Двуликий Берия

Факт угощения папиросами подсудимых в перерывах судебного заседания подполковник Керзон отрицает. Старший следователь Особого отдела Некрашевич заявил, что один раз он угощал подсудимых папиросами. Секретарь Военного Трибунала Зайцев утверждает, что делал это систематически старший следователь Некрашевич и дважды — подполковник Керзон».

Общий вывод, к которому пришел Щербаков в своем докладе, сводился к следующему: «Донесение на Ваше (Сталина. — Б. С.) имя командующего 7-й Отдельной Армией генерал-майора Крутикова в части, касающейся конкретных фактов извращений в работе Особого отдела Армии — в основном правильно. Что касается обобщений, имеющихся в донесении, то они являются неправильными.

Проверка показала, что по ряду шпионских дел обвинения были построены только на признаниях самих подсудимых. Однако сделанное в донесении командующего обобщение о том, что общей чертой большинства шпионских дел являлось полное отсутствие объективных доказательств и что все обвинения в шпионско-диверсионной работе были построены на признании самих подсудимых — является неправильным. Особый отдел 7-й Отдельной Армии в общем проделал значительную работу по разоблачению немецкой и финской агентуры, и утверждать, что все обвинения в шпионско-диверсионной работе были построены только на признании самих подсудимых, — неправильно.

Обобщение, сделанное в донесении командарма 7-й Отдельной Армии о том, что органы следствия не принимают мер к розыску и аресту резидентов иностранных разведок — не точно. Так, из 30 агентов и резидентов, прошедших по показаниям подсудимых за 1942–1943 годы — 5 разыскано и осуждено к ВМН (интересно, сколько среди них было таких, как Никулин? — Б. С.).

Таким образом, проверка работы Особого отдела 7-й Отдельной Армии показала, что в работе Особого отдела армии и Особых отделов соединений имели место крупные и серьезные недостатки, а также извращения. Конкретными виновниками являются:

Заместитель начальника Особого отдела 7-й Отдельной Армии, он же начальник следственной части — подполковник Керзон.

Старший следователь Особого отдела Армии старший лейтенант Ильяйнен, по национальности финн (очевидно, по мнению начальника ГлавПУРа, национальность усугубляла вину следователя. — Б. С.).

Старший следователь Особого Отдела Армии капитан Седогин (у этого хоть с национальностью было все в порядке. — Б. С.).

Следователь Особого отдела 162-го укрепрайона капитан Изотов.

Оперуполномоченный Особого отдела 162-го укрепрайона Соловьев.

При этом установлено, что если ошибки в работе таких людей, как Седогин, Изотов, Соловьев, Николаев (убит) могли явиться результатом неопытности и являются действительно следственными ошибками, то ошибки в работе Керзона и Ильяйнена являются извращениями, продиктованными карьеристическими соображениями. В этом особенно убедило меня нечестное поведение Керзона. По делу Никулина и Шведова — Керзон заявил мне, что его «подвел следователь», что Никулина он допрашивал много раз. Керзон вначале говорил, что обвиняемых для инструктажа в следственную часть не вызывали, потом сказал, что вызывали, но что это делали следователи без его ведома и т. д. Таким образом, Керзон врет и запирается в мелочах, а после этого трудно ему верить и в более серьезных делах.

Начальник Особого отдела 7-й Отдельной Армии полковник Добровольский плохо контролировал следствие и слишком многое передоверил Керзону.

Следует отметить, что при расследовании материалов Военного Совета Армии некоторые работники Особых отделов или отрицали уже установленные факты, или их всячески смягчали и смазывали остроту, придерживаясь принципа «не выносить сор из избы». Даже начальник Особого отдела т. Добровольский заявил: «И зачем надо было беспокоить товарища Сталина, сказали бы мне, все бы на месте исправили и устранили».

Надо отметить еще один принципиальный недостаток в работе карательных органов 7-й Отдельной Армии — это фактически отсутствие прокурорского надзора за следствием со стороны военного прокурора полковника юстиции Герасимова и его помощника майора юстиции Васильева. Герасимов самоустранился от надзора, свалив эту деятельность на своего помощника Васильева. Васильев же, а также прокуроры соединений в значительной мере штамповали обвинительные заключения, не входя в суть вопроса.

В работе Военных Трибуналов имела место перестраховка, боязнь взять на себя всю полноту ответственности (за оправдание лиц, подозреваемых в шпионаже и других контрреволюционных преступлениях. — Б. С.) при рассмотрении дел. Доказательством этого является большое количество неутвержденных приговоров Военных трибуналов командирами соединений, Военным Советом и Военной Коллегией. Так, за 1942–1943 годы из 1529 приговоров к ВМН — 577 приговоров, или 37 процентов — ВМН заменены лишением свободы. Во многих случаях эти изменения явились результатом фактического помилования осужденных, но в ряде случаев эти изменения явились результатом несогласия по существу дела. Среди работников Особых отделов (ныне «СМЕРШ») много неопытных, малограмотных людей. Этот недостаток следует поправить переводом нескольких тысяч политработников в органы контрразведки».

