Дьявол знает, что ты мертв

– Так что же самое главное? – спросила она. – Секс?

– Нет.

– Я так и подумала. Что тогда? Синдром «седина в бороду – бес в ребро»?

– Может быть.

– Но едва ли.

– Когда мы с ней вместе, – попытался объяснить я, – все остальное уходит в какой-то другой мир, и мне ни до чего нет дела. А в нашем сексе нет ничего особенного. Она молода и красива, и поначалу это возбуждало, как будоражит любая новизна. Но секс лучше с Элейн. А с другой…

– Ты мог бы хоть раз назвать ее по имени.

– А с Лайзой у меня не всегда даже получается. Порой ощущения очень поверхностные. И острой необходимости как будто нет. Но раз уж я там, у нее, то нам лучше заняться любовью, ведь без этого ее присутствие в моей жизни становится уж совсем необъяснимым.

– «Забудемся в объятиях друг друга?»

– Что-то похожее.

– Ты рассказывал кому-нибудь?

– Никому, – вырвалось у меня, но я тут же поправился: – Хотя это не так. Вот тебе рассказал….

– Я не в счет.

– А несколько часов назад поделился с приятелем, с которым выпивал всю ночь. То есть выпивал он один. Я ограничился содовой.

– Слава богу за мелкие милости к нам!

– Хотелось поговорить о ней с Джимом, но слова застряли в глотке. Понимаешь, он знаком с Элейн. Иметь тайны от нее плохо само по себе, но если другие люди будут знать то, что я от нее скрываю…

– Это действительно никуда не годится.

– Точно. И еще есть одна особенность. Когда я говорю об этом, все приобретает реальные черты, а я не хочу такой реальности. Мне нужно, чтобы то место оставалось убежищем, куда я попадаю как бы во сне. Если попадаю вообще. А последнее время, уходя от нее, я говорю себе, что все кончено и я больше туда не вернусь. Но проходит пара дней, и снова набираю ее номер.

– Не думаю, чтобы ты рассказывал об этом на собраниях, верно?

– Не рассказывал. По тем же причинам.

– Можешь попробовать пойти куда-то, где тебя никто не знает. В какую-нибудь группу в Бронксе, члены которой легко каются, что женятся на собственных двоюродных сестрах уже триста лет подряд.

– И у них рождаются дети с перепонками между пальцами на ногах?

– Вот именно! Там можно делиться чем угодно.

– Вероятно, стоит подумать об этом.

– Стоит, но только ты этого не сделаешь. Ты вообще ходишь на собрания?

– Конечно.

– Все так же часто?

– Быть может, чуть реже, чем раньше. Не считал. Чувствую себя там немного… посторонним. Мысли бродят далеко оттуда. Иногда задумываюсь, какого лешего я туда вообще пришел.

– Звучит тревожно, мой мальчик.

– Понимаю.

– Мне кажется, – сказала она, – что сегодня ты выбрал самого подходящего человека, с которым можно побеседовать обо всем. Умирание, как выясняется, весьма поучительный процесс. Узнаешь много нового для себя. Проблема только в том, что уже не остается времени, чтобы использовать полученные знания. Но разве так получается с нами не всегда? В пятнадцать лет я говорила себе: «Вот если бы я в двенадцать знала то, что мне известно сейчас!» А что уж такого особенного я узнавала к пятнадцати годам?

– И что ты узнала сейчас?

– Поняла, что у нас слишком мало времени, и нельзя растрачивать его впустую. Узнала, что только действительно важные вещи по-настоящему важны. Узнала, как не нервничать по пустякам. – Она скорчила гримасу. – Все, казавшееся мне подлинными открытиями, теперь представляется такой же банальностью, как наклейки на автомобильных бамперах. Хуже всего то, что я знала все это уже в пятнадцать лет. Даже в двенадцать. Но только сейчас до конца прочувствовала.

– Мне кажется, я тебя понимаю.

– Боже, я тоже на это надеюсь, Мэттью. – Она положила ладонь поверх моей руки. – Ты знаешь, как ты мне дорог. Очень дорог. И мне бы не хотелось, чтобы ты натворил в своей жизни глупостей.

Что-то было в газетах. Что-то за последние несколько дней.

Я думал об этом в такси по дороге к центру. Деревянный ящик стоял на сиденье рядом со мной. Перед отелем я расплатился с водителем и снова взвалил тяжелую ношу на плечо. У себя в номере я нашел место на полу, где не спотыкался бы о ящик каждый день. Конечно, можно было и вскрыть его, но с этим я решил повременить. И нужно заехать за постаментом. Хотя и он мог пока подождать.

Я отправился в библиотеку, и потребовалось совсем немного времени, чтобы найти нужную мне публикацию. Ее поместили три дня назад. Сейчас я не мог даже представить, где изначально видел статью. Такие же материалы опубликовали все местные газеты, хотя ни из одного невозможно было почерпнуть слишком много подробностей.

Мужчина, которого звали Роджер Присок, был убит из огнестрельного оружия предыдущей ночью на углу Южной Парк-авеню и Восточной Двадцать восьмой улицы. По данным полиции, свидетели утверждали, что жертва разговаривала по телефону, когда рядом остановилась машина. Из нее вышел убийца, несколько раз выстрелил Присоку в грудь, а последнюю пулю послал ему в затылок. После чего сел в автомобиль, умчавшийся с места преступления «с визгом покрышек об асфальт», как сообщала «Пост». О жертве писали, что мужчине было тридцать шесть лет и у него имелось за плечами обширное криминальное прошлое: тюремные сроки за нанесение тяжких телесных повреждений и скупку краденого.

– Он был сутенером, – сказал Дэнни Бой. – И, думаю, ему давали работать – это нечто вроде меры против расовой дискриминации.

– О чем ты?

– Он был белым.

– Не первый белый сутенер, о котором я слышал.

– Верно, но на уличном уровне их очень мало, Ловчила Присок работал только на улице.

– Ловчила?

– Это была его nom de la rue [43] Роджер Ловчила. Он родом из Лос-Анджелеса.

– А я думал, он из Бруклина.

43

Nom de la rue – уличная кличка (фр.).

– Это потому, что ты установил лишь его недавнее прошлое. Мистер Присок не принадлежал к числу тех, кого мы причисляем к основным фигурам в избранной сфере преступного бизнеса, но на жизнь он себе зарабатывал.

– Настолько хорошо, чтобы носить пурпурные шляпы и костюмы-зут [44] ?

– Не его стиль. Ловчила предоставлял этот выпендреж своим темнокожим братьям. Сам же одевался в барахло от «Джей Пресс».

– Кто убил его?

– Не имею понятия, – ответил Дэнни Бой. – По последним слухам, он покинул город. Больше я ничего о нем не слышал. И вдруг все эти истории о нем в газетах! Кто его убил? Не могу даже строить предположений. Ведь не ты сам, верно?

44

Имеются в виду стильные мужские костюмы с удлиненным пиджаком и накладными плечами, модные в 30–40 гг. ХХ в.

– Верно, не я.

– И не я тоже, но это не сильно сужает число возможных кандидатур.

В самый разгар дня я поднялся на верхний этаж дома 488 по Западной Восемнадцатой улице. Но это могло происходить и глубокой ночью – через окна квартиры не проникал дневной свет. Нижние панели подъемных окон заменили на зеркала, а верхние покрасили той же лимонно-желтой краской, что и стены.

– Мы не можем позволить никому заглядывать сюда, – сказала Джулия. – Даже солнцу. Даже самому Господу Богу.