Двойня для решалы
Шрифт:
Мать котёны выходит в коридор, смотрит на меня серьёзно так, очень в этот момент Сашку напоминает.
– Ну, здравствуй, Никита Лавров.
– Ба, ты Никиту знаешь? Откуда? – это, конечно, неугомонная Пинки пай! Алинка-малинка…
– Знаю, как не знать. Он…
– Мам… Никита хотел просто девочкам шоколадки передать и всё.
– И всё? Только шоколадки? На большее не расщедрился? Папаша?
– Мама! – котёна стоит, рот рукой прикрывая, опешила.
– Ну-ка, ураганчики, давайте-ка в комнату, - отвлекаю дочурок, которые, к счастью, вроде ничего не поняли, - у меня
– Сюприз! Я люблю Сюпризы! – это лисичка, Милушка.
– Не сюприз, а сюрприз! Р-р-р, понимаешь? – рычит на неё Алинка. – Бегом, за сюрпризом!
Уносятся в комнату, меня за собой утягивая, я, проходя мимо мамы Сашкиной улыбаюсь ей.
– Всё еще впереди, всё будет! Главное, что с тещей повезло!
– Что? – она глаза округляет, точно Сашка лет через двадцать, двадцать пять.
– Мам, пожалуйста!
– Ах, пожалуйста! Я сейчас тебе скажу, про пожалуйста…
Понимаю, что в коридоре сейчас будут разборки, но дети меня уже втащили в спальню, которая раньше была комнатой котёны. Бывал я тут не часто, но… пару раз заходил.
– Что за сюрприз?
– Да так, хотел спросить…Вы на море давно были?
– На море? Не знаем, не помним, - лопочут одновременно.
– А хотите?
– А что там будет интересного?
– О! Много всякого разного!
Рассказываю им о прелестях турецких курортов, сам пока еще не понимая, зачем. Но поехать туда, конечно, хорошо бы. Естественно, не в такой компании, в которой котёна поедет, но…
Чувствую, что Саша заходит в комнату, наблюдает за нами. Вижу, как Пинки Пай косится на неё, потом поворачивается ко мне:
– Никит, а почему тебя бабушка папашей назвала?
Самый неудобный вопрос, который можно было придумать. И у меня во рту пересыхает, потому что так хочется на него ответить!
– Ты чей папаша? – не может угомониться Алинка, и я знаю, в кого она такая!
Улыбаюсь, протягивая руки.
– А ну-ка, иди сюда, хитрюга!
Она не задумываясь бросается ко мне в объятия. И Мила прыгает туда же вслед за ней. Сижу на полу, обнимая своих ураганчиков, а сам смотрю на Сашку, у которой слезы в глазах.
– Я вам потом расскажу, почему, позже. Вы пока… идите к бабуле, может помощь нужна, нам с вашей мамой надо поговорить.
– Поговорить? А целоваться будете?
– Алина! – Сашка недоуменно смотрит на дочь, - ты что такое говоришь?
– Ничего. Я так, просто… он же тебя уже похищал? А тебе понравилось!
– Алина! Идите к бабушке… она там, кажется, пирог хотела ставить…
Мила отрывается от меня, бежит к матери, а Пинки шепчет горячо и громко мне на ухо:
– Поцелуй ее, я разрешаю, она тогда расколдуется и перестанет плакать!
Малышка убегает, тянет сестру из комнаты, обе напоследок хитро смотрят на меня.
– Значит, тебя надо поцеловать, чтобы ты расколдовалась?
– Никит…
– Получается, я мало целовал… Надо исправляться…
Подхожу, обнимаю ее крепко, по-хозяйски, чтобы поняла уже, кто тут главный.
– Никит…
– Тише… дети сказали надо поцеловать. Детей надо слушать!
Целую, нежно, чувствуя мурашки на шее, когда она начинает отвечать мне, так невинно и сладко,
как тогда, давно, первый раз в прошлой жизни…Но я помню, что она просила дать ей время. Я готов.
Надеюсь, после Турции у неё уже не будет сомнений.
Кстати, о Турции.
– Малыш, я хотел поговорить с тобой о твоей поездке. Правда… не уверен, что тебе понравится то, что я скажу…
Глава 46
– Александра! – мама словно раздувается от негодования. – Ты… ты! – она вся краснеет и упирает кулаки в бока. – Ты совсем с ума сошла, дочка?
– Мам, погоди… - устало начинаю я, но она вся кипит и перебивает меня.
К счастью, старается говорить не громко, я понимаю – она не любит скандалы в принципе, и против, чтобы дети слышали ругань. Мама всегда была такой, хоть и вспыльчивая, но…
– Погоди? Погоди! – мама закатывает глаза. – Не буду я «годить»! Ты зачем его сюда привела, а? Из тюрьмы выпустили, он к тебе заявился?
– Мам…
– Так вот знай! Я этому бандиту ни дочку, ни внучек не дам! Не было его в их жизнях и хорошо! Шоколад принёс он! – тон её голоса всё повышается, и я начинаю переживать, как бы все-таки девочки в комнате не услышали нас.
– Ха! Думает, герой теперь?
Понимаю чувства мамы, на ее месте я бы, наверное, еще не так шумела, вообще бы на порог не пустила, с кулаками бы накинулась. И вижу еще, что мама боится… реально боится Никиту! И это… это больно режет по сердцу.
– МАМА! – шиплю, пытаясь снизить тон, беру её за локоть и увожу на кухню. – Прекрати, пожалуйста! Просто остановись и послушай!
Мама бессильно прислоняется к стене, печально качает головой.
– Он опять тебе мозги заморочил… Эх…
– Ничего он мне не морочил, мам! – теперь уже я начинаю раздражаться, потому что хочется скорее объяснить, а она не готова слушать. – Пойми ты, Никита, наоборот, мне глаза открыл!
– Открыл! Как же! Больше он ничего у тебя там не открыл, а?
Я густо краснею, понимая к чему эти её намёки. Ох у ж эти мамы! Сразу все понимают…
– Ты чего…
– Ну я же должна знать, к чему готовиться. А то наделает дел и опять в тюрьму сядет, а мы что будем делать, а Сань?
– Он не сидел в тюрьме, мам! – решаю обрубить её сомнения сразу.
– Как так? – мама удивлённо опускается на стул.
– Вот так… Его… в общем… Меня обманули, предали, - тихо говорю я, только сейчас сама начиная осознавать весь ужас того, что с нами случилось. – Его оболгали… Я и сама пока не до конца во всём разобралась, но как только разберусь…
– Не был в тюрьме? – видимо, маму больше всего именно это зацепило. – А почему тогда к детям не пришёл?
– Он… - вот это самое страшное для меня!
– он не знал, что у него они есть… Опускаю взгляд в стол, понимая, что слезы снова подступают.
Это ведь и моя вина тоже… Моя вина в том, что Никита не знал о своих ураганчиках…
– Так ты…ты ему не сказала?? – брови мамы поднимаются, я понимаю, что она в шоке.
– Нет.
– Ох, Сашка, Сашка… - она закрывает рот рукой, я ведь ей тоже не всё тогда рассказала, мне казалось, я берегу ее сердце.