Дьявол ночи

Их разделяли два десятка шагов, но ученик, оставшийся без учителя, увидел смотрящие на него пронзительные нечеловеческие глаза, заполненные движущейся жуткой белесой мутью, как будто в упор. И лицо с дрогнувшим на щеке шрамом. Возможно, это была судорога. Возможно, жуткая ухмылка, скривившая губы незнакомца.

Наверно, Андерс все-таки потерял сознание. В чувство его привел грохот обвалившейся с подожженной стены известки. Незнакомец исчез. Андерс остался один на узкой шамситской улочке, на которой догорал мусор и подожженный чарами камень. Один, с четырьмя истекшими остывающей кровью трупами.

Андерс вскочил.

Андерс пронзительно завопил.

Андерс бросился бежать в спасительную тьму.

* * *

Шамсит спал.

Ему не было дела до тех, кто нарушил законы Альджара и прогневал мстительных ночных духов Эджи.

Глава 1

Томаццо Элуканте, ворча себе под нос, нехотя спускался по широкой лестнице в гостиную своего особняка. Он не любил, когда его отвлекали от работы. Как магистр Ложи, деканус Элуканте считал свой долг превыше всего. Особенно если кроме него в этом варварском краю Ложе просто не на кого больше положиться.

Еще на выходе из рабочего кабинета он услышал доносящийся из гостиной заливистый женский хохот. Элуканте недовольно поморщился. Нет, к женщинам магистр относился положительно, по крайней мере, до тех пор, пока супруга не подала на развод, не пожелав отправиться с ним в «командировку» неустановленных сроков при Имперском дипломатическом посольстве в кабирской столице. Однако, как любой деканус Ложи, Томаццо Элуканте считал воспитание и дисциплину главной добродетелью. Особенно для женщин. Хохочущая в присутствии посторонних женщина — признак распутства. А распутная женщина…

Элуканте замер, вцепившись в перила и так и не опустив ногу на мягкий ковер, застилавший пол от подножия лестницы до самых входных дверей. Дыхание сперло в зобу. Глаза вылезли из орбит. Жаркий этельский полдень превратился в пекло.

Томаццо Элуканте увидел спустившееся с небес божество. Ангела, облеченного в прелестнейшую оболочку из чувственной плоти. На мгновение весь мир перестал существовать, сузился до изящной маленькой фигурки, объятой чистым, ярким светом и ставшей центром всего мироздания. На мгновение пропали все звуки, кроме нежнейшего голоса, пропевшего в перерывах между взрывами заливистого, звонкого смеха:

— Мagnifique, mon amour! Je veux les memes tapis dans notre chambre!

По грузному телу Элуканте пробежала сладострастная дрожь, отразившаяся постыдным, но приятным напряжением в паху. Губы непроизвольно расплылись в кретинской улыбочке влюбившегося мальчишки. Еще более кретинской оттого, что влюбившемуся мальчишке недавно стукнуло сорок шесть.

— Bien sur, ma cheri, je t’acheterai tous lestapis dumonde, — вдруг ворвался мерзкий мужской голос, с циничным треском расколовший весь чистый и светлый мир магистра Элуканте на мелкие осколки.

Деканус смущенно кашлянул, неловко ставя ногу на мягкий ковер. Внезапное видение истаяло, возвращая его в реальность, в которой по-прежнему было до неприличия душно и жарко.

Элуканте увидел молодую пару, стоявшую посреди его гостиной. Мужчина, едва ли старше тридцати, был высок, ладно скроен и худощав, со слащавым, холеным лицом с черными тонкими усиками и короткой бородкой, с модно стрижеными, но растрепанными черными волосами. Одет тоже по последнему слову ландрийской моды, но ворот белой рубашки фривольно расстегнут, дорогой сюртук небрежно распахнут. Одним словом, типичный избалованный франт, вырвавшийся из-под родительского надзора и ушедший в отрыв прямо сходу. Подозрительно блестящие глаза выдавали его постыдные и пагубные пристрастия с потрохами. Левой рукой франт расслабленно и нескромно обнимал свою любовницу за талию. По крайней мере, делал вид, что талия у нее именно там, а он просто плохо разбирается в наименованиях частей женского тела.

Женщине на вид… Элуканте нахмурился. Он практически без ошибок умел определять возраст людей на глаз, но в этот раз умение подвело. Женщина была молода, ничего точнее деканус сказать о ней не мог. Невысокого роста, обладала точеной подтянутой фигуркой, кукольным личиком с пухлыми губками и огромными глазами, подведенными черной тушью. Из-под широкополой шляпы выбивались упрямые пшеничные локоны густых длинных волос. Изящную длинную шею украшала тонкая золотая цепочка с кулоном-рыбкой. Мочки ушей отягчали золотые серьги с сапфирами. Тонкие запястья обвивали золотые цепочки и браслетики тоже с сапфирами. А вот изящные длинные пальчики с ухоженными ногтями были без колец. Зато Элуканте обнаружил золотой браслет даже на левой лодыжке блондинки. Наверно, подумалось ему, у нее и в пупе золото с сапфирами, как у расфуфыренной кабирской потаскушки в шелковых шароварах. И вдруг декануса как громом поразило. Он еще раз опустил глаза на стройные белые ножки блондинки. Вот туфли на невысоком каблуке, вот браслет на левой лодыжке, а вот голени и… колени? Только сейчас до него дошло, что одета блондинка в легкое нежно-голубое платье с едва прикрывающей колени юбкой, открытыми плечами и глубоким вырезом, выставляющим аппетитную, высокую грудь в наиболее выгодном свете. Левой рукой блондинка кокетливо раскручивала небрежно лежавший на голом плечике раскрытый солнечный зонт. Правой — обнимала любовника, тоже бессовестно делая вид, что у нее проблемы с ориентированием. И бесстыже лезла к нему целоваться. На людях!

За спинами бесстыдников кряхтел неприглядный сутулый слуга средних лет с парой тяжелых чемоданов и в дорогом цилиндре набекрень. Видимо, хозяин использовал его голову как подставку. На него Элуканте не обратил внимания. Он не замечал прислугу даже в собственном доме, поэтому периодически считал, что двери открываются сами, уборкой, готовкой и стиркой занимаются зачарованные спецсредства, которым не знал точного названия, а сообщения о прибывших гостях передаются по эфирным каналам.

Пока Элуканте не обозначил свое присутствие кашлем, франт нахально и бесстыже тянулся губами к пухлым, сложенным бантиком, губкам своей любовницы. Услышав магистра, блондинка отвернула голову, нагло сверкнув на него необычайно яркими и ясными бирюзовыми глазами. Франт скользнул губами по подставленной щечке любовницы, тоже поворачивая на декануса голову. Широко, приветливо и пьяно улыбнулся. Блондинка слегка отстранилась от него. Франт не прекратил обнимать ее и не поднял руку. Судя по тому, как дернулась, топнув ножкой с браслетиком на лодыжке, тонко пискнула и звонко хохотнула девица, еще и щипнул ее за ягодицу. Упругую, круглую и бесстыже горячую, почему-то подумалось деканусу со злой завистью, и эта мысль серьезно озаботила его.

— Магистр Элуканте! Добрый день! — развязно протянул франт по-менншински практически без акцента. — А мы к вам!

Деканус нахмурился вновь. Сам будучи урожденным милалианцем, он вот уже тридцать четыре года посвятил Ложе, святая святых которой находилась в имперской столице, и практически забыл, как звучит родная речь, но так и не избавился от характерного акцента. А этот сопляк-тьердемондец говорил чище, чем некоторые имперские дворяне.

Элуканте вежливо и чопорно поклонился.

— Простите, не имею чести… — начал было он.

— Гаспар Франсуа Этьен де Напье, — карикатурно поклонился франт, и его повело, увлекая за собой охнувшую и звонко хихикнувшую блондинку. На ногах все-таки устоял, потряс растрепанной головой, глупо хохотнул, вылупившись на девицу. — А это… — франт прижал ее к себе и жадно чмокнул в подставленную щеку. — Это моя жена, — с удовольствием объявил он, пьяно растягивая слова, — Жозефина.

Элуканте как бы бесстрастно глянул на длинную ручку зонтика, зажатую в маленьком кулачке, где на безымянном пальчике не было кольца. Блондинка, совершенно точно не заметив, куда именно посмотрел деканус, широко улыбнулась ему, плавно оттолкнувшись от любовника, кокетливо, энергично повернулась на носочках туфель, отчего раздулась юбка легкого платья, приоткрыв крепкие бедра, сложила зонт и бросила его слуге, не озаботившись тем, поймает тот или нет. Послышалось недовольное приглушенное ворчание, хлопок падающей на мягкий ковер легкой деревянной вещи. Блондинка с не меньшей энергией и грацией танцовщицы повернулась лицом к Элуканте, ладонями придерживая юбку на бедрах, взялась за края подола и, уставившись на декануса горящими наглым бирюзовым вызовом глазищами, изящно присела в книксене с очень глубоким поклоном. Настолько глубоким, что у декануса бешено заколотилось сердце при открывшемся виде белоснежных нежных округлостей, притиснутых друг к дружке.

— Tres heureux devous rencontrer, мaitre d’Alucante, — елейно пропела она, одаривая декануса самой очаровательной, открытой и милейшей улыбкой, на которую способны красивые пухлые, неброско и скромно напомаженные губы.

Элуканте снова с большим трудом унял овладевшую им дрожь, потирая горячий влажный лоб. Хорошо, что он почти всегда носит голубую мантию Ложи. Крайне практичное облачение — помогает избежать неловкости и смущения. Особенно когда потерявшее совесть тело совершенно не слушается разума.