Дьявол носит «Прада»

Я потягивала шампанское (а я-то думала, мне его не достанется!) и болтала с каким-то итальянцем (страшила, каких мало). Итальянец цветисто распинался о том, что уже с самого рождения был ценителем женского тела, но тут снова появился Кристиан.

– Эй, пойдем-ка со мной, – сказал он и уверенно повел меня сквозь толпу. На нем были его обычные выбеленные джинсы «Дизель», белая футболка, темный пиджак спортивного покроя и мягкие мокасины от Гуччи; он органично вписывался в царившую вокруг модную толчею.

– Куда мы идем? – спросила я, высматривая среди гостей Миранду. Мало ли что говорит Кристиан, а ну как она выловит меня сейчас и заставит отправлять какой-нибудь факс или перекраивать расписание?

– Сейчас мы возьмем тебе еще шампанского, а может, и мне тоже. А потом я поучу тебя танцевать.

– С чего ты взял, что я не умею танцевать? Я вообще-то и так неплохо танцую.

Он протянул мне бокал шампанского – ниоткуда, словно бы из воздуха – и повел в гостиную, украшенную в великолепной темно-бордовой гамме. Оркестр из шести человек играл музыку в стиле ретро. Здесь собрались те, кому было под тридцать пять или около того. Словно по заказу оркестр заиграл «Давай продолжим» Марвина Гейя, и Кристиан поставил меня напротив себя. От него пахло горьковатым молодежным одеколоном в том же стиле ретро («Поло-спорт»?). Его бедра непринужденно покачивались в такт музыке, мы двигались по импровизированному танцполу, и он тихонько напевал мне на ухо. Вся комната была как в тумане – я едва отдавала себе отчет в том, что не одни мы танцуем здесь сейчас и что где-то кто-то произносит какие-то тосты. Единственным, что существовало, что имело смысл, было мое ощущение Кристиана. Где-то в глубине сознания пульсировала мысль, что это тело рядом с моим принадлежит не Алексу, но сейчас это было не важно. Сейчас – не важно.

Шел второй час ночи, когда я вспомнила, что вообще-то я здесь с Мирандой. Я ее не видела несколько часов и была уверена, что она забыла обо мне и вернулась в отель. Но, когда мне наконец удалось встать с дивана в кабинете его отца, я ее сразу нашла. Она весело болтала с Карлом Лагерфельдом и Гвинет Пэлтроу; через несколько часов все трое должны были присутствовать на дефиле у Кристиана Диора, но им явно было на это наплевать. Я не знала, обнаруживать мне свое присутствие или нет, но тут она меня заметила.

– Ан-дре-а! Идите-ка сюда, – позвала она, и в гомоне вечеринки, которая уже вошла в завершающую фазу, ее голос прозвучал почти благодушно. Кто-то приглушил свет, и было заметно, что обо всех до сих пор не разъехавшихся гостях хорошенько позаботились улыбчивые бармены. Эта ее неприятная манера растягивать мое имя сейчас даже не покоробила меня – по телу разлились покой и теплый хмель. Вечер был что надо, лучше некуда, – и, может, она зовет меня для того, чтобы представить своим друзьям-знаменитостям?

– Да, Миранда, – проворковала я, от души благодарная ей за доставленное удовольствие.

Она даже не посмотрела в мою сторону.

– Принесите мне «Пеллегрино» и убедитесь, что водитель на месте. Я уезжаю.

Две женщины и мужчина рядом с ней захихикали, и я почувствовала, что у меня запылали щеки.

– Да, конечно. Сейчас.

Я принесла ей «Пеллегрино» (она и не подумала поблагодарить) и сквозь редеющую толпу пошла к выходу. Сначала я хотела отыскать родителей Кристиана и лично поблагодарить их, но хорошенько подумала и направилась прямо к дверям; там, прислонившись к косяку, с самодовольным выражением на лице стоял он.

– Итак, малютка Энди, сумел ли я сегодня доставить вам удовольствие? – Язык у него слегка заплетался, но это не уменьшало его обаяния.

– Да, было неплохо.

– Всего лишь «неплохо»? Ты, похоже, хотела, чтобы я уже сегодня позвал тебя наверх, а, Энди? Всему свое время, дорогая, всему свое время.

Я шутливо шлепнула его по руке.

– Не обольщайся, Кристиан. Поблагодари от меня своих родителей. – На этот раз я сама потянулась к нему и поцеловала в щеку прежде, чем он успел сделать что-нибудь другое. – Спокойной ночи.

– Шалунишка! – крикнул он мне вслед, язык у него заплетался еще больше. – Ты маленькая мышка-шалунишка. Наверняка твоему парню это нравится.

Он улыбался, и улыбался без тени цинизма – для него это была просто игра, но напоминание об Алексе отрезвило меня. Как раз настолько, чтобы я осознала: вот уже много лет мне не было так хорошо. Шампанское, и танцы в обнимку, и руки Кристиана у меня на спине вернули меня к жизни; впервые за этот год, полный унижения, разочарования и подавления всех нормальных физических инстинктов, я почувствовала, что живу. Может, этого и ищет Лили, подумала я. Мужчин, веселых компаний, радостного сознания того, что ты молода и сердце твое бьется? Мне захотелось поскорее ей об этом сказать.

Миранда присоединилась ко мне минут через пять, настроение у нее явно поднялось. Я подумала, не опьянела ли она, но тут же отмела эту возможность. Она пила совсем немного, глоток-два, не больше, да и то только если этого требовали обстоятельства. Шампанскому она предпочитала «Перье» или «Пеллегрино», а всем алкогольным коктейлям – коктейли молочные, поэтому очень сомнительно было, чтобы на нее так подействовало спиртное.

Минут пять она экзаменовала меня по завтрашнему расписанию (к счастью, я догадалась захватить с собой экземпляр), а затем развернулась и впервые за весь вечер посмотрела прямо на меня.

– Эмили… э… Ан-дре-а, как долго вы у меня работаете?

Вопрос прозвучал совершенно неожиданно, безо всякого перехода или предисловия. Было очень странно, что она интересуется мной, и при этом интересуется не тем, почему я такая идиотка, что до сих пор не могу найти, принести, отнести и т.д. и т.п. Никогда прежде она не спрашивала меня о моей жизни. Если только она случайно не запомнила подробностей нашего разговора при моем приеме на работу – что очень маловероятно, ибо смотрела она на меня тогда совершенно пустыми, безучастными глазами, – она не имела ни малейшего представления ни о том, какой я окончила университет (если вообще окончила), ни о том, где я живу (если вообще у меня есть свой угол), ни о том, чем я занимаюсь в те драгоценные часы, которые остаются у меня от работы на нее. И хотя почти наверняка этот вопрос таил в себе обычный для Миранды подвох, интуиция подсказывала, что может статься и так, что на этот раз разговор пойдет обо мне.

– В этом месяце исполняется год, Миранда.

– Чувствуете ли вы, что научились многому, что поможет вам в вашей дальнейшей работе?

Она впилась в меня взглядом, и я подавила возникшее было желание выпалить одним духом тысячу разных разностей, которым я «научилась»: отыскивать в газетном море одинокую заметку о каком-нибудь магазине или ресторане, при этом ничего не зная о предмете поиска; подлизываться к маленьким девочкам, которые в девять лет знали о жизни больше, чем мои родители; умолять, убеждать, запугивать, обхаживать, уговаривать, очаровывать всех – от иммигрантов-рассыльных из закусочной до главных редакторов крупных издательств, – всех, от кого я могла получить то, что ей нужно и когда это ей нужно. Ну и конечно, я научилась меньше чем за час справляться почти с любым, самым трудным заданием, потому что фразы «я не вполне уверена» или «это невозможно» во внимание не принимались. Да, сказать, что этот год мало чему меня научил, значило бы солгать.

– О, еще бы, – выдохнула я, – за один год работы у вас я узнала столько, сколько и надеяться не могла узнать в любом другом месте. Смотреть, как создается такой замечательный журнал – самый лучший журнал, – как все движется, как работают профессионалы… это так захватывающе. И вы дали мне возможность наблюдать, как вы руководите, как принимаете решения… О, это был восхитительный год! Я так благодарна вам, Миранда!

Да уж, благодарна – и за то, что у меня вот уже несколько месяцев болят два коренных зуба, но до сих пор не было возможности сходить к врачу. Это пустяки. Это не стоит обретенного мной умения разбираться в обувных шедеврах несравненного Джимми Чу!