В заключение Щербаков предложил проект приказа, который Сталин и издал от своего имени, предварительно внеся в текст некоторые коррективы. Начальник ГлавПУРа считал, что Седогина, Изотова и Соловьева надо в наказание направить в действующую армию. Иосиф Виссарионович действующую армию заменил на штрафной батальон при Начальнике Тыла Красной Армии. Ведь бывшие следователи Особых отделов считались носителями совершенно секретной информации и на фронте могли попасть в плен или, того хуже, перебежать к врагу. По этой же причине Керзона и Ильяйнена отправили не в штрафной батальон, а в ГУЛАГ. В составе же тылового штрафного батальона осужденным особистам, скорее всего, пришлось заниматься такой опасной работой, как разминирование минных полей, и разборкой завалов, образовавшихся после бомбежек.

Иосиф Виссарионович не утвердил также предложение перевести Добровольского и Герасимова в другую Армию, зато вынес им не просто выговор, а выговор с предупреждением. Была ужесточена и мера наказания майору Васильеву. Его Сталин решил снизить не только в должности, как предлагал Щербаков, но и в звании (РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 461, лл. 17–35).

Бросается в глаза, что за безобразия, творившиеся в Особых отделах 7-й Отдельной Армии, были наказаны только люди, занимавшие второстепенные должности, в сущности — стрелочники. Главные начальники, Добровольский и Герасимов, отделались, в сущности, легким испугом. Председатель же трибунала армии Севостьянов, послушно проштамповавший сотни сомнительных приговоров, в тексте приказа и вовсе не упоминался. А ведь он вынес оправдательный приговор красноармейцу Ефимову и выразил сомнение в доказанности обвинений по нескольким ранее рассмотренным шпионским делам только после того, как командующий армией генерал Крутиков направил донесение Сталину о непорядках в работе Особых отделов. В противном случае Севостьянов продолжал бы вместе с Особым отделом обрекать на смерть невинных людей.

Но Сталина судебные инстанции и правовые нормы вообще волновали мало. Неслучайно в приказе от 31 мая 1943 года приговор Керзону и Ильяйнену был прямо предрешен. Особому совещанию прямо предписывалось осудить их на 5 лет лагерей еще до всякого рассмотрения дела. Главными виновниками происшедшего Сталин и Щербаков решили сделать людей с иностранными фамилиями (может, подозревали подполковника Керзона в родстве со знаменитым лордом Керзоном?). Это тоже не было случайностью. Именно в годы Великой Отечественной войны, а особенно после Сталинградской победы, закладывались основы будущей кампании по борьбе с «космополитизмом». Тот же Щербаков еще 17 августа 1942 года получил записку начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александрова, где выражалось беспокойство по поводу того, что «в управлениях Комитета по делам искусств во главе учреждений русского искусства оказались нерусские люди (преимущественно евреи)… В Большом театре Союза ССР, являющемся центром великой русской музыкальной культуры, руководящий состав целиком нерусский… Такая же картина и в Московской государственной консерватории, где директор — Гольденвейзер, а его заместитель — Столяров (еврей). Все основные кафедры консерватории возглавляют евреи… Не случайно, что в консерваториях учащимся не прививается любовь к русской музыке, русской народной песне и большинство наших известных музыкантов и вокалистов (Ойстрах, Э. Гилельс, Флиэр, Л. Гилельс, Гинзбург, Фихтенгольц, Пантофель-Нечецкая) имеют в своем репертуаре главным образом произведения западноевропейских композиторов». Георгий Федорович предлагал «разработать мероприятия по подготовке и выдвижению русских кадров» и «провести уже сейчас частичное обновление руководящих кадров в ряде учреждений искусства». В рамках этого обновления 19 ноября, в день начала советского контрнаступления под Сталинградом, было заменено руководство Московской консерватории. «Космополита» Гольденвейзера сменил «славянин» Шебалин. А 24 октября на имя Щербакова поступило предложение председателя Комитета по делам кинематографии И.Г. Большакова не утверждать на роль «русской княгини Ефросиньи» в фильме Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный» актрису Фаину Раневскую, поскольку «семитские черты у Раневской особенно ярко выступают, особенно на крупных планах». И ведь не утвердили! Правда, по иронии судьбы, заменили Раневскую на актрису, также не отличавшуюся «расовой чистотой», — Серафиму Бирман. В июле 1943 года поста главного редактора «Красной Звезды» лишился Д.И. Ортенберг, которому несколькими месяцами раньше Щербаков выговаривал за то, что в редакции «слишком много евреев», и потребовал их число немедленно сократить. Давида Иосифовича не спасла даже дружба с Мехлисом.

Поэтому неудивительно, что из Керзона и Ильяйнена сделали «козлов отпущения». Это вполне вписывалось в рамки одобренной Сталиным политики.

В приказе Сталина ничего не говорилось о конкретных методах ведения следствия, практиковавшихся СМЕРШем. Он и Щербаков прекрасно знали, что иными методами люди Абакумова работать просто не умеют. Начальник ГлавПУРа также прекрасно понимал, что на самом деле в своих обобщениях командарм Крутиков совершенно прав, но твердо придерживался старого партийного принципа — нельзя обобщать «нетипичные явления», а проще говоря, те, которые шли вразрез с марксистско-ленинской теорией и взглядами Сталина. Если признать, что органы контрразведки 7-й армии с начала войны так и не поймали ни одного шпиона, придется или ликвидировать, или коренным образом менять всю систему органов контрразведки, которая сама — плоть от плоти и кровь от крови советской партийно-государственной системы. А покушения на устои ни Александр Сергеевич, ни Иосиф Виссарионович допустить не могли. Напротив, Абакумов, с самого начала войны руководивший столь бесславной работой Особых отделов, на некоторое время стал одним из сталинских фаворитов и после войны возглавил Министерство государственной безопасности.