Дьявол на испытательном сроке

— К чему ты клонишь, Пейтон?

— К тому я клоню, Генри, что будь у нас возможность, мы бы ловили всех демонов еще бесами, потому что у них есть возможность повернуть назад. Есть возможность амнистии. Безусловная. Теперь есть она и у вас, хоть и с условиями, но Хартман, своим бунтом ты портишь перспективы не только себе. Но и той же своей приятельнице, которая с каждым днем становится все опаснее. Чем она опаснее — тем дальше от неё отодвигается перспектива амнистии, понял? Крест просто не сможет быстро выжечь в ней демоническое. Или ты до сих пор считаешь, что самая правильная жизнь — это демоном? Скучаешь по свободе, а?

— Скучаю, — глухо отвечает Генрих, — но возвращаться к той жизни не хочу…

— Сегодня ты сделал своей подружке хуже, — ровно произносит Артур, — она будет ближе к центру Полей, и её крест будет раскален сильнее. Ты же помнишь, как укорял Миллера в своем грехопадении? А у нее будет возможность укорять тебя. Потому что ты мог её остановить и не остановил. Да, разумеется, грешить она будет сама. Но ты отказался ей помогать победить внутреннего демона. Да, Гнев Небес — это больно. Но больно и тем, чьи души вы отравили. Вам попросту возвращают эту боль. Мы бы и рады отвращать вас от пороков другими путями, но нет других путей. И каждый из вас через это должен пройти, коль скоро вы позволяли себе истощать чужие души.

— Я понял.

Самое печальное, что умом Генрих понимает, что Артур прав. Действительно, желай от Джули действительно правильных вещей — помог бы её поймать. Глядишь, через пару лет Агата бы и её отмолила.

— Артур, — Генрих окликает архангела, когда тот, качнув головой, шагает к двери камеры. Тот оборачивается, всем своим лицом выражая заинтересованность.

— Ты все это мне сейчас говоришь почему? — произносит демон, пытливо глядя в лицо собеседнику. На самом деле хочется все-таки услышать, что не все еще потеряно.

— Твоя судьба еще не решена, если ты об этом, — Пейтон расправляется с надеждами без особой жалости, — тебе повезло, что мисс Виндроуз проявила силу Орудия сейчас. Значит, мы можем провести совещание в расширенном составе. А говорю я все это тебе, Хартман… потому лишь, что отчасти тебя понимаю.

Генрих недоверчиво уставился на Артура, ожидая, что он пояснит это заявление, но тот махнул ему рукой и вышел из камеры, оставляя демона наедине с собой.

Вопрос доверия (2)

— Где Анджела? — спрашивает Артур, сразу как заходит в кабинет.

— Отлучилась, у них там какое-то ЧП, — кратко отзывается Кхатон. Он то ли развлекается, то ли тренируется, над его ладонями кружат, меняют свою форму и сталкиваются маленькие сферы из темной воды.

Джон дремлет в углу на диванчике. По идее, в кабинете Артура есть несколько кресел, можно даже устроиться на подоконнике — если набраться решимости.

Агата садится рядом с Джоном. Он приоткрывает один глаз, устало ей улыбается.

— Сильно устал? — тихо спрашивает Агата. Джон неопределенно пожимает плечами.

— Сложно сказать, — отвечает, снова прикрывая глаза, — просто настроение ни к черту. Ну и две смены на ногах… Устал, да.

— Ты не говорил, что был в Триумвирате, — шепотом замечает Агата.

— А ты спрашивала? — Джон слегка ухмыляется, поглядывая на неё сквозь ресницы. — Как же не задевать прошлого, не терять непредвзятости?

— Если ты хочешь услышать, что ты прав, — да, ты прав, Джо, — Агата терпеливо растягивает губы в улыбке.

— Пойдем-ка, — Джон встает на ноги, прихватывает Агату за руку, выводит на взлетную площадку. Поздно. Уже чертовски поздно. Небо уже засеяно звездами. Прохлада окутывает Агату будто шелковое одеяло.

— Иди сюда, — Джон свешивает ноги с края площадки, тянет Агату к себе.

— Я высоты боюсь, — Агата боязливо поглядывает вниз — кабинет Артура находится на просто чудовищной высоте девяносто четырех этажей. Высотки в Чистилище не редкость, в конце концов, именно благодаря им при высокой плотности населения чистилищным работникам удается работать, не сидя на головах друг у друга. Многослойность измерений решает далеко не все проблемы.

— А я дам тебе упасть, да? — фыркает Джон, и Агата сдается. Присаживается рядом, и Джон приобнимает её за плечи, явно согревая. Уровень внимательности у него высочайший.

— Ты выглядишь расстроенной, — замечает Джон, и Агата пожимает плечами. Ей не хочется разъяснять свои чувства, для этого их придется вытаскивать наружу, а сейчас в темном уголочке души они хотя бы доставляют минимум неприятных ощущений.

— Лучше ты расскажи, почему у тебя настроение ни к черту, — удачный повод уклониться от объяснений находится довольно легко.

Джон характерно мрачнеет, недовольно вздыхает:

— Вообще, я не очень об этом хочу распространяться.

— Почему?

Джон молчит пару минут, затем снимает свою руку с плеча Агаты и ежится, будто замерз сам.

— Я не хочу каким-то образом вмешиваться в твои отношения… с Хартманом, — наконец произносит он, — мне кажется, это с моей стороны будет и нечестно, и очень субъективно.

— Нечестно? — удивленно переспрашивает Агата. — Почему?

— Рози, я не хочу играть на таком поле, — с отчаянием в голосе отрезает Джон, — просто не хочу, это и тебе причинит боль, и я при этом окажусь… Нет, это нечестная игра, я так не буду…

— Так, стоп, — Агата ловит его за ладони, пытаясь успокоить, — вот сейчас по порядку, мистер Миллер, потому что я уже вообще перестала понимать, о чем вы. Ты знаешь что-то, что меня может ранить?

Джон прячет глаза, передергивая плечами.

— Очень вероятно, — тихо отзывается он.

— И это повлияет на мои отношения с Генри? — уточняет Агата. Никаких комментариев, что сейчас она сомневается в самой правильности этих отношений. Ничего она сейчас решать не будет, пока ничего не обдумала. Но сейчас, кажется, нужно уже трезво взглянуть на вещи. Без розовых очков влечения на глазах.

Джон выглядит несчастным, будто его зажали в угол. Просто кивает, ничего не говоря.

— Знаешь, если непредвзятость ничего не стоит без знания о том, с кем имеешь дело, то чего стоят отношения, если в них есть какие-то иллюзии и недомолвки? — тихо спрашивает Агата.

Джон вновь пожимает плечами.

— Я тебя говорить никак не заставлю. Но если ты скажешь, я буду ощущать себя более объективной.

— Не надо было вообще об этом заговаривать, — бормочет Джон, высвобождая из пальцев Агаты одну свою ладонь и прикрывая ею глаза, будто собираясь с мыслями.