Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков
Шрифт:
В систему дьявола входило внушать умирающим, что грехи их превышают меру небесного долготерпения, что раскаиваться поздно и не стоит, — все равно, бог не простит, потому что простить нельзя. Будя в памяти умирающего все им совершенные грехи, дьявол легко доводил его до отчаяния и, в таком состоянии, равносильном вечному осуждению, уходил он в вечность.
Если дьявол знал наверное, что душа, будет присуждена ему, он часто не стеснялся прикончить умирающего. Преподобный Бэда и Пассаванти рассказывают об одном английском рыцаре, которого, как скоро он на смертном одре отказался от исповеди, пришедшие два дьявола изрезали на кусочки, — один кромсал его с головы, а другой с ног. Цезарии упоминает о дьяволах–воронах, которые клювами вырывают у грешников душу из сердца. Это напоминает русские и германские сказки о воронах–железных носах и демонического Морского Ворона великолепной гейневской баллады. Галлюцинации предсмертного бреда необычайно часто показывают больших страшных черных людей
Но гораздо более выгодно, чем напущение, была для беса одержимость (possessio). Если в первом случае дьяволы напоминают солдат, осаждающих крепость, то во втором — солдат, которые взяли крепость, перебили гарнизон и сами стали гарнизоном. Жертва напущения, как бы ни мучилась, сохраняет волю. Одержимый или бесноватый именно воли–то и лишается. Он творит волю беса, в нем сидящего, пропитавшего собой и тело его, и душу, так что последняя, если заклинания церкви не освободят ее от демонской власти, непременно должна пойти в ад.
Выше было уже говорено, что вселение дьявола в душу — трудно понимаемый процесс и загадка. Св. Ильдегарда (1100–1176) утверждает, что дьявол не проникает в душу собственным своим существом, но только помрачает ее своей тенью наподобие того, как при лунном затмении луна погружается в конус тени, бросаемой землей. Но это мнение не было популярно. Больше верили и действительное проникновение и смешение двух духовных начал. Процесс вселения осуществлялся иногда с молниеносной быстротой. Образцом может быть «Доника» в известной балладе Соути, переведенная Жуковским. В Донику, дочь Ромуальда, вселился бес очарованного озера, над которым стоял замок ее отца.
… Был вечер тих и небеса алели; С невестой шел рука с рукой Жених; они на озеро глядели И услаждались тишиной. … Все было вкруг какой–то полно тайной; Безмолвно гас лазурный свод. Какой–то сон лежал необычайный над тихою равниной вод. Вдруг бездна их унылый и глубокий И тихий голос издала: Гармония в дали небес высокой Отозвалась и умерла… При звуке сем Доника — побледнела И стала сумрачно–тиха; И вдруг… она трепещет, охладела, И пала в руки жениха. Оцепенев, в безумстве исступленья, Отчаянный он поднял крик… В Донике нет ни чувства, ни движенья; Сомкнуты очи, мертвый лик. … И были с той поры ее ланиты Не свежей розы красотой, Но бледностью могильною покрыты: Уста пугали синевой; В ее глазах, столь сладостно сиявших, Какой–то острый луч сверкал, И с бледностью ланит, глубоко впавших, Он что–то страшное сливал. Ласкаться к ней собака уж не смела; Ее прикликать не могли; На госпожу, дичась она глядела И выла жалобно вдали.Чтобы
ворваться в слабо защищенную душу, дьяволы пользовались не только малейшим вольным грехом, но всякою невнимательностью, вводившей в грех невольный. Дитя хочет пить. Дьявол подсовывает ему кружку воды и сам в нее ныряет. Бедное дитя пьет, позабыв перекреститься, и вот бес уже в нем, Это рассказ св. Цельза. В житии св. Бонания, аббата в Люцедио, повествуется о родильнице, которая таким же способом проглотила дьявола по имени Фумарета (Fumareth). Св. Григорий Великий знал монахиню, съевшую демона в листке латука. Если человек жил в грехе, от бесноватости не могли его спасти никакие святые прибежища, ни убежища. В житии св. Констанца, архиепископа Кентерберийского, рассказывается случай, как бес вселился в молодого монаха в то самое время, когда он читал за литургией Евангелие. Сын отца Алексея в известном, рассказе Тургенева окончательно схвачен преследующим его бесом в момент еще более священный:" — Слушай, — говорит, — батька. Хочешь ты знать всю правду? Так вот она тебе. Когда ты помнишь, я причастился — и частицу еще во рту держал — вдруг он — (в церкви–то это, белым–то днем!) встал передо мною, словно из земли выскочил, и шепчет он мне… (а прежде никогда ничего не говоривал) - шепчет: выплюнь и разотри! Я так и сделал; выплюнул — и ногой растер. И стало быть, я теперь навсегда пропащий — потому что всякое преступление отпускается — но только не преступление против святого духа…»
Все некрещеные предполагались одержимыми бесом с момента рождения. Видали, как бес выходил у них из уст в момент, когда их погружали в купель или возливали на них освященную воду. Это весьма наивно увековечено на старинных картинах. Поэтому недоконченное или неправильно совершенное крещение было тяжким преступлением, потому что влекло за собой ужасные последствия для крещаемого, оставляя его во власти дьявола. Так — наша знаменитая, демономанка XVII века Соломония Бесноватая очутилась во власти «чернородных демонов», потому что была крещена попом, который «половины крещения не исполнил». Любопытное народное поверье рассказал Лажечников в «Ледяном доме». Муж трудной роженицы скачет к попу «за молитвою». Поп сам не поехал, а прочитал молитву «в шапку» мужику: поезжай мол и вытряси над женой. На обратном пути мужик встретился с чертями в виде проезжих, которые так раздразнили его, что он в сердцах сорвал с себя шапку и швырнул ее в своих обидчиков. Чертям только того и надо было. Молитва, начитанная попом, из шапки вылетела, а бесы вселились на ее место. Злополучный мужик, не подозревая коварного подмена, добросовестным образом вытряс шапку над женой и сам вселил, таким образом, легион чертей, как в жену, так и в новорожденную дочку… Массилиане, еретики IV века постоянно плевали, чтобы выплевать как можно больше дьявола, которого предполагали внутри себя. В «Откровениях» св, Бригитты говорится, что дьявол сидит в сердце человека, как червь в яблоке, в детородных частях, как кормчий на корабле, между губ, как стрелок с натянутым луком. Таким образом, даже и у крещенных тело давало много приюта, дьяволу. Когда бесноватость поражала человека не сразу, а постепенно, проходя предварительно как бы некоторый инкубационный период, то местом, для последнего, как признался в том папе Льву IX сам дьявол, было тело. Засев в нем, дьявол сперва его одолевал ленью, обжорством, сонливостью, а уже потом бросался в душу. Вероятно, именно поэтому многих бесноватых легко излечивали не только молитвы и заклинания, но и хороший прием слабительного и диета или, напротив, улучшение в пище.
Но истинно благочестивые правоверы принимали эти средства как грубые, материальные и недостойные религиозного, а уж тем более святого человека. Едва ли не в каждом монастыре когда–либо однажды разыгрывались сцены, подобные той, которую Достоевский типически прозорливо поместил, в «Братьях Карамазовых» — у гроба старца Зосимы:
" — Чесо ради пришел еси? Чесо просиши? Како веруеши? — прокричал отец Ферапонт юродствуя, — притек здешних ваших гостей изгонять, чертей поганых. Смотрю, много ль их без меня накопили. Веником их березовым выметать хочу.
— Нечистого изгоняешь, а может сам. ему же и служишь, — безбоязненно продолжал отец Паисий, — и кто про себя сказать может, «свят есмь»? Не ты ли, отче?
— Погань есмь, а не свят. В кресла, не сяду и не восхощу себе аки идолу поклонения! — загремел отец Ферапонт. — Ныне людие верву святую губят. Покойник, святой–то ваш, — обернулся, он к толпе, указывая перстом на гроб, — чертей отвергал. Пурганцу от чертей давал. Вот они и развелись у нас как пауки по углам. А днесь и сам провонял. В сем указание господне великое видим.
А это действительно однажды так случилось при жизни отца Зосимы. Единому от иноков стала сниться, а под конец и наяву представляться нечистая сила. Когда же он, в величайшем страхе, открыл сие старцу, тот посоветовал ему непрерывную молитву и усиленный пост. Но когда и это не помогло, посоветовал, не оставляя поста и молитвы, принять одного лекарства. О сем многие тогда соблазнялись и говорили меж собой покивая главами, — пуще же всех отец Ферапонт, которому тотчас же тогда поспешили передать некоторые хулители о сем «необычайном» в таком особливом случае распоряжение старца».