Дьявол

Неккер отлично заметил, что Балю еще с самого выезда из Сен-Кентена, а особенно — притом с явной нервозностью — с момента возвращения Оливера от герцога желает переговорить с ним наедине; но он не предоставил кардиналу подобного случая, скорее даже избегал этого и постоянно держался вблизи короля. Чтобы прелату стало еще больше не по себе, Оливер сделал вид, что не слышит робкого предложения кардинала вместе отправиться к герцогу для переговоров о помещении, и устроил так, что кардинал не смог ему сопутствовать против его воли. Но когда король, разговаривая со своим шурином Бурбоном, вышел на галерею, Балю оттащил Оливера назад в комнату.

— Черт подери, Неккер, — взволнованно зашептал он, — что такое с ним, — он указал на галерею. — Он что-нибудь подозревает? Он что-нибудь знает?

Оливер медленно пожал плечами и не ответил.

— Почему вы молчите, — зашипел кардинал с плохо подавленным бешенством, — почему вы не устроили так, чтобы коннетабля оставили в покое? Почему вы не взяли меня с собой к герцогу? Почему вы избегаете разговора со мной? Из-за вас тут с ума сойдешь!

— Потише, ваше высокопреосвященство, — холодно произнес Оливер. — Я все время около короля, я следую за ним по пятам, но я не могу влезть в его душу. А посему я не знаю, что он обо всем случившемся думает; зачем он приволок сюда Сен-Поля, почему он послал к герцогу одного меня и отчего он не спускает с меня глаз. Но я знаю, что вы действительно не в своем уме, если необыкновенный идиотизм этой сцены почетного караула не изумил вас и не настроил на подозрительный лад — в той же мере, как и меня — и как короля.

— Я ничего этого даже не подозревал, — уверял Балю.

— Ну-с, ваше высокопреосвященство, — язвил Неккер, — по-видимому, заговорщики волшебным образом портят взаимными сюрпризами план совместной работы. Герцог ни с того ни с сего демонстрирует живой перечень королевских грехов; вы собираетесь наворожить никем не жданное восстание; одному богу известно, какие волшебные силы способен вызвать третий и, пожалуй, самый лучший заклинатель и маг: король! Серьезно, ваше высокопреосвященство, вы ведь сами видите — в нем что-то кипит; вы, конечно, видите и то, что он глядит на вас с дружелюбием отнюдь не чрезмерным. Будьте осторожны, монсеньор, избегайте разговоров с глазу на глаз с бургундскими вельможами, даже с Сен-Полем, даже со мною; будьте осторожны!

Балю слегка побледнел. Шаги и голос Бурбона снова послышались ближе.

— Герцог обо мне говорил? — торопливо зашептал кардинал. Оливер отрицательно покачал головой и вышел на галерею. Балю на цыпочках поспешил к себе в комнату.

— Ты с кем-нибудь говорил? — недоверчиво спросил король и осмотрелся кругом.

— С его высокопреосвященством, — ответил Неккер и глянул вскользь на Бурбона.

— Государь, брат мой, — сказал Людовик приветливо, — пора уже переодеваться для пиршества.

Бурбон поклонился и вышел. Король прислонился к каменным перилам галереи и глядел на замковую башню, массивно и мрачно уходившую в туманно-серые сумерки.

— Чего ему нужно? — спросил он отрывисто.

— Ему нужно знать ваши мысли, государь, — сказал Оливер и усмехнулся.

Король повернулся к нему.

— Что я о нем думаю?

— И о нем, и о положении, в котором мы находимся.

— Он именно в этой связи спрашивал?

— Да, — ответил Оливер с ударением.

Король мрачно смотрел в мощенный красным кирпичом пол.

— И что ты ему сказал? — спросил он через некоторое время.

— Что я не могу знать мыслей моего повелителя.

Людовик глянул на него.

— И ты их не знаешь, Оливер?

Неккер молчал и потупил взор. Людовик подошел к нему вплотную; он тихо спросил:

— Как ты чувствуешь — он похож на человека со спокойной совестью?

— Нет, государь.

— И ты о нем такую же черную думу думаешь, как и я, друг?

Оливер поднял голову и посмотрел в глаза королю: в них уже появилась воля к борьбе. Неккер решился:

— Моя дума еще черней, — сказал он серьезно и поспешно добавил: — с сегодняшнего дня; вчера это были лишь смутные впечатления и предчувствия, их в той же мере ощущали Жан де Бон и мессир Тристан. Но может еще статься, что мы несправедливы, — стал он успокаивать Людовика, когда увидел, как исказилось его лицо. — Дайте мне осторожно все выведать, государь, дайте мне поработать, наблюдайте за Балю и Сен-Полем, и пусть они видят, что вы за ними наблюдаете; и прежде всего разыграйте перед Бургундским герцогом такую самоуверенность и такое всезнайство, чтоб у него заранее пропала всякая охота замышлять недоброе. И будьте покойны, государь, мы недолго будем бродить впотьмах; — он понизил голос и указал рукой на герцогскую половину дворца: — у меня там пара тонких ушей, и они слушают за нас.

Король усмехнулся; его хитроумно ухмылявшееся лицо снова выражало наслаждение политической комбинацией, снова у него перед глазами была цель. Оливер был им доволен, он последовал за королем в горницу и помог переодеться. Его радовала необыкновенная тщательность, с какой Людовик выбирал одежду: темный, отороченный соболем парадный камзол, а сверху — короткий, падающий складками плащ с широкими рукавами из той же материи и с тем же мехом; опушенную соболем шапку из золотой парчи и усеянный самоцветными камнями пояс, которому не было цены.

Когда старший камерарий бургундского двора торжественно явился за ними и провел их в громадную пиршественную залу, когда звучный голос Туазон Д’Ора [48] , герцогского герольда и церемониймейстера, провозгласил: «Король идет!» и весь блестящий двор смолк и поднялся навстречу, — тогда Людовик с таким достоинством пронес сквозь ряды некрасивую свою голову, и от тщедушного его тела веяло такой грацией, и таким самообладанием был исполнен державный дух, облекавший его словно порфирой, что Оливер, идя за ним, весь расцвел от своеобразной гордости, радостной и одурманивающей как наркотики, и даже Карл Бургундский, уверенный в себе и прекрасный, как эллинский бог, в придворном бархате и горностае, и тот благоговейно склонился перед королем.

48

«Туасон д’Ор» — орден Золотого руна, один из наиболее престижных орденов дворянства Западной Европы, носили герцоги Бургундские.

Троны короля и герцога стояли под балдахинами, — у бургундца балдахин был чуть пониже, — и на красном парчовом их фоне были вышиты золотом три лилии Валуа, увенчанные короной, и Брабантский лев.

Близ Людовика сидели: Филипп Савойский, канцлер Кревкер, Антуан Бургундский и прочие вельможи из состава почетного караула, согласно рангу; рядом с герцогом сидели: кардинал, Бурбон, коннетабль, Жан де Бон, мессир Тристан и сановники бургундского двора. Герцог Бургундский был жестоким режиссером и не преминул посадить напротив генерал-профоса его жертву — сеньора дю-Ло, которого тот пытал. Л’Эрмит приветствовал своего визави тонкой улыбкой.

Оливер стоял позади короля и подавал ему блюда, отