю же, канаты около входа — их сухие-то порой не распутаешь, а уж в воде и пытаться нечего. Попробую завтра с кормы к грузовому трюму подобраться.

Оставив над кораблём буй, мы отправились на ближайший островок, чтобы на нём переночевать, а с утра продолжить подводные исследования. А чем мы хуже голландских моряков, которые в течение почти недели откачивали воду с тонущей «Фрау Марии», а по ночам отсыпались на берегу? По крайней мере, о действиях команды после того, как корабль налетел на скалу, капитан корабля в судовом журнале указал. Может быть, он и врал, чтобы показать фрахтовщику, что я, мол, боролся за корабль и груз — лично мне на это фиолетово. Корабль больше никуда не уплывёт, так чего ради болтаться над ним ночью в лодке, если можно нормально поесть и поспать на суше.

— Пётр Абрамович, — сквозь дрёму услышал я голос одного из братьев Исааковичей, когда наевшись, прикорнул у костра, — А почему корабль почти полвека найти не могли?

— Не искали толком, — зевнул дед, — А если и знали место, где флейт утоп, то опять же только примерно. Пошагай-ка по дну, пока его найдёшь, а сквозь толщу воды не увидишь.

— Наш Сашка смог же. И найти смог. Да и опуститься к нему.

— Александр у нас во всех отношениях молодец, — довольным тоном пробурчал старый, — А его артефактами я вообще восхищаюсь. Вот ты на флоте служил, а слышал хоть краем уха про прибор, с помощью которого можно подводные объекты искать? Я, например, знаю только, что можно с помощью специального артефакта глубину под кораблём узнать, но эта такая дорогущая редкость, что почитай их и не существует в природе. А встречал когда-нибудь человека, который на двадцать сажень под воду опустился, и час там проторчал? Покойный Иван, то есть дядька твой, говаривал, что у них на флоте глубже десяти сажень запрещено было работать. Иначе люди или гибли или инвалидами становились. А наш Александр Сергеевич и причины болезни популярно нам объяснил и как её обойти рассказал. Ему не в Лицее на чиновника нужно было учиться, а на инженера где-нибудь. Хотя бы в Горном кадетском корпусе под руководством Дерябина.

«Идите вы все на фиг со своей учёбой, да ещё и в Горном корпусе, — засыпая, подумал я, — Если туда и идти, то только преподавателем. Я там всех научу нефть любить и каучук синтезировать. Кстати, синтетический каучук — интересная тема. Нужно как-нибудь с Иванычем обсудить на досуге».

Поутру я под водой целый час разбирал брусья и доски, что остались от юта и предполагаемой капитанской каюты, и перегораживали путь к грузовому трюму. Как же я был благодарен деду, за его подсказку создать для себя усиливающий перл. Не сказать, что я благодаря артефакту работал как электровеник, но прибавка силы реально выручала.

Под конец, я даже нашёл под кучей досок два тяжёлых сундука. Я и не ожидал, что нашёл картины — несмотря на тяжесть, габариты сундуков были не очень велики. В драгоценности я тоже не верил — у команды флейта хватало времени, чтобы подобный груз эвакуировать. Но не оставлять же добро под ногами, тем более что хотелось показать что-то более существенное, чем поднятые накануне куски цинка и курительные трубки.

В результате я обвязал сундуки свисающими с лодки верёвками, подёргал их, подавая сигнал к подъёму и начал свой долгий путь к поверхности. Каждые десять минут наверху дергали страховочный конец, сообщая о времени проведенном мной под водой. А посекундный хронометраж вёл Серёга, которому я верил гораздо больше, чем паре братьев Ганнибалов.

На дне я провёл почти час, значит, и подниматься буду с остановками больше двух.

К моменту моего появления на борту, вся наша команда от нетерпения разве что не плясала на лодке. Все только и ждали меня, чтобы вскрыть ящики. Ладно, хоть не забыли помочь мне водолазный костюм снять — и на том спасибо.

В принципе, я их понимаю. Каждый ждёт что-то своё от находок. Дед свой иллюзорный титул. Дядья денежного вознаграждения. А я?

А я помогаю родным, не ожидая ничего, кроме слов благодарности. Если подумать, то эти люди мне ничего плохого не сделали и относятся ко мне, как к ровне, в отличие от того же отца Пушкина. Надо было видеть лицо папаши, когда он попытался воспротивиться моей поездке на Балтику. Ох, и отчихвостил его Пётр Абрамович. Я думал, отец в Санкт-Петербург бегом умчится, лишь бы деда не видеть. В принципе, ему за дело влетело — нечего было из себя пупа земли строить и со стариком через губу разговаривать. Если б не добрые люди, включая и Петра Абрамовича, ещё неизвестно, как сложилась бы судьба Марьи Алексеевны и соответственно её дочери, матери Александра Пушкина. И хрен бы сейчас Сергей Львович Пушкин прохлаждался бы и плевал в потолок в Михайловском. В общем, знатно папашу на место поставили. Перед моим отъездом ходил, молчал, словно меня и не существует. Да мне как-то по фиг, что он думает. За братишку и сестру переживаю — это да, а на папашу как-то до лампочки.

— И что это? — кивнул Павел Исаакович на содержимое сундуков, с откинутыми крышками.

— Явно не картины, — заглянул внутрь каждого сундука Пётр Абрамович, — Думаю, Александр Сергеевич, как знаток магии нам это объяснит.

Ага. То же мне, нашёл директора Хогвартса.

В обоих сундуках находилось по ларцу. Могу ошибаться, но стенки и крышки обоих ящиков были сделаны из малахита и окантованы серебром. Может, для кого-то это было всего лишь дорогим антиквариатом, но в книгах прадеда я читал про подобные ларцы, и сразу узнал их. Передо мной было целое состояние.

— Для простого человека ларцы кроме красивого вида ничего особенного не представляют, — постарался я как можно беспечнее объяснить ценность находки, — Чем они полезны для Формирователя сразу не скажу. Нужно многое уточнять в Михайловском. Перечитать труды Абрама Петровича. Поэкспериментировать.

— Даже примерно не можешь сказать, что поднял со дна? — поинтересовался Пётр Исаакович.

— Примерно могу сказать только про один ларец, — пожал я плечами и кивнул на правый сундук, — Если ничего не путаю, то в подобном можно концентрировать эссенцию в аурум, а затем транспортировать его.

— Золото можно и так транспортировать, — фыркнул дядя, — Зачем его в ларец запирать? А может в нём и есть золото?

— То название аурума не латинское, а от слова аура. Таким ларцом можно выкачать эссенцию из колодца. В нём эссенция концентрируется в аурум и его можно везти куда угодно. Если это предположение верно, то второй ларец может быть своего рода станком для формирования перлов из аурума.

— Думаю, Император не обидится, если ему парочка каких-то малахитовых шкатулок не достанется, — подмигнул мне дед, — На Урале ему таких кучу наделают. Там камня, какого хочешь в достатке.