Двухместное купе

Ночь. Мчится «Красная стрела» в Санкт-Петербург…

Освещенные окна вагонов проносящегося поезда гаснут одно за другим.

Грохочут колеса состава…

Черными силуэтами мелькают на фоне сизо-фиолетового ночного неба пролетающие мимо кроны деревьев.

Желтыми ниточками струятся назад огоньки далеких и неведомых поселений…

В нашем вагоне, в котором едут В. В. и Ангел, погасли почти все окна.

Кроме окна шестого купе…

И если бы нам удалось приблизиться к рвущемуся вперед вагону и на ходу заглянуть из ночи в это окно…

…мы увидели бы, как могучий Ангел переодевается в веселенькую пижаму и ложится на свою постель, достает из портфеля очки, газету…

…В. В. аккуратненько наливает в стакан немного джина…

…и они продолжают о чем-то очень увлеченно болтать.

Шестое купе Ангела и В. В.

– Когда-то я неплохо знал такой предмет, как «теория полета», – говорил В. В., внимательно разглядывая мощную фигуру Ангела. – И путем нехитрых прикидок: массы вашего тела – килограммов девяносто, «силы тяги» для такого веса, оптимальных «углов атаки» крыла, вектора «подъемной силы» с учетом возможного «лобового сопротивления», – размах ваших ангельских несущих плоскостей – то бишь крыльев – должен быть не менее пяти метров! Если вы, конечно, действительно настоящий Ангел…

– Ну что за чушь, Владим Владимыч?! – проговорил Ангел, надевая очки и укладываясь. – От силы два – два с половиной метра…

В. В. отхлебнул джин из стакана, возмутился:

– Что вы мне вкручиваете? Это на ваши-то девяносто килограммов веса?!

Ангел приподнялся на локте, посмотрел на В. В. поверх очков:

– На какие девяносто? Когда крылья мне были положены по штатному расписанию, во мне было всего сорок – сорок пять кило… Я был ребенком. Что-то вроде сегодняшнего пятиклассника. А вы – «пять метров», «пять метров»… В то время мне такими крыльями и не взмахнуть было бы!

В. В. молча, в упор посмотрел на Ангела и подумал: «Или этот сукин сын вешает мне лапшу на уши, или…»

– Никто вам лапшу на уши не вешает! – недовольно сказал Ангел. – Вы спросили – я ответил.

Тут В. В. совсем обозлился:

– Немедленно прекратите демонстрировать мне свои паранормальные фокусы! И не смейте подглядывать за моими мыслями!!!

– Да ради всего святого, – досадливо ответил Ангел и уткнулся в отдел происшествий «Московского комсомольца».

– Простите… – устыдился В. В. – Я, наверное, слегка перекушал.

– Да нет же, – сказал Ангел. – Вы на удивление в прекрасной форме. Но когда вы начинаете выдумывать обо мне всяческие небылицы, да еще и пытаетесь обосновать их своей примитивной теорией полета, которая ко мне не имеет никакого отношения, я просто обязан уберечь вас от ваших же заблуждений. В конце концов, это мой профессиональный долг!

– Какой еще «профессиональный долг»?! – удивился В. В.

– Обыкновенный. Ангельский. Так сказать, долг нормального ангела-хранителя.

В. В. плеснул себе немного джина в стакан и, словно впервые осознав, кто его сосед, осторожно спросил:

– Слушайте… Так вы что… В самом деле? Этот… Ну как его? Ангел?!

Ангел отложил газету, поднял очки на лоб, посмотрел на В. В. голубыми, широко расставленными глазами. Ответил негромко, внимательно наблюдая за реакцией В. В.:

– Да, я – профессиональный Ангел. Но не в классическом представлении образа, который веками складывался у верующих и страждущих. Кстати, в образе которого я и сам пребывал почти тринадцать земных лет, когда беззаветно служил Единой Вере и был одним из лучших учеников Господа. Пока не усомнился в его непререкаемой канонической правоте…

В. В. выпил, потрясенно пробормотал:

– Батюшки-светы!.. Так вы еще и отступник?! Так сказать, Ангел-расстрига?.. Ничего себе уха!

– А что вас так удивляет, Владим Владимыч? – глядя на В. В. поверх очков строгими голубыми глазами, сказал Ангел. – Чем вас так поразило мое «отступничество»? Что вас так шокировало во мне – рядовом Ангеле, когда на ваших глазах происходит такое всеобщее и великое «вероотступничество», которого никто даже и предположить не мог! Так что мой пример должен вас только позабавить, не более. Что это может вас так удивить, когда официально открыт ежедневный сезон охоты друг на друга, в котором гибнут сотни тысяч людей во всем мире, а виноватых в этой кровавой бойне охраняет такое количество натасканных волкодавов, что к ним и не подступиться… Разве только внутри их собственной стаи один перегрызет глотку другому своему собрату по общему воровскому делу. А вас не удивляет, что все эти ребята, будто по команде, стали истерически возводить храмы Господни, неумело креститься, кликушествовать со свечечками в руках и фальшиво отпевать ими же убиенных?.. И уж коль все это происходит на ваших глазах, дорогой Владим Вдадимыч, чего уж вы так поразились моей утрате веры во всемогущество Господа?

– Да слышал я это уже все, Ангел! – раздраженно ответил В. В. – Сотни раз слышал… От ленинградских и московских приятелей, от нью-йоркских, лос-анджелесских и мюнхенских эмигрантов, от себя, любимого, наконец!..

– Так если это для вас не новость, какого же… извините! …вы так взъерепенились?

В. В. злобно приподнял бутылку: джина там оставалось на донышке – сантиметра два, не больше.

– Доступно объясняю! – потряхивая почти пустой бутылкой, нервно проговорил В. В. – Мне неприятно, что вы – молодой, здоровый парняга – несете мою страну по пням и кочкам и этак укоризненно поглядываете на меня своими голубыми глазками. Дескать, перед вашими очами, уважаемый Владимир Владимирович, все это происходит, а вы в это время сидите в своем чистеньком, ухоженном Мюнхене, в ус себе не дуете и сочиняете сказочки про говорящих котов!..

– А вас действительно в этом мире все так уж устраивает?

В. В. был достаточно пьян и поэтому резко ответил Ангелу:

– Это вы, сударь, спустились к нам на землю откуда-то из-под заоблачных высот, а я тут семьдесят пять лет прожил!.. Так что мои претензии к моей стране посерьезнее ваших! Только не вздумайте мне пудрить мозги и утверждать, что все это вы осознали и ощутили в себе еще в щенячье-ангельском возрасте Божьего пятиклассника сорока килограммов весом. А то, помню, в Мюнхене на радио «Свобода» я встречал одну бывшую мосфильмовскую поблядушку забальзаковских лет, которая всерьез убеждала всех, что ненависть к советской власти и ко всему русскому она почувствовала еще в детском саду, сидя на горшке…

Вот тут Ангел утратил свою интеллигентную сдержанность и мягкость. Он сдернул очки с носа и захохотал. Даже закашлялся от смеха.

От этого ему пришлось подняться и сесть напротив В. В.

– Нет, правда?!. – в восторге спросил он.

– Правда, правда, – проворчал В. В., выливая остатки джина в стакан.

– Яблочко. – Ангел глазами показал на разделявший их столик.

Там лежало большое прекрасное целехонькое яблоко!

– Вам бы в цирке работать, – проворчал В. В. и выпил, закусив этим неизвестно откуда взявшимся яблоком.

– Для цирка эти трюки мелковаты, – возразил Ангел.

В. В. с сожалением опустил пустую бутылку под столик, осторожно спросил:

– А выпивки вы не могли бы мне грамм сто спроворить? «Бифитер» не обязательно. Можно «Гордон», можно и подешевле… А то у меня тут еще пол-яблочка без дела завалялось.

– Нет, – мягко улыбнулся Ангел. – Алкоголь у нас обычно идет по… несколько иной линии. Я бы сказал – по противоположной.

В. В. отставил в сторону пустой стакан и настырно заявил: