Дворянство Том 1
Шрифт:
– Ты как будто рядом была.
– Нет, не была, - Елена глотнула, тяжело выдохнула и пожалела, что под рукой нет хотя бы огурчика. Обязательно, чтобы хрустел неповторимым огуречным хрустом, который и сравнить то не с чем, настолько звук самобытный. – Просто… бывает и такое.
– Бывает, - согласилась Гамилла, успокоившись, поверив лекарке. – То есть было. Какое-то время все казалось хорошо. И еще лучше. Полгода или около того. Мы были счастливы. Конечно, против уставов и заповедей, но мы на них плевали, потому что законы человеческие и церковные не для богатых, сильных и счастливых. А дальше…
Она сделала паузу, стиснула челюсти
– А дальше я сделала ошибку, - криво и без тени радости улыбнулась Гамилла, глаза ее чуть блеснули под лунным светом, словно подернулись тонкой пленочкой влаги.
Елене хотелось сказать что-нибудь вроде «если тяжело вспоминать – не рассказывай, молча посидим», но ее останавливало простое соображение. Гамилла затеяла этот разговор явно, чтобы выговориться, разделить с кем-нибудь давнюю, но все еще мучительную боль души. И коль уж Елена согласилась слушать, надо было доигрывать роль психоаналитика до конца. Тем более, история, в самом деле, получилась интересной. Явно жестокой, грязной, подлой, но интересной.
– Все было так хорошо, что я забыла о разнице в происхождении, - буднично сказала Гамилла. – Что я простая цин, у которой, когда я стучалась в замковые ворота, не было даже лошади. А они родовитые аусф при замке и владениях с шестью сотнями золотых годового дохода. И если мы ведем себя как равные, это их доброжелательная прихоть.
Елене сразу и отчетливо вспомнилась жесткая ремарка Флессы по сходному поводу.
Я позволяю обращаться ко мне на «ты» и опускать «госпожу». Но тебе следует помнить, что это мое позволение.
Интересно, как повела бы себя герцогиня, не пойми безродная лекарка прямой намек?.. Хороший вопрос.
– Как бы люди ни были близки… иногда у них случаются... конфликты. Непонимание. Ссоры. Нас это не миновало. И когда… - арбалетчица пошевелила чуть подрагивающими пальцами, будто нащупывая правильное слово.
– Когда это случилось, я не заметила, как перешла незримую черту, которую мои… милые… видели очень хорошо. Надо сказать…
Чем дальше заходила история, тем больше появлялось пауз в речи Гамиллы, тем не менее, женщина продолжила.
– Надо сказать, - повторила она. – Они поступили по-своему благородно. Сначала деликатно указали мне на допущенную оплошность. На бестактность по отношению к тем, кто стоит много выше. Дали возможность отступить, принести должные извинения, вернуть все на прежний круг. Но… я не поняла. И тогда они преподали урок.
На этот раз Гамилла приникла к фляжке более старательно, глотнув дважды или трижды, даже не поперхнувшись
– Ну как… не совсем они, а четыре конюха по господскому приказу и указанию. Но, по крайней мере, без выбитых зубов и беременности.
Елена подавила вздох и выпила водки, не чувствуя горечи. Точнее сивушный вкус казался даже приятным, отбивая стойкое ощущение, что лекарка отхлебнула половник навозной жижи.
– И слуги забрали себе мой заговоренный арбалет, - грустно и задумчиво сказала «госпожа», лирически взирая на луну.
Интересно, это жизнь такое дерьмо или мне «везет», подумала Елена, припомнив историю Шены, в чем-то схожую, хотя и куда более трагичную (если
тут вообще можно говорить о степенях зла). Наверное, все-таки первое. Или пополам.– Ты не пыталась их убить?
– Хотела. Слишком сложно, - сказала Гамилла, будто обсуждала способ приготовления зайца, с вымачиванием в уксусе или без. – Отстреливать богатых людей или их слуг можно лишь в городе, там где новое, незнакомое лицо не бросается в глаза и не вызывает подозрений. А в город они не выбираются.
– Ты следишь за ними? Ну, то есть узнаешь новости? – поправилась Елена.
– По мере сил. Насколько получается.
– У меня есть, что тебе сказать.
– Правда? – хмыкнула арбалетчица. – Что-нибудь насчет простить и передоверить божьему воздаянию?
– Нет. Хотя и похоже. Речь о том, чтобы никого не убивать и забыть про них. Только мотив другой. Ничего возвышенного.
– Не понимаю.
– Позже. Мне надо подобрать верные слова.
– Не уверена, что позже я захочу снова говорить об этом, - честно призналась Гамилла.
– Или даже вспоминать.
Елена перевернула фляжку и потрясла, не веря, что водка закончилась. Буквально только что не меньше чем на половину была полная, а теперь уже нет. Это получается, они вдвоем и даже без черствой корочки на закуску приговорили не менее чем косушку?
– Тогда будущее покажет, - сказала Елена. Искушение с ходу пересказать своими словами одну умную вещь, вычитанную в неплохой книге, было крайне велико, но лекарка сдержалась. Слишком легко напутать за давностью лет и сказать что-нибудь не то.
– Да, пожалуй, - согласилась Гамилла.
И они еще немного посидели в молчании. Небо темнело и покрывалось рваными тучами, ветер крепчал, город погрузился во тьму.
– Я бы осталась с вами, - тихо выговорила арбалетчица. – С вами непросто… но интересно. Театр опять же. С этими новыми постановками наш флейтист станет известным, а при нем и я хорошо заработаю. Со временем хватит на зачарованный арбалет и… другое.
Елене понадобилась пара мгновений, чтобы понять, о ком так пренебрежительно, но в то же время с иронической беззлобностью отзывается собеседница.
– Но ты не останешься, - не спросила, а скорее утвердила Елена, фиксируя не сказанное, однако четко подразумевающееся.
– Не останусь, - кивнула «госпожа». – Не… с ним. А он для вас важнее.
Это да, печально рассудила Елена. Какой бы сволочью не был в прошлом искупитель с неприятным прозвищем, взятым ради епитимьи, Насильник полезен. Особенно в мире, который явно двигался к большому кризису, все быстрее и быстрее с каждым днем. Конечно, по-прежнему остается не проясненным вопрос с мотивацией, чьи указания выполняет копьеносец. Но с ним гораздо спокойнее, и отказываться от общества Насильника Елена не станет, как бы ни лежала душа к немногословной Гамилле.
Печально. А что поделать.
– Пойду, - сообщила арбалетчица. – Завтра непростой день.
– Ага, - односложно согласилась Елена и добавила. – До завтра.
Что за день, тоскливо подумала она, слушая, как хрустит наст под шагами Гамиллы.
Что за мудацкий день…
Но мяч завтра делать придется. Раньян будет в бешенстве, дай бретеру волю, он сунул бы мальчишку в обложенную ватой коробку. Но, в конце концов, да пошел он, рубака чертов. Если уж довелось делить крышу и дорогу с юным психопатом, надо хотя бы попробовать что-то исправить. А побыть скотиной еще успеется, это, к сожалению, всегда легко.