Двойная радуга (сборник)
Шрифт:
От голоса Нины у Олеси начинаются легкие судороги, но Нина не отступает:
– Олесенька, а какой же он загорелый, мальчик наш. А щечки какие! А волосики! Посмотри, какой мальчик хорошенький. У теток хорошо ему, все время Артемочка на воздухе. И здоровенький такой! Всю силу ты ему отдала, доченька, всю красоту. Начальник твой звонил, про здоровье спрашивал. Скоро Денис приедет, муж твой. Открой же глазки, доченька! Олеся!
Связь «Нина-Олеся» тоньше, чем нервная и нейронная, думаю, она образуется на совершенно другом уровне и слабо доступна матери именно через поврежденные нервы-паутинки.
Иногда
Приближается время водных процедур. Девицы-санитарки приближаются к Олесе с тазиком теплой воды. Разболтав пену, одна из них разводит девушке ноги и начинает ее протирать:
– Слышь, вот так бы ее на дорогу выбросить. В таком вот виде? А? К шоферне. Га-гааааа!!!
– Ыгы! К этим… к дальнобойщикам. Гааааааа! – соглашается другая.
От услышанного у меня слегка мутится в голове, зато голос крепнет, и я превращаюсь в злобную гарпию:
– Эй, поганки! Может, закроете свои грязные рты?
Санитарки оборачиваются:
– Вы чо ругаетесь? Мы ж этта… пошутили!
Но я продолжаю негодовать, пытаясь использовать неожиданный прилив сил на благо воспитания молодого поколения. Деревяшки в белых халатах быстро протирают Олесю и бочком-бочком исчезают.
Фффух! В голове стучит – еще не хватало второй инсульт получить. Для полной радости.
О! Явились опять со своим тазиком.
– Дайте, мы вас помоем.
– Ты лучше рот себе вымой. А ко мне не прикасайся, я и так чистая.
– Так не положено! Вы чо? Я сейчас врача позову!
– Ну зови-зови. Думаешь, мне сказать ему нечего?
Девицы, пошептавшись, оставляют меня в покое, подходят к соседней кровати, начинают мыть Татьяну со сложными тазовыми переломами. Ну всё, ушли. Во рту пересохло. Я тянусь к воде и обнаруживаю, что сил почти нет – с трудом удерживаю бутылку.
Татьяна поворачивается ко мне:
– Лен, а Лен! Что тут произошло-то?
– Да все в порядке, Таня, спи. Ничего страшного. Воду из тазика разлили.
Над Таниной головой работает вентиляция, поэтому она почти ничего из происходящего в отсеке не слышит. Зато спит хорошо.
День – скучен и длинен. Как всегда.
Небольшое разнообразие вносит доставленный специально для меня мобильный рентгенаппарат. Под спину засунули огромную кассету и сделали снимок легких. Что они там ищут?
Из подслушанных фраз проявляется картина, я пытаюсь проверить страшную догадку.
– Вы предполагаете, что у меня рак? Значит, вы метастазы искали? Нашли?
– В легких чисто. Это хорошо. Ждем результатов гистологии.
– Когда же придут результаты?
– Не скоро, дней через десять. Вы не волнуйтесь, меньше думайте об этом. А сегодня переведем вас в отделение.
Врач погладил меня по руке и ушел.
Я устремила взгляд сквозь потолок, туда, где, по моему мнению, во облацех воздушных находился Вседержитель.
«Не боюсь, – мысленно сказала я Ему. – Не боюсь! Если ни один волос с головы
человека не падает без Твоей воли, значит, мой диагноз – Твоя воля. А раз воля – Твоя, то Ты и вытащишь меня как-нибудь из этой истории! Не боюсь! Ха. Ха. Ха».В отделении
После комфортных 22–24 градусов в реанимации отделение нейрохирургии показалось холодильником.
Мне помогли перебраться с каталки на постель, укрыли до подбородка. Но все равно под тонким одеялом бьет озноб, ведь из одежды на мне пока только повязка на голове.
В палате невозможно до конца закрыть окно – ну так оно и не закрыто, сквозняки свищут из угла в угол.
Тут же прибыли гости – медсестра и врач-физиолог.
Медсестра предложила провести гигиенические процедуры на судне, но здесь не то что водой брызгаться, ногу из-под одеяла высунуть страшно – так холодно. Физиолог пришла, чтобы обучить дыхательной гимнастике для предотвращения застойных явлений в легких. Поочередно вытаскивая из-под одеяла то руки, то ноги, я освоила нехитрую гимнастическую науку и наконец смогла осмотреться.
В палате шесть кроватей, занято три, четвертый пациент – я.
Около моей соседки хлопочет сиделка Наташа – то арбуз порежет, то чаю нальет, то яичко почистит.
– Накрыть вас еще одним одеялом? Здесь так дует, – обращается она ко мне.
– Накройте, пожалуйста.
– А поесть хотите?
– Нет, спасибо. Вы можете дать мобильный? Мне нужно позвонить.
Наташа дает телефон.
Через несколько часов прибывает семья с узлами и вкусными вещами. Дочь отводит меня в туалет. Идти недалеко, но за эти два шага я едва не теряю сознание. Опершись на раковину, долго рассматриваю себя в большом зеркале. Кривой глаз уже встал на место и смотрит прямо. Как у нормальной. Отеки почти спали, синяки расползаются зеленеющими разводами. Красотка, что и говорить.
Раскладываю вещи и общаюсь с гостями, конечно, с удовольствием, но картинка перед глазами все чаще плывет и качается. Интересно посчитать, сколько ночей я не спала. Четыре? Пять?
Смотрю в окно, на подоконник, на связку ключей от машины мужа. Они ползут. Ползут по подоконнику вдоль стекла. Ключи, то есть. Ползут как живые. Догадываюсь, что начинаются видения.
Хватит, хватит, хорошего понемножку. Идите уже по домам. Ну да, ну да. Сладкого, водички, сырокопченой колбасы. Я еще придумаю, чего мне хочется, и позвоню. А где зарядка от мобильного? А, вот она. Всех целую и люблю. Приходите завтра.
После настойчивых просьб и жалоб на сквозняк и холод пришли столяры. Или плотники?
– Не, это починить невозможно. Нельзя, говорят вам. Нужно всю раму выставлять. Дальше что? А дальше на новую менять. А это целый день работы. Нету новых рам, нету. Не знаем что делать. Уж пятый раз сюда приходим, объясняем – нельзя починить.
Затем пришли слесари. Та же речь с небольшими вариациями:
– Нельзя ничего сделать. Нужно весь механизм менять. Вместе с фрамугой, да. Но можно и без фрамуги. Ну того… менять надо все равно. А починить нельзя. Да что мы вам, волшебники, что ли? Нет фрамуг. И механизма этого нет.