Дядя Фёдор, пёс и кот. Полное собрание

— Может, романсы? — пытает Матроскин.

— И не романсы вовсе.

— Так что же она такое поёт? — спрашивает дядя Фёдор.

— Вот пойдём на концерт и всё узнаем, — рассердилась мама.

Потом медленно они пили чай со сливками. Матроскин угощал родителей пышными булочками. А Шарик показывал им свои фототрофеи за последний месяц.

— Я сейчас натюрмортами увлёкся. В стиле импрессионизма. Вот смотрите — это что?

— Подсолнух в траве, — говорит папа. — Очень сочная картинка.

— Нет, — говорит Шарик. — Это не подсолнух в траве. Эта работа называется — «Жёлтое на зелёном».

— А это? — спросил папа про два таких же подсолнуха в траве.

— Эта работа называется «Два жёлтых на одном зелёном».

— А эта работа, — сказал папа, посмотрев очередную фотографию, — наверняка называется «Четыре жёлтых на одном чёрном»?

— Нет, — возразил Шарик. — Эта работа называется «Яичница из четырёх яиц на сковородке». Это реалистическая работа.

И наконец, когда всеми новостями обменялись, родители спросили:

— Ну, так зачем вы нас вызывали?

Дядя Фёдор всё рассказал родителям и про письма подмётные, и про клад, и про связанную бабушку с сарделькой во рту.

Мама сразу потребовала:

— Давайте клад смотреть.

Как они выдвинули сундук из-под кровати!

Как открыли его! Как там засверкали камни разные и бриллианты!

Мама так и ахнула:

— Ах, мне бы такие! Я бы в нашем обувном отделе самая красивая стала.

— Почему только в обувном отделе? — удивился папа. — Ты бы и бельевой отдел захватила, и колготковый.

— Нельзя эти украшения брать, — сказал дядя Фёдор.

— Почему?

— Потому что они нам не принадлежат.

— А кому они принадлежат? — спрашивает мама.

Стали разбираться.

— Наверное, разбойникам, — говорит Шарик. — Ведь это они всё награбили. Отняли у помещиков и капиталистов.

— Нет, — говорит папа. — Это принадлежит тем людям, у которых эти драгоценности отняли. То есть помещикам и капиталистам.

— Это принадлежит государству, — сказал дядя Фёдор.

— А при чём тут государство? — удивляется мама. — Вот вы сами подумайте. Разбойники ещё туда-сюда — они эти драгоценности грабили. Помещики и капиталисты тоже туда-сюда, они эти драгоценности наживали. Вы с дядей Фёдором эти драгоценности нашли. А государство что делало?

— Надо разделить всё на три части, — говорит Шарик. — Между грабителями, помещиками и нами.

— А что государству? — спрашивает папа.

— Сундук.

Глава тринадцатая Известия из музея

Скоро на имя профессора Сёмина пришло письмо из краеведческого музея от директора Сиделкина.

Сёмин письмо взял и к дяде Фёдору пошёл его вслух читать.

Все собрались: и папа, и мама, и дядя Фёдор, и Шарик с Матроскиным.

Профессор Сёмин читал:

«Дорогие друзья краеведы!

Вас очень интересовала судьба потомков Хлопка Косолапа, известного грабителя и душегуба. Вот что удалось мне узнать из наших архивов. После русско-японской войны 1905 года правительство решило навести твёрдый порядок. Были созданы специальные части для борьбы с разбойниками и революционерами».

— Это, что ли, одно и то же? — спросила мама.

— Это близкие понятия, — ответил папа.

Профессор Сёмин дальше читал:

«Разбойничья шайка Хлопка Косолапа была загнана в Простоквашинские леса и ликвидирована. Самого Хлопка Косолапа сослали на остров Сахалин на каторгу».

— Туда ему и дорога, — сказала мама.

— Посмотрим, куда эта дорога его приведёт, — возразил папа. — Письмо-то длинное.

Профессор читает:

«После 1917 года многие бывшие преступники шли работать в органы правопорядка, потому что они считались не разбойниками, а экспроприаторами. То есть людьми, которые отбирают ценности не из жадности, а из чувства справедливости».

— Как это понимать? — спросила мама.

— Очень просто, — объяснил папа. — Если бандит просто отбирает деньги или там вещи у людей, это просто бандит. А если он грабит в знак протеста, что кругом богатые, а он бедный, это не бандит, это уже революционер.

— Значит, карманный воришка, который часы в автобусе украл, тоже революционер? — спрашивает дядя Фёдор.

— По крайней мере, если он себя таким считает.

Матроскин даже разволновался:

— Я б таких революционеров! Они бы у меня попрыгали! Я бы их в порошок растёр! Я бы их по стенкам размазал!

— Такие меры законом не предусмотрены, — успокоил его папа.

Профессор продолжал:

«Фамилия Косолап — очень редкая. И она легко отыскивается в старых документах, в частности в газетах».

— Молодец директор Сиделкин, глубоко копает, — сказал Матроскин.

Все с возрастающим интересом слушали дальше:

«В газете «Простоквашинские ведомости» за 1919 год есть публикация: «Вчера группа сотрудников под руководством Хлопка Косолапа провела рейд по выявлению вредных элементов по улице Набережной. Список задержанных прилагается».

— Он уже начальником стал, — говорит мама.

— Читаем дальше, — сказал профессор и продолжил:

«В газете «Простоквашинская правда» за 1933 год есть интересное сообщение: «На днях состоялось отчётное собрание актива города Простоквашинска. В президиуме сидели Буйнов К. К., Дробинин В. М., Кухарский М. М. и Косолап Х. И.»

Внизу была приписка:

«Всё, дорогие друзья. Больше никаких сведений о судьбе Хлопка Косолапа найти не удалось. Дальше пошли очень сложные годы в смысле поиска документов. Многие люди уезжали, многие меняли фамилию. Ещё сообщаю вам, мои дорогие друзья, что нам удалось кое-что сделать для музея. Мы подняли общественность города и соседних деревень и отстояли все музейные усадьбы — Щелкалово, Юсупово и Кара-Мурзиное, то есть усадьбу Кара-Мурзы.

Как видите, с энтузиазмом у нас хорошо, очень трудно со средствами. Ваш директор Сиделкин».

И ещё раз какая-то интересная мысль сверкнула в голове дяди Фёдора, но он не успел схватить её за платье.

Глава четырнадцатая Эстрадный концерт в селе Троицком

К концерту знаменитой певицы все стали готовиться загодя.

Мама поехала в Простоквашинск делать причёску.

Папа собственноручно выгладил костюм.

Шарик до блеска начистил своё фоторужьё.

А дядя Фёдор и Матроскин решили на концерт не идти: