Дьявол Сент-Круа
Шрифт:
— Слушаю вас, дитя мое.
Потом снова закрыл глаза, чтобы его взгляд не тревожил грешницу. Круглое лицо священника приняло обычное для него выражение снисходительности и сосредоточенности. Толстые пальцы, обвитые четками, были соединены на груди, он был готов все выслушать и все простить.
Он повторил:
— Слушаю вас, дитя мое.
Однако ничто не нарушало тишины, если не считать короткого учащенного дыхания по ту сторону решетки.
Удивленный священник вновь открыл глаза, и его взгляд встретился со взглядом грешницы. Никогда, подумалось ему, не видел он эти глаза так близко и такими большими.
— В чем
— Отец мой, — пробормотал лихорадочный голос, изменившийся настолько, что кюре перестал узнавать его, — я та, кого они ищут…
— Та — кто?.. Объяснитесь яснее, дитя мое. Я плохо вас понимаю.
Установилась тишина, и коленопреклонненый силуэт у исповедальни показался вдруг еще более согбенным, словно собирался с силами.
— Отец мой, — наконец произнесла фигура, — я обвиняю себя в преждевременном окончании четырех человеческих жизней…
XXIII. Тропа на кладбище
— Это было бы очень грустно, Себ, для окончания придуманного вами романа о нынешних событиях, — прошептал заместитель королевского прокурора, беря протянутый инспектором список.
А тот ответил:
— Конечно, это было бы очень грустно.
Но Анон даже не услышал его. Он внимательно просматривал составленный полицейским перечень фамилий.
— Я вижу здесь двадцать одно имя, — произнес он некоторое время спустя. — Понятно, Себ, что это ни в коей мере не результат отбора? Вы включили в него лишь имена узнанных вами в церкви людей?
— Именно так.
— Значит, я не должен заключать из него, что вы подозреваете людей вроде нотариуса Косса и его супруги, — их фамилии я вижу в списке?
— Вы знаете, господин Анон, я подозреваю всю деревню и в особенности женщин… Но, конечно же, нотариуса и его жену не больше, чем остальных. Скорее, меньше. Разве рядом с их фамилией нет крестика и цифр?
— Да, — подтвердил заместитель королевского прокурора. — Крестик и три цифры. Что это значит?
— Крестик, — пояснил Себ, — обозначает алиби. Количество цифр соответствует количеству алиби, а сами цифры означают убийства. Так, в случае семьи Косс вы видите: X 1, 3, 4. Соответственно, эта пара удовлетворительным образом объяснила мне, чем они занимались в те ночи, когда были совершены первое, третье и четвертое убийства. А, предоставив мне доказательства своей невиновности в этих трех преступлениях, они тем самым доказывают, что невиновны и в двух остальных.
— Почему?
— Но разве речь идет не о серии? В таком случае, признанный невиновным в одном убийстве в равной степени признается невиновным в других… Это, кстати, существенно облегчает дело: дайте мне два алиби, и я объявлю о невиновности!
— Два?.. Значит, одного недостаточно?
— Это зависит…
— Но от чего?
— Скажем, я настаиваю на двух из предосторожности, из кропотливости, из страха, что первое не выдержит более глубокой проверки.
— Пусть так, — согласился Анон. — Но вы что-то скрываете от меня, Себ.
Он вновь взглянул на список.
— Итак, супруги Косс ни при чем, трижды ни при чем. Я полагаю, вы проверили или поручили проверить все предоставленные алиби?
— Естественно. Итак, что до семьи Косс…
— Нет, нет, — испугался Анон. — Оставьте… Это нас заведет слишком далеко.
Он
положил на стол следующий список:Г-жа Прего X 1, 2, 3, 4, 5
Бертильда Прего то же
Ивонна Прего то же
Доктор Хие Эдме Хие
Оливье Маскаре X 3, 4
Г-н и г-жа Моль X 2, 3, 4, 5
Г-н Бине
Г-н Дермюль X 2, 3, 4, 5
Г-жа Лабар X 1
Старая Эстелль
Г-жа Пети-Аве X 1, 2, 3, 4, 5
Луиза Боске то же
Г-н Верспрее X 1, 2
Дикманс X 2, 3, 4
Г-жа Гитер
Г-н Лепомм X 1, 2, 3, 4, 5
— А что значит, — спросил заместитель королевского прокурора, — отсутствие крестика и цифр рядом с именем?
— Только то, — ответил инспектор, — что данную особу я не расспрашивал.
— Вы мне только что сказали, что учитель Маскаре вне подозрений… Почему?
— У меня с ним состоялась продолжительная беседа. Он попробовал сыграть в полицейского-любителя в ту самую ночь, когда убили Гвидо. Мы провели вместе некоторое время, пока убивали цыгана… Вот вам, если не ошибаюсь, надежное алиби. Кроме того, — с улыбкой добавил Себ, — если временами кажется, что у учителя «не все дома», так это только оттого, что он влюблен.
— Вижу, — заметил Анон, — что вы вычеркнули из вашего списка — по причине смерти — имя Пеллериана. По-моему, вы могли бы вычеркнуть и еще некоторых.
— Да? Кого?
— В частности, госпожу Гитер, вдову одной из жертв, галантерейщицу Пети-Аве и ее служанку Луизу Боске, которые обнаружили первого убитого и…
— Бога ради, остановитесь! — добродушно взмолился Себ. — Так начав, вы уничтожите весь мой список. Вы…
В этот момент дверь в кабинет поддалась под действием некоего снаряда… Это был Эрали.
За его спиной на лестничной площадке маячили бургомистр Бине, инспектор Кардо и двое полицейских.
— Это потрясающе! Неслыханно! — кричал судебный следователь, приближаясь к заместителю королевского прокурора и Себу.
Первого из них он схватил за руку.
— Я только что с виллы Прего. Я перевернул комнату покойного Пеллериана… И что я нашел?!
Он выхватил из кармана письмо.
— Вот!
— Что это? — спросил Себ.
Судебный следователь гневно поднял указательный палец:
— Это причина, сударь, по которой пятая жертва дьявола Сент-Круа покинула этой ночью свой дом, несмотря на наш запрет… Читайте!..
Себ и заместитель королевского прокурора склонились над письмом. Они прочли:
«Юбер!
Мне хотелось бы вас увидеть. Я сожалею о вчерашней сцене, будьте сегодня незадолго до 12 ночи на Центральной улице рядом с лавкой г-жи Пети-Аве. Я могу легко выйти ночью, так, что отец ничего не заметит. Приходите».
— И это подписано! — вскричал Эрали. — Это подписано — Эдме!
Он повернулся к инспектору.
— Ну, что вы думаете об этом письме, Сорож?
— Хотя в этой записке, — ответил инспектор, — нет ни одного слова, содержащего букву «о» после буквы «п» (что послужило бы неоспоримым доказательством), я могу утверждать, что она написана «другом», пославшим нам анонимное письмо…
— То есть, — заключил Анон, — лично дьяволом Сент-Круа!