Двойная радуга (сборник)

– Мама учительница. Фортепиано. Извините… Мне…

Новая сотрудница протянула руку. Семен задрожал пальцами, побледнел губами, вложил в ее ладонь увесистую связку. Неброский маникюр чуть плавился от тепла.

– Спасибо, – новая сотрудница улыбнулась облегченно, – я побежала, да?

– Подождите, – Семен не мог придумать, как бы ее задержать, на минуту, на тридцать секунд, это очень важно стало почему-то, задержать, – подождите… прошу вас.

Аксинья смотрела прямо перед собой. Кобра положила свой капюшон ей на правое плечо и негромко шипела в ухо. Пираньи резвились в глубинах зрачка, грызли радужку, шевелили хвостами. Щеки невыносимо горели, ведь вся кровь мира прилила к ним. Вся кровь мира толпилась в сосудах, и бедное Аксиньино сердце не справлялось с нагрузкой. Прямо перед Аксиньей мужчина ее жизни нагло передавал ключи от съемной хаты сопливой шлюшке в уродливых туфлях. Шлюшка хватала их, как дрессированная обезьяна в цирке банан или прочую еду приматов. Шлюшка выговаривала пошлыми вздутыми губами какую-то глупость. Мужчина ее жизни не желал минимизироваться в лоток панели задач, а внимал шлюшке и держал ее за гадские пальцы.

Кобра вылизывала Аксинье шею и напоминала о главном. Аксинья шаталась по страшным домам великих старух с птицами на щеках, Аксинья знакомилась с извращенцами и вела с ними противоестественные разговоры. Аксинья нарядно упаковывала себя и преподносила мужчине своей жизни не просто, а с выдумкой и изрядным огоньком. Мужчина ее жизни целовал шлюшкино запястье, там, где неопытные пользователи ищут пульс.

Аксинья переключила скорости и нажала на газ. Размазать шлюшку повидлом по капоту, раздробить запястья вместе с пульсом, цветной мертвой тряпкой кинуть под ноги любовнику, чтобы понял.

Огромные глаза, белые одежды, звон металла, расстегнутый ворот рубахи.

Семен с силой оттолкнул новую сотрудницу от себя, легкая, она упала на четвереньки, зацепившись ногой за бордюрный камень, аккуратно выкрашенный белым.

Больше Семен ничего сделать не успел. Или успел бы?

Страшная жара не желала покидать города, от асфальта поднималось вполне зримое обжигающее марево, картошка пеклась прямо на грядках, а арбузы сгорали на бахче. Голод, голод, гомонили разного рода кликуши, а доверчивые пожилые женщины в ситцевых сарафанах скупали уже гречку, перловку и соль.

Аксинья, не доехав двух метров, развернула автомобиль и, пропахав ухоженный газон, с силой врезалась в стену Семенова офиса, окно вверху треснуло и подалось. Бампер смялся в гармошку, а подушек безопасности Аксиньина недорогая модель не имела. Поэтому ее пребольно ударило грудью о руль и засыпало осколками от разлетевшегося вдребезги лобового стекла. На ощупь вытащив один, наиболее удобный для захвата, из горячей щеки, она заплакала.

Просто плакала, не утирала слезы и не делала никаких выводов из истории с приворотами, спустя пару месяцев она назовет это время – безумная неделя. Слезы охлаждали пылающее лицо, и уже не пульсировала под нежной кожей вся кровь мира, и кобра угомонилась, укусив себя за хвост. А всего-то требовалось – расколотить автомобиль о стену, действительно, не стоит множить сущности.

Небедные родственники

Ну вот, такой приключается случайный случай. Одна женщина N когда-то была замужем, потом развелась. Ее бывший муж, мужчина N, после развода мгновенно обзавелся новой женой, пока гражданской, по имени NN. Она крепко дружила с мужчиной N на протяжении последних лет его брака, что как раз очень обыкновенно.

Все эти люди, как общались в одном кругу, так и продолжают общаться, откуда взять новый-то круг? Можно подумать, этих кругов – валяются на дороге.

И вот как-то собирается мужчина N со своей подругой NN проведать старинного приятеля двойной фамилии, Гончарова-Обломова. Все располагает к этому: обширные выходные дни, привезенный из недавнего путешествия сувенир и еще всякое. Старинный приятель проживает в личном просторном доме, дом полон удобств, можно ехать в гости с прицелом переночевать и нарядно позавтракать следующим утром. Отправляется, значит, мужчина N в гости, настроение у него чудесное, он даже хочет всех любить и обнимать на своем пути. Чудесное настроение быстро исчезает близ кованого гончарово-обломовского забора, на одну треть заваленного снегом. Потому как там встречается мужчине N – женщина N, его бывшая жена и мать общего ребенка. В настоящее время общего ребенка рядом с нею нет, а есть до неприятного молодой человек в короткой дубленке и кожаных штанах. Он нагло обнимает женщину N, ворошит ее кудрявые волосы, вольно распущенные по плечам, несмотря на минусовую температуру.

– Ну, здравствуй, – холодно говорит мужчина N, – что-то я своей дочери не вижу, ээээ…

– Елизаветы, – подсказывает женщина N.

– Я знаю, как зовут мою дочь, – отвергает подсказку мужчина N, – надеюсь, ты не оставила ее одну дома? У девочки сложный возрастной период. Может свернуть на неверную дорогу.

– Девочке семнадцать лет, – отвечает легко женщина N, – если бы она хотела свернуть на неверную дорогу, давно бы уже свернула. Года, скажем, два назад.

Этим самым женщина N как бы намекает на то, что именно два года назад мужчина N покинул семью в поисках счастья. Мужчина N краснеет, он не любит таких подлых напоминаний. Тем временем смеркается, густо падает снег, полоса заката ярко-малиновая, по расчищенной садовой тропе ходит упитанная птица.

Женщина N удаляется в глубь двора, не отнимая преступной материнской руки от лица молодого человека. Мужчина N краснеет еще жарче. Он взбешен. Он искренне считает, что место его бывшей жены – подле ребенка сложного возраста. Он честно забыл, что сам с семнадцати лет благополучно обитал за тысячу километров от родительского дома, получая высшее экономическое образование. Он остро желает разобраться, доколе. Оставляет свою спутницу NN сиротливо топтаться на выселках, гигантским прыжком догоняет женщину N и выкрикивает ей в ухо:

– Ах, вот как ты решила! Решила! А меня ты спросила? А моим мнением ты поинтересовалась?

Женщина N отодвигает ухо и проходит дальше. Кожаные штаны понимающе следуют за. Мужчина N неожиданно для себя самого ударяет кожаные штаны по широкому плечу. Штаны останавливаются и смотрят. Мужчина N замахивается снова. Его удары неумелы, но горячи. Женщина N возвращается и говорит, подняв брови:

– Ты совсем, да?

Умиротворяюще похлопывает кожаные штаны по дубленому рукаву. В некотором отдалении останавливается NN. Она переминается с ноги на ногу, ей хочется в тепло и чтобы прекратился этот позор.

Входная дверь отворяется, Гончаров-Обломов жестами приветствует друзей. Мужчина N переводит дыхание:

– Это я совсем? Я совсем? Это ты совсем! Стыд потеряла, ребенок заброшен, сама с любовником таскаешься!

– Ты с любовницей, я с любовником.

– Я не с любовницей!

– А с кем?

– Это мое дело, с кем!

– Ну и отлично. Позволь мне пройти.

– А вот не позволю!

Он толкает женщину N в сторону, она мягко валится в сугроб, кудрявые волосы металлической стружкой стоят вокруг головы. Кожаные штаны делают несколько вещей подряд: выуживают женщину N из сугроба, притягивают к себе за воротник мужчину N, бьют его в глаз. Мужчина N отвечает тем же, немного промахиваясь. Женщина N хватает кожаные штаны за элементы одежд. NN удаленно кричит, поминает милицию, вред здоровью, пятнадцать суток, восемь лет и права человека в Гааге.

Гончаров-Обломов, проваливаясь в снегах, неуклюже бежит от дома. Он ловит мужчину N в объятия, как в сачок, и говорит примирительно:

– Ну все, все. Все хорошо, все прошло. Вы прямо как с цепи сорвались, честное благородное слово. Давайте-ка успокоимся, а то не дай бог еще и Танюшка приедет.

– Какая еще Танюшка? – спрашивает мужчина N злобно, – не знаю я никаких Танюшек.

– Ну как это, – укоряет Гончаров-Обломов, – как это, Танюшка, моя племянница. Володина невеста.

– Какая еще Володина невеста? – спрашивает мужчина N все так же злобно, – не знаю я никаких Володь.