Дьявол и Город Крови: Там избы ждут на курьих ножках

– Интересная версия, – задумался незнакомец. – А сам-то он был счастлив?

– Наверное. Был бы не счастливый, не стал бы людей спасать.

– Значит, ты от счастья подбирала брошенных собак?

– Откуда у меня счастье? Жалко. А так сидим вечером, не одна, и про себя забыла. Только не жили они у меня долго, то потравят, то уведут, – этого она простить односельчанам не могла.

– Значит, это из жалости Спаситель покусился на веру людей и храмы, чтобы завладеть десятиной и сокровищами?

Манька вскинулась, с прищуром взглянув на Дьявола – это он на что намекает? Что она из зависти к Благодетельнице собралась? Да какая же это зависть? Много чувств сошлись на том, что пора тирании положить конец.

– Вы… ты… такие вопросы задаете… – она вдруг поймала себя на мысли, что не меньше других боится уличения в порочащей связи. Да он же толкает ее на кощунство! – Вы, безусловно, не можете быть Дьяволом! – сделала она еще одну попытку образумить незнакомца.

Он ей понравился, не часто к ней относились по-человечески, обращался к ней запросто, на равных, а с ним даже кузнец Упыреев вряд ли рискнул бы говорить пренебрежительно. Но что-то он путает, никто Дьявола Богом не считал, наоборот, пытались объявить преступником – виновником всех человеческих бед. От Дьявола открещивались, одержимые им становились объектом пристального изучения, а тех, кто якшался с ним, еще недавно сжигали заживо. Мало ли других великих людей и богов, на которых можно с гордостью равняться?

– Дьявол – нечистый и жестокий, вы на него ничуть не похожи.

– На себя посмотри! Ногти грязные, волосы войлоком скатались, сама темная, любой бомж смотрелся бы рядом краше, – обличил ее незнакомец.

Манька украдкой взглядом проверила его ногти. Чистенькие. Обточенные и покрытые лаком. И не успела подумать, как его красивые ухоженные руки оказались в дорогих черных перчатках с золотыми пряжками, а в руках невесть откуда вновь появилась лакированная трость из красного дерева, про которую она как-то забыла.

– Это гребешок у меня сломался… – покраснела она. – Там всего два зуба осталось. Крайний левый и крайний правый… – лицо ее пошло стыдливыми виноватыми пятнами. – Ну, не знаю… – неуверенно протянула она, уже начав сомневаться и в том, что Дьявол существует, и в том, что не существует, и что в Аду, и что на земле. Может, и правда не виноват, что люди сходят с ума и бьются в конвульсиях, про нее тоже всякое говорят – людей послушать, так страшнее нее человека не сыщешь.

Но чтобы сам Дьявол….

Заметив ее сомнения, Дьявол щелкнул пальцами. Внезапно сверкнула яркая мощная молния, соединив небо и землю, высветив поле и деревню на краю синим светом, а потом грянул раскатистый железный гром, и на окраине, недалеко от того места, где стояла ее избушка, вспыхнуло и занялось огнем одинокое сухое дерево. Мгновенно! Как пучок сухого мха! От корней до верхушки! А спустя минуту завыли собаки, закричали петухи, и кто-то забил в набат, созывая жителей.

Тишину над полем нарушили встревоженные крики, засветились одно за другим окна домов, рядом с горящим деревом в свете огня заметались тени. Их возгласы прокатывались над полем многократным эхом, и Манька даже узнавала голоса соседей.

– Видела? – довольный собой, спросил незнакомец. – Бесы так не умеют.

Манька утвердительно кивнула, рассмотрев свой домишко. Во взгляде ее промелькнула надежда: может быть, там, в избушке, что-то еще осталось из нужных вещей. Перед уходом она сложила все самое ценное в мешок, а мешок спрятала в каморку под лестницей, и только она знала, что там есть маленькая дверца. По крайне мере, незнакомец мог бы увидеть ее другую, но заметив мечущихся людей, тяжело вздохнула и поникла, отказавшись от мысли заскочить домой.

Лучше бы гребешок подарил… Или ножницы…

И, будто прочитав ее мысли, незнакомец позвал:

– Если уж рядом, отчего родной дом не проведать? Дорога долгая, снимется с тебя не одно платье. Может быть, ложку для меня отыщем. Я на долгое путешествие не рассчитывал.

– Увидят, – Манька опасливо поежилась.

– Эка невидаль! – проворчал незнакомец. – Может, сначала им докажешь, что молиться надо на тебя, а не на Благодетельницу? – он ткнул ладонью в сторону пожарища. – Кого-то в расход, кому-то красного петуха, а еще неплохо парочку колодцев отравить. Замолятся, поверь. Ну, пока не поймают.

Манька представила картину и прыснула в кулак, мысль была интересной. Может, просто не боялись ее? Прислушалась к себе: нет, она любила деревню, уважала односельчан, не желая им зла, часто вспоминая с грустью. Ей хотелось, чтоб и они ее уважали – для того и отправилась она в путь.

– Ладно, не парься, – Дьявол подбадривающе хлопнул по спине. – В конце концов, добро побеждает зло, – он обернулся. – Идешь? – и зашагал прямиком к дому через поле с многолетней травой, на котором трава еще не успела отрасти.

– Иду, – кивнула она, взвалив на себя котомку. Про нее, наверное, забыли давно, а одежда ей нужна, ее-то совсем обветшала и износилась.

Жители, убедившись, что огонь не угрожает домам, быстро разошлись. С утра выгонять скотину, еще не привыкшую пастись на пастбище, собирать детей в школу, ехать на работу. К тому времени, как они оказались на краю деревни, возле догорающего дерева было пусто.

Прибавила шаг, обогнав Дьявола.

– Надо успеть до восхода, не хочу никого видеть, – поторопила она.

– Ну, Маня, не ожидал, что так не захочешь здесь жить, – удивился Дьявол. – Приятная деревенька, бывают хуже. Не били, не пытали, не гнали – святые люди!

– Жить-то я хочу, – призналась она, – но… хочу, чтобы относились ко мне по-другому, как к человеку.

– Они железом не тяготятся, Благодетелей всуе не поминают – вряд ли они изменятся, – с сомнением проворчал Дьявол, открывая ей повалившуюся калитку в огород, пропустив вперед. – А между собой они другие? Не доказано! Горбатых разве что могила исправит.

Глава 4. Начало нечистой мудрости

Выбитые окна избы слепо щерились. Молодые яблоньки и крыжовник выкопали и унесли, зато малина разрослась. Там, где раньше росли картофель и овощи, все затянул осот и сорняки, которые всходили дружно. Манька с жалостью повздыхала: не успела вернуться в срок, теперь придется забыть про огород еще на лето. Зато приветливо встречала цветущая черемуха, роняя белые хлопья лепестков и источая сладкий приторный аромат.

Воры, сняв с петель дверь и забрав инвентарь и инструменты, оставили избу – брать в доме больше было нечего. В горнице развлекалась молодежь или грелись бомжи. На кровати лежали чужие одеяла, на полу и на лавке разбросаны пустые бутылки из-под крепкого вина. Нетопленная печь за зиму просела и обвалилась, и знакомо скрипнули под ногами половицы…