Двуликая особа

– Ну не скажите! Вон папин коллега Сатаев с вас прямо глаз не спускает, – обнаружил Валька недетскую проницательность.

– Теть Сань, а он ведь холостой, ага, – хитро подключился брат.

– На всех холостых, драгоценные мои, меня одной не хватит, поэтому рекомендую от видика не отвлекаться.

– Напгасно, напгасно, Сатаев недугён, весьма недугён, – закартавил Валька.

– Зря вы, Александра Михайловна, нами, мужиками, бросаетесь, – вступился Симка за свой пол. Он хотел поделиться еще какой-то мудростью, но его прервала шумная компания.

– Шур! Хочу музыки! Но-о-сталь-жи-и-и! – нещадно фальшивил хозяин дома.

Компания расположилась тут же.

– Давай, Андрюха, про тополь! – голосил страдающий ностальгией Григ.

Андрей перебрал струны пальцами, и гитара запела, и полилась песня, простенькая, немудреная, из далекой юности:

Там, где клен шумитНад речной волной…

Андрей и Саша пели двухголосьем, выворачивая душу наизнанку. Не проняло только Сатаева:

– А при чем тут тополь? Сказали, про тополь петь будут!

Симка и Валька переглянулись.

– Нет, объясните, а где здесь про тополь! – Сатаев жаждал справедливости.

– Зря мы его Шуре сватали, – как на глубоко больного смотрел на упрямца Симка.

– Точно, туговат на голову, – согласился Валька, – пусть уже сидит, про тополь ждет.

Сатаев впервые попал в эту компанию, которая собралась около двадцати лет тому назад, а то и больше, в круг друзей, где понимали друг друга с полуслова, и даже если слова были не те. Какая разница – тополь или клен, главное, что песня именно та самая.

По домам разошлись в двенадцатом часу, а бывало, что досиживали и до утра. Но завтра Ольге надо было в «Кратер», копаться в бухгалтерских летописях, Саше необходимо было отпустить туда же Брутича и, следовательно, явиться к Арине, а мужикам выпала доля испытывать сладость солидарности. Идти решили пешком. Лунный свет отражался от снега, морозец был мягкий и незлой.

– Посмотрите, хорошо-то как! Уже и до Нового года ждать недолго.

– Оль, ты у нас зайчихой будешь, посмотри, как тебя публика принимает!

– Вот еще! Я уже напрыгалась, надо вносить разнообразие, – возмущалась Ольга.

– Оля, будешь! Ты была зайцем, а будешь зайчихой, это огромная разница! Время еще позволяет, так что вживайся в образ.

Так, болтая ни о чем, дошли до дома Базилей. Распрощались тепло. Дальше Александру провожал Игорь.

– Ты чего это так поскучнел, отдыхать устал?

– Я, Саша, думаю.

– Это ты зря, тебе все равно думать нечем, – подкусывала приятеля Санька.

– А пустой головой думается легче, – не обижался тот, – для мыслей больше места.

– Солнышко мое, Игорек, у тебя всегда только одна мысль, и на фига ей такое пространство, как твоя голова, она и в грецком орехе может уместиться.

– Крушинская, вредная ты баба. Прямо Снежная королева какая-то! Возьми вот меня к себе в Каи. Я тебе за Баксом ходить буду, на выставки его таскать стану, шерстку выщипывать.

– Изувер! Кота не дам! А ты себе молоденьких ищи. Хотя, подожди! Ты же у меня соловьем разливался, все рассказывал, какая у тебя фемина обязанности жены исполняет!

– Это Катька, что ли? Тоже мне – фемина! – фыркнул Игорь. – И никакие обязанности она не исполняет. Я одного понять не могу, зачем молодые девахи к мужикам взрослым липнут? Ведь вроде молоко на губах, как Ленка у Ольги, а прилипнет – не отдерешь!

– А это они твою тягу к семье чуют. Ну, до встречи, ухажер! – Санька вошла в подъезд и, стуча каблучками, поднялась на свой этаж.

Утром, едва Александра привела себя в надлежащий вид, в дверь позвонили. На пороге стоял Линчук Аркадий Юрьевич.

– Здравствуйте, Александра Михайловна, – его тон был строгим и казенным. – Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

– Хорошо, проходите, только задавайте побыстрее, а то я на работу могу опоздать.

Линчук расположился за столом основательно, похоже, скорая беседа в его планы не входила.

– Скажите, как давно вы знаете семью Захаровых?

– Женя Захаров учится в нашей школе с сентября прошлого года, с тех пор с ним и знакома, знаю, что у него с матерью недавно несчастье случилось. Я, кстати, приходила к вам по этому поводу… Ну, чтобы вы провели расследование на должном уровне, я понимаю, это звучит нелепо.

Под серьезным взглядом серых глаз Саша чувствовала себя неуютно.

– А кого еще вы знали из этой семьи?

– Видите ли, я до четырех часов работаю гувернанткой у девочки, которая живет в этом же подъезде, поэтому приходилось встречаться и с матерью Жени, и с его сестрой, но близкого знакомства не получалось. Ирина Николаевна не одобряла Женино решение учиться вечером, ну и со мной особенно общаться не собиралась. А так… С Таней даже разговаривать не приходилось, правда, наслышана о ней…

Александра послушно старалась как можно полней отвечать на все вопросы, а их у Линчука было немало. Саша искренне считала, что сегодняшний визит ответственного сотрудника – это результат ее похода в милицию и товарищ всерьез работает над делом Захаровой Ирины Николаевны. Линчук полез в портфель, вытащил фотографию и положил перед Сашей:

– Вы узнаете, кто это?

Александра взяла снимок, и будто кто-то жесткой рукой перекрыл ей дыхание. Под почерневшими кустами, на голой земле лежала, согнувшись, Таня Захарова с темной полосой на шее. Страшное лицо и неестественная поза говорили больше, чем слова.

– Это Таня Захарова, – не слыша самой себя, проговорила Саша.

– Да, она погибла где-то во вторник, вы не могли видеть ее в этот день?

Александра помотала головой:

– Я не видела ее уже… уже, наверное, больше недели. Слышала, что Женя с ней собирался ехать на лечение, деньги собрал, думал, что поможет…

– Видите ли, в чем дело, – Линчук мялся, – в кармане куртки убитой был обнаружен листок из записной книжки… с вашим адресом. Вы не знаете, как он мог попасть к Захаровой?