Двойняшки от бывшего мужа. Я требую развод!

Мужчина поднимается с места. Останавливается передо мной. Упирается ягодицами в стол, скрещивает руки на груди. И смотрит на меня сверху вниз, наклонив голову набок и будто изучая.

Вредность у меня в крови, поэтому, отзеркалив его жест, я тоже наклоняю голову.

– Долго ещё молчать будешь как рыба?

Киваю.

– Даже если скажу, что уже знаю, кто тебе помог, и все твои дружки наказаны?

Сглатываю.

Это запугивания! Не ведись!

Нервно сжимаю ладони в кулаки.

И опять уверенный кивок.

Соболев делает шаг вперёд, опять хватает меня за шкирки.

Да хватит!

Выпрямляюсь, зло зыркнув на него.

– Спать хочу, – заряжает он. – А твоя молчанка надоела.

Непроизвольно улыбаюсь.

Пахнет победой.

А в следующую секунду я вспоминаю, что нельзя радоваться раньше времени…

Мужчина подаётся вперёд. Хватка на воротнике слабеет, а вот на затылке, наоборот, появляется.

И в мои губы врезаются чужие, требовательно целуя. Проворный язык проникает на чужую территорию, а я, широко распахнув глаза, пытаюсь понять, что происходит.

Мой… Мой первый… Поцелуй…

Украден!

Каким-то… Каким-то незнакомцем, который обращается со мной, как с мячиком для настолько тенниса!

Толкаю его в плечи. Усиленно, в надежде, что смогу побороть.

И получается ведь.

Но всё. Выдержки не хватает.

Я словно всё это время сидела под водой, задержав дыхание. А теперь, вынырнув, хватаю ртом воздух. И, опьянев от кислорода, начинаю кричать:

– Да вы что себе позволяете! Нахал! Наглец! Да я вас засужу! Дикарь неотёсанный! И это вы меня пугали голодными солдатами? Да вы ничем не лучше! Козёл! Да ты знаешь, что сделал?

Не понимаю, когда пересекаю грань. Как с «вы» перехожу на «ты».

Он выгибает бровь, спрашивает с улыбкой на губах:

– Заставил тебя говорить?

– И это тоже! – восклицаю, а потом тут же прикрываю ладонью губы, на которых ещё остался след от поцелуя и его слюни. Вкус кофе со сливками и горького шоколада, который он хомячил весь вечер.

Я проиграла в нашей неофициальной битве?

Мой огонёк тухнет.

И уже спокойнее, словно смирившись с поражением, я выдыхаю:

– Поцелуй… первый…украли.

Приходит его очередь удивляться.

Редкая эмоция… И такая сладкая. Чёрт, ему эмоции идут больше, чем кирпичное выражение лица.

Тут же краснею, поняв, что сболтнула.

– Можно мне домой? – проговариваю тихонько.

– Нет, – летит твёрдо.

Моментом изменившись и став непробиваемой скалой, он указывает на стул.

И я сажусь, устремив взгляд в пол. Поджимаю влажные губы. Мне сейчас предстоит сдать своих, а я не могу выбросить из головы то, что первый поцелуй у меня случился с незнакомцем…

– Ладно, не мучайся, – раздаются тёплые слова над головой. С надеждой поднимаю глаза на вояку. – Знаю уже всё.

– Откуда?..

– Рядовой на пропускном после поимки твоей признался. Буквально через пять минут, как ты воды в рот набрала, – улыбается, безобидно щёлкая меня по носу.

Мило…

– Вам улыбка идёт, – вдруг выпаливаю, почувствовав себя необычайно комфортно рядом с ним. Весь день он был строгим, кидал испепеляющие взгляды. И опять таким становится. Кашляет в кулак, делая морду кирпичом.

– Домой собирайся.

– А что с ними теперь будет? С Мишей и Славой…

– Ничего, – выпаливает. А следом летит жёсткое: – Хотя пару нарядов вне очереди надо было поставить.

Ого, даже так?

– Вы добрый… Спасибо!

– Себе скажи «спасибо», – разворачиваясь ко мне, брякает ключами от машины. – Твоё упрямство их спасло. И преданность товарищам тоже.

Расплываюсь в улыбке.

– А ещё волосы у тебя красивые.

Непроизвольно трогаю их. Правда? Мне говорили только, что они длинные. Но что красивые – нет.

– Обычные волосы, – хмыкаю, пытаясь скрыть смущение.

– Когда каждый день видишь полу-лысых мужиков, поверь, Рапунцель, обычными они не кажутся.

– Забавно, – смеюсь кокетливо. – Тогда ладно. Приятно-приятно. Но на этой ноте я побегу. Домой надо.

– Надо… Идём!

И направляется на выход из кабинета.

– Отвезу тебя домой. Далеко ехать?

– Вы же спать хотели… – растерянно напоминаю ему.

– Хочу. Но сама ты отсюда не уедешь.

– Такси заказать могу.

– Как? Стационарный телефон показать, где?

– А… А вы свой не дадите? – понимаю по лицу, что нет. – А мои вещи? Можно их забрать?

– Подруга твоя уже забрала.

Выдыхаю, хватаясь за сердце. За телефон мама убьёт.

– Форму потом верни, – бросает мне через плечо.

– А, сейчас, – хватаю за ворот рубашки, расстёгиваю верхние пуговки.

– Э, нет, – останавливаясь на пороге, поворачиваясь ко мне лицом. Бежит взглядом по моему телу. – Нудистка, давай без концертов.

Рапунцель, нудистка… Да у него богатый словарный запас.

– У меня одежда там моя под ней…

Воняю, наверное, капец. Несмотря на работающий кондиционер в кабинете.

– Всё равно. Дома переоденешься. Постираешь, вернёшь.

– Это считается как приглашение? – шучу, огибая его и шагая рядом. Хочу рассмешить этого робота! Он такой красивый, когда улыбается! – И как повод прийти ещё раз?

– Как хочешь, – безразлично кидает.

Сухарь…

Хмыкаю, но не сдаюсь.

– Кстати, когда делаете комплименты, надо улыбаться, – прикладываю пальцы к уголкам своих губ и тяну вверх. – Вот так.

Он мельком бросает на меня взгляд.

Чуть не закатывает глаза. Но вижу, как он борется с собой, едва не сдавшись.

Ну, ничего, завтра уж я точно заставлю его улыбнуться.

***

На следующий день я снова прихожу в казарму. На этот раз одна, без подруги. На КПП меня пропускают после звонка Соболеву. И я, вся важная, с гордо поднятой головой и одетая чуть ли не в паранджу, шагаю вперёд – на этот раз без окольных путей, а по основному маршруту. Прохожу мимо тренирующихся солдат и выглядываю командира.