Дьявол и город крови 2: кому в Раю жить хорошо…

– Осторожность! – поправил Дьявол, ничуть не обидевшись. – Ведь и в человека заложены предостережения, что не стоит делать то, что может его убить. А откуда я это взял? Да из собственного опыта! Манька, меня Небытие со всех сторон окружает! Ты хоть представляешь, сколько живых и зверей, и людей ко мне прицеплены? Если из каждого полетят образа Богородиц, Спасителей, иже с ними святые и родственники, я истаю в тот же миг! А на Небе самое что ни на есть Бытие. Там текут реки, там бродят огромные стада животных, там растут деревья. Небо лежит от края до края, и человек, или любое другое существо, которое можно назвать человеком, в мгновение ока переносится из одного места в другое, черти шныряют по всей земле, собирая горячие новости… В общем, жизнь и на том свете достаточно яркая и насыщенная.

– А водяной как об этом знает? Он сказал, что прекраснее места нет.

– Он одной ногой стоит на Небе, другой на Земле. Точно так же, как избы.

Манька тяжело вздохнула, понимая, что вход на Небо ей заказан. Вампиры прикрутили ее сначала к этой жизни, потом к Аду, а потом к Бездне.

– А если земля вынута из Бездны, почему ты о себе говоришь, что пострадал?

– Это я после понял, что земля не совсем я, когда обнаружил еще одну материю – красную глину, из которой лепятся сознания. Не до конца убитое сознание, но уже не мое. Я сначала думал, что это тоже земля. Но, понаблюдав за нею, заметил, что она не такова. Она могла дрейфовать в земле, и земля ее никак не ощущала, а она землю. Она не заключена в землю, как я – она сама по себе. А когда я пытался ее расшевелить, она думала о себе «Я» и замечала за собой какие-нибудь состояния. А в том месте, где она соприкасалась с Бездной, убивалась окончательно, превращаясь в новую землю. Нетрудно догадаться, что когда-то она была мной. А самое интересное ее свойство, сколько ее не отрываешь, каждая частичка осознает свое «я», а если вдохнуть в нее силы, родит пространство вокруг себя. А если что-то слепить из земли и сунуть эту частичку внутрь, объект становится живым. Сама по себе красная глина – бестолковая. Чтобы сделать ее умнее, приходится программировать через землю. По сути, человек – это две твари в одном графине, которые учатся друг у друга на расстоянии. Только так смог заставить ее стать как я, абстрактно анализирующей объективную реальность. Я не могу сказать, что я материален, а она стала материальной, но не настолько, чтобы считать ее землей. Она материальна для меня, но не для земли, и не для вас, и, если ее не подзаряжать, она снова погружается в вечный сон – без снов, без чувств, без ощущения времени пространства.

И, наконец, подытожил: если я умер, остался калекой, заканчиваю дни убогим, я должен дать себе еще один шанс.

В целом, она, то есть я, оказался очень дружелюбным. И первая моя мысль была сделать еще одного меня. Но затея не увенчалась успехом. Чтобы стать мной – надо заключить себя в землю, а она не способна противостоять Бездне. Она не чувствовала землю, как я, не умела произнести слово, она оказалась даже менее интеллектуальной, чем земля, которая быстро накапливала информацию о самой себе, через меня – так у меня появилась память.

Печально взирал я на себя обгоревшего. Многие миллионы лет красная глина валялась бесхозной, пока однажды мне не пришло в голову создать живое существо. Идея оказалась удивительно удачной. Я внезапно понял, что могу смотреть на себя ее глазами.

Меня охватила глубокая радость. И уже тогда я начал подумывать создать мыслящее существо, с которым бы смог разговаривать, которое вернуло бы красную глину в первоначальное состояние, или, по крайне мере, приблизило бы ее ко мне. Мое пространство не такое, как ваше, я могу слепить все что угодно, и оно будет материальнее, чем твои мучители. Я стал мечтать о блохе, которая прыгала бы по мне и восхищалась мной, а я буду жить с ней в любви и согласии.

Наивные помыслы…

Первый человек и первая женщина не имели между собою ребра. Я дал им много красной глины, я запрограммировал их на многое, придумал логику и даже память, но получились высокоразвитые существа. Которые мало чем отличались от животных. Их не тянуло друг к другу, они не чувствовали друг друга, не злые, но и не добрые – как камни. И абстракционизмом от них не пахнет.

И тогда стал думать, как оставить их самостоятельными и в то же время мудрыми. Пришел к выводу – устроить надо по образу себя самого дать им глаза на затылке, которые смотрели бы внутрь. Но, вместо Бездны, пусть будет другой человек, чтобы и у человека была Небесная и Поднебесная, и тогда он будет для ближнего не как Бог, а как друг и брат, и муж или жена, и боль одного позовет другого. А появятся дети, люди будут учить их искать доброе начало.

Манька криво усмехнулась.

– Но тут появился змей, и сказал: обломись, я воду в землю человека, и буду принимать горячее участие в его жизни, и стану ему и женой, и мужем, и Богом. Глина сразу же захотела иметь все то, что у тебя! Небо оказалось под угрозой. И ты проклял глину и переправил ее на другой уровень материальности, змей торжественно был переправлен вместе с людьми в Поднебесную и получил землю человека, чтобы язвить ему пяту, а потом решил, что лучше вообще избавиться и от человека, и от его сожителя.

– Ну, в принципе, так оно и было, – согласился Дьявол. – Человек вышел из грязи в князи и обрел самостоятельность. Я долго пытался научить его жить в согласии, но и у меня не все и не всегда получается. И тогда подумал, а на что он мне? Зато оказалось очень удобно добывать землю: один раз слепил горшок – и пошло-поехало: плодитесь, размножаетесь, подрастаете. Змей – всего лишь информация, которая легко убивается при форматировании земли.

– Получается, что я – это ты? Не в смысле ты, но как бы ты? То есть, я могу прийти к тебе и сказать: вот она я, твоя изувеченная, искалеченная, оторванная от тебя какая-то часть, в каком-то поколении?

– Можешь, если протиснешься через Твердь.

– С другой стороны, получается, люди правильно тебе говорят, что земля должна им принадлежать, это они ее достали!

– Начнем с того, что голову в Небытие сунул я! Заземлил себя тоже я. У моей обгоревшей кожи ума бы ее рассмотреть не хватило. Как говорится, все достается сильнейшему. Сама глина мне по этому поводу претензий не выставляет, лежит себе и очень довольна быть моей частью тела. А твое сознание отстоит от нее на несколько сотен поколений. Имей она хоть чуточку ума, посмотрев на тебя, думаю, она бы перекрестилась: чур меня, чур!

– Ну… получается, что Небытие не совсем пустота? – подытожила Манька.

– О пустоте я не говорил, пустота, это когда пространство какое-никакое есть – именно Ничто. Великое, Безмолвное, Однородное, лишенное всякого Движения и чего бы то ни было. Без Времени, без Пространства, без малейшего желания жить или умереть… Ничто и пустота – две разные вещи. Там, где я, Небытия уже нет. Поэтому представить Небытие даже мне сложно. Я там не был, но смотрел сверху. И теперь не так глуп, обращаясь с Бездной осторожно. Вряд ли я стал меньше, я быстро пришел в себя, но часть меня пострадала, и я не уверен, что, если буду ломиться в Небытие дальше, не стану, как красная глина. Я понятия не имею, сколько от меня убыло, а сколько прибыло. Нет такого инструмента, чтобы меня измерить.

– Получается, что Бездна, хоть и не имеет сознания, Бог больше, чем ты.

Дьявол утвердительно кивнул.

– Бездна – Абсолютный Бог. Я хорошо знаю, что я могу, но я меньше всего знаю, что я такое, и только догадываюсь, наблюдая за вами, каждый раз понимая, что я – не вы. И я клянусь своей немой частью, которая испытала ужасы Бездны, я не приму сторону тех, кто не несет мне Благо. Но самое-то смешное, Манька, что от вампира мне выгоды больше. Я наследую все, что от него останется. Вернее, возвращаю себе все, что дал ему, но с процентом.

– От меня тоже останется, – отрезала Манька. – Будем считать, что я доброволец!

– Это вряд ли… – тяжело вздохнул Дьявол. – Земля не даст удрать такому интеллекту, который прорастает в другие планы, как росток, который нельзя отменить. С тобой не только у вампиров проблемы, у меня тоже.

– Это почему еще? – насторожилась Манька.

Дьявол хитро прищурился.

– Ты меня видишь? А это значит, что сознание твое – живое, и чтобы отправить тебя в Бездну, мне придется ослепить землю. И оставить тебя, тоже не могу. Выбор у меня небольшой: или выжечь из земли тебя, или оставить жить, но выжечь мерзость.