Дьявол

Как подчеркивает Жан Делюмо, даже гуманистическая культура могла изначально внести свою лепту в развитие среди представителей правящего класса веры в козни дьявола. Вновь входили в моду произведения античных авторов — Горация, Овидия, Апулея — переполненные колдовскими коллизиями. Идея сатанинского влияния крепнет на почве все более популярной темы безумия. Ученые умы, чья культура с приходом книгопечатания становится шире и глубже, одновременно отдаляются от народного мировосприятия. Возникает непонимание: «Это несходство, — пишет Жан Делюмо, — породило агрессивность… Человеку изначально присуще стремление самоутвердиться в качестве хорошего и нормального, а других считать дурными и неприемлемыми для общества. Процессы над колдунами стали самозащитой доминирующей этики против отменявшей ее коллективной практики, которая была призвана служить козлом отпущения». Дьяволизация народных обрядов была нужна для того, чтобы легитимизировать и тем самым облегчить борьбу с ними. Тот же прием применялся в отношении богохульства, ереси, распространения атеизма.

С тех пор установилось своего рода спонтанное согласие между обвиняемыми — выходцами из низов, чья культура имела простую магическую основу и предусматривала сверхъестественное вмешательство, и судьями, пораженными синдромом «осажденной крепости». В сознании последних реально существуют шабаши и т. п., что неизбежно провоцирует изобличение. Задаваемые вопросы ставятся таким образом, что они неумолимо подталкивают к признаниям, которые, впрочем, учитывая реальность применения пыток, гарантированы в любом случае: «Если не все из нас признались в том, что являются колдунами, единственная этому причина состоит в том, что не всех нас подвергли пыткам», — писал в 1631 г. иезуит Ф. Шпее.

Возможность появления столь смелого критического замечания сигнализирует, что к этому времени процесс пошел на убыль. Великая охота на дьявола к XVII в. достигла кульминации в присущей ей своего рода одержимости, затем вылилась в ряд процессов и больших зрелищных изгнаний дьявола, которые во многом имели обратный эффект, породив и множа скептицизм, усиленный также ростом самосознания и критического мышления. Утрированная охота на ведьм привела к вызывающей подозрение театральности, которая мало-помалу лишила доверия к дьяволу правящие круги общества.

ГЛАВА V Изгнание дьявола и скептицизм (XVII–XVIII вв.)

Широкая вера в козни дьявола весьма заметно снижается в XVII–XVIII веках — во всех социальных слоях. Экклизиастические споры на эту тему становятся все более осмотрительными. На уровне официальных заявлений молчание становится необходимым. И принимаются меры предосторожности, чтобы предотвратить беспокойные эксцессы, характерные для предшествующих времен, к примеру — на уровне изгнания дьявола.

В 1583 г. Национальный синод Реймса призвал священнослужителей к рассудительности: проповедник, прежде чем приступить к изгнанию дьявола, должен тщательно собрать информацию о жизни одержимого, его поведении, репутации, состоянии здоровья и сопутствующих обстоятельствах. Он должен побеседовать с несколькими умными, осторожными и дальновидными людьми. Ведь нередко слишком легковерный готов обмануться. Сплошь и рядом меланхолики, лунатики и околдованные вводят в заблуждение экзорцистов, убеждая, что они одержимы и мучимы дьяволом. На самом деле они более нуждаются в диагнозе врача, чем в помощи экзорциста.

I — Рост скептицизма

В 1603 г. теолог Тире в замечательной работе, озаглавленной «Демоньяки» (Demoniaci) развенчивает миф о большинстве предполагаемых случаев одержимости, давая им статус психических заболеваний и неврозов. Так, «признание кого-либо в том, что он одержим нечистой силой», на поверку оказывается идефиксом (одержимостью навязчивой идеей) или истерией. Точно так же еще дюжина рассмотренных признаков отнесены к клиническим симптомам, в том числе: тяжелый сон, неизлечимые болезни, зоопатия и даже одержимость манией преследования и попытки наложить на себя руки: «Любой, кто не чувствует себя в безопасности, которому кажется, что его со всех сторон одолевают духи, а также те, кто, устав от окружающей действительности, страшится покушений на свою жизнь» — это просто больные люди. Позиция папы римского стала заметно критичнее. В 1744 г. именно такую позицию занял Бенедикт XIV при пересмотре римского обряда.

В более широком плане в просвещенных кругах самой церкви в ряде работ оспаривается реальное существование колдовства. До середины XVII века это была опасная смелость. В 1454 г. доктор теологии бенедиктинец Гийом Эдлин был подвергнут преследованиям как колдун за отрицание им самого существования колдунов. В I486 г. кармелит Жан де Бетц также высказал сомнение в реальном существовании этого явления. В 1559 г. Жак Валек кюре ля Гельдра и Корнель Лоос выступили против преследований, жертвами которых становились колдуны. Эти работы привлекли к себе внимание цензуры. В 1554 г. немецкий врач Иоганн Вир в своей книге «Истории, диспуты и споры об ошибочных взглядах и заблуждениях по поводу дьяволов, гнусных чародеев, колдунов и отравителей» свел истории о колдовстве к галлюцинациям, наваждениям и фантазиям слабых, примитивных, глупых умов. Возможно, эти заблуждения и вызваны дьяволом, но дела, в которых признаются колдуны, совершенно не соответствуют реальности. Вир подвергся яростным нападкам Бодэна и Боге и едва избежал костра.

В 1588 г. Монтень в главе «Хромые» своих «Опытов» высмеял охоту на ведьм, указав, что сначала следует удостовериться, а имели ли место сами факты, и лишь потом имеет смысл искать их истоки. В 1626 г. иезуит Таннер в своей работе «О теологах» (Universa theological) свел магию к простой иллюзии. Ему вторит монах того же ордена Фредерик фон Шпее фон Лангенфельд. В опубликованной анонимно работе 1631 г. «Преступная осторожность» (Cautio criminalis) он рассказывает о нравственных мучениях, которые испытывал, когда напутствовал в последний путь более 200 человек, приговоренных к смерти за колдовство, будучи убежденным в их невиновности. Никто не осмелился встать на их защиту, пишет он: «Торжественно клянусь, что среди тех людей, которых я сопроводил на костер, не было ни одного праведно осужденного. В таком же убеждении признались мне еще два священнослужителя».

В Испании совершенно удивительным образом инквизиторы вдруг стали проявлять сильный скепсис в отношении дьяволических явлений. Ни в инструкциях Торквемады 1484 и 1488 г., ни в инструкциях Деза 1500 г. нет и намека на дьявола, пишет Бартоломе Бенасар: «Сатана и его воинство удивительным образом отсутствуют, словно инквизиторы не ставили себе задачу сбить их с позиции, сорвать с них маску ереси и изгнать их из сердец еретиков. В «Учебнике инквизиторов», опубликованном в 1503 г. в Барселоне, уточняется, что, по здравому рассуждению, вызывать дьявола и просить его сотворить зло абсолютно не является ересью, поскольку это полностью совпадает с его призванием: «И, наконец, ересь имеет место, если, вызывая демона, его считают создателем, в противном случае можно говорить только о грехе, но не об ереси».

В целом испанские инквизиторы стали меньше драматизировать случаи колдовства, отзываясь о них с иронией. В документах, процитированных Мишелем Эскамилла-Колленом, они квалифицируются как «напрасные суеверия». А что касается ведьм, то «их безумие, а также глупости и нелепости, которые они рассказывают, заслуживают не наказания, а разве что насмешки». Такое же отношение проявилось у инквизиторов Палермо, раздраженных сумасшедшими старухами, обуреваемыми сексуальными маниями, которыми они им докучают, лишь бы вызвать к себе интерес. Один пример. Сицилийка Сюзанна Дака, «щедро дарящая свое тело», представала перед Палермским трибуналом в 1579, 1582 и в 1591 г., чтобы рассказать о гнусностях, которые она приписывала дьяволу. Предаваясь сексу, она приносила священную жертву, подтиралась изображением Христа, совокуплялась с дьяволом, который представал в облике монаха, и подписала с ним договор кровью. Утомившись от подобного рода словоизлияний и не поверив ни единому ее слову, инквизиторы, в конце концов, отправили женщину пожизненно в монастырь.

Итак, начиная с XVI века, появляется скепсис. Он касается не самого существования дьявола, а его проявлений в реальной жизни. И постепенно устанавливается процедура, принимающая во внимание эволюцию в общественном сознания. Например, начиная с 90-х гг. XVI в. в Нидерландах, Фландрии и Люксембурге в законодательство вводятся ограничительные меры в отношении власти местных судей, которые часто превышали свои полномочия. Несправедливо обвиненные в колдовстве имели право на моральную компенсацию. В княжестве Льеж в 1608 г. вышло предписание, регламентировавшее процедуру, которое давало обвиняемым больше прав, а последний указ, касающийся колдовства, вышедший в Нидерландах, датируется 1660 г. В 1675 г. адвокат Отфёй произнес перед Льежским судом «Защитительную речь о чародеях и колдунах, в которой ясно показано, что существование подобного рода людей невозможно» (Plaidoyer sur les magiciens et le sorciers, ou l’on demontre clairement qu’il ne peut у avoir ces sortes de gens).