Двойной запрет для миллиардера
Шрифт:
Он резко замолкает, мы вперяемся друг в друга взглядами. Не знаю, читает ли он это в моих глазах, или догадка приходит нам в голову одновременно. Но первой заговариваю я.
— Не ты, Марк, — у меня тоже голос звучит хрипло, я наревелась и наглоталась пыли, — не ты, а тот, кто хотел убить вас обоих.
— Да, — он не сводит с меня жуткого, безжизненного взгляда, — и этот кто-то подобрался к моей семье очень близко.
Он со снисходительной улыбкой объяснял мне, что техосмотр автомобиля проводили специалисты их собственной станции техобслуживания. Семейный бизнес…
Не
— Ты уверен… — сглатываю, комок в горле мешает говорить, — что это тормозные колодки? Как же ты сумел направить машину на дерево?
— Я и не сумел, — тяжело дышит Марк, крупные капли пота усеивают его лоб, — вышло случайно. Если бы этого дерева здесь не было, мы бы уже ехали по дну моря.
Снова зажимаю рот. На минуту представляю ощущение, когда машина теряет управление и несется в сторону, к обочине, за которой крутой обрыв и вода…
Громов щелчком отстегивает ремень безопасности, отбрасывает его и пробует подтянуться на руках. Но его ноги зажало педальным узлом и вдавившейся при ударе об дерево обшивкой салона.
От его дерганых, судорожных действий машина начинает опасно покачиваться.
— Стой, не торопись, — останавливаю его, — попробуй отодвинуть сиденье.
Марк смотрит безумным взглядом, но все же перестает дергаться. Я молюсь, чтобы механизм оказался неповрежденным, и мои молитвы доходят до адресата — сиденье медленно отъезжает назад.
Громов наклоняется и распахивает дверцу со стороны пассажирского сиденья. Наклоняется к брату, ерошит волосы на макушке.
— Марк, — зову, не в силах сдержать всхлип, — почему? Подушки ведь сработали.
Марк оборачивается, и мне хочется зажмуриться, так опаляет горящая в глубине глаз ярость.
— Он отстегнул ремень, чтобы взять телефон. Я не сразу увидел. А когда увидел, то…
— Ты кричал, чтобы он пристегнулся, — шепчу, глотая слезы, — я слышала.
Марк молча кивает, тоже шумно сглатывает, но я и так догадываюсь. При ударе Мартин вылетел вперед и ударился о подушку. Система, предназначенная сохранить жизнь, тоже умеет убивать.
Марк берет за плечи брата и привстает на сиденье.
— Каро, помоги.
Он глухо матерится сквозь зубы и морщится от боли. Замечаю, что он старается опираться на левую ногу.
— Что ты хочешь сделать… — начинаю, но он перебивает довольно грубо: — Шевелись, сказал!
Бросаюсь на помощь, мы осторожно перекладываем Мартина на водительское сиденье. И пока возимся, лихорадочно соображаю.
Открытая пассажирская дверь, один брат за рулем, значит второй…
— Ты хочешь, чтобы думали, будто ты утонул? — озаряет догадкой. Марк хмуро кивает.
— Пусть думают, что у них получилось, а я пока попробую выяснить, кто это сделал. И лучше, чтобы никто не знал, что я жив.
Марк упирается одной рукой в руль, второй в сиденье, прикладывается губами ко лбу Мартина, и я сдавливаю горло, заглушая рыдания.
— Я отомщу, клянусь, Марти, — выдыхает он, снимает с торпеды телефон и захлопывает дверцу. — Иди сюда.
Теперь ясно, что он не может стать на правую ногу. Опирается о кузов, морщится от боли. Подхожу ближе, и Громов переносит опору на меня.
— Быстро
к машине, — командует отрывисто и хрипло, будто рыкает хищный зверь. — Я вернусь к вам на заправку, а ты дождешься полицию.— А как я объясню им, как сюда попала?
— Соври что-нибудь. Скажешь, ехала с другом, увидела аварию, попросила высадить.
— Здесь машины проезжают одна за полдня. Водители предпочитают ехать в объезд.
— Ты можешь со мной не спорить? — говорит он недовольно.
— Я забыла дома телефон, с твоего собиралась звонить.
— Кстати, спасибо, что напомнила, — достает из кармана телефон, размахивается и забрасывает в море. Кивает на заднее сиденье. — Возьми.
Дрожащими руками беру телефон Мартина, вызываю полицию, называю координаты. Понимаю, что Марк держится из последних сил, старается себя контролировать, чтобы не сорваться. Поэтому лучше я.
— Из багажника достань аптечку, дай мне.
Послушно выполняю все, что он говорит. Отключаю мозг и эмоции, мне тоже важно не сорваться.
Подаю Марку аптечку. Он находит в ней коробочку со шприц-ампулами, жестом приказывает положить аптечку обратно.
— Подгони машину, — снова командует. Кажется, я уже начинаю привыкать.
Подгоняю пикап к спорткару. Пытаюсь помочь Марку забраться в кабину, но он сцепляет зубы и сам подтягивается на руках.
Открывает коробку, достает шприц-ампулу и вгоняет себе в ногу.
— Это что? — спрашиваю недоуменно.
— Обезбол, — коротко отвечает Громов, — скорая помощь на случай травмы или ушиба. Хватает на пару часов. Он термоядерный, поэтому использую в крайних случаях. Давай ключи, я поехал. Ты помнишь, что надо говорить?
— Помню, — вздыхаю.
Мне все это не нравится. Интуиция, которая сигналила о поврежденных тормозах, теперь вновь завывает сиреной, а фонарь с надписью «Danger» в моей голове светится так ярко, что я вполне могу заменить собой береговой маяк.
— Марк, послушай, — начинаю неуверенно, внезапно на моих глазах мужчина начинает сползать по сиденью вниз.
Черт. Черт, черт, черт.
Он такой тяжелый. Когда на меня опирался, мне казалось, что я подпираю покосившуюся многоэтажку. Или Пизанскую башню.
У меня не хватит сил пересадить Громова на пассажирское сидение, поэтому я аккуратно ссаживаю его на пол. Значит, провидение на моей стороне, оно догадалось, что Громову наплевать на собственную жизнь.
Стараюсь не думать, что было бы, успей он отъехать, сразу ледяные мурашки ползут по позвоночнику. И еще кое-что не дает покоя…
Быстро снимаю видеорегистратор, из бардачка достаю повербанк и изоленту. Стрелой несусь на противоположную сторону дороги, оглядываюсь.
Примеряюсь. Как будто здесь будет незаметно, а вот обзор, наоборот, отсюда прекрасный. Закрепляю видеорегистратор между камнями в расщелине скалы, изолентой приматываю повербанк. Включаю.
Отхожу на несколько шагов — не видно. Надо очень постараться, чтобы разглядеть, и то если знать, что ищешь. Уже подхожу к пикапу и в последний момент сворачиваю к спорткару. Беру с заднего сиденья телефон, тщательно протираю корпус футболкой и бросаю обратно, не касаясь пальцами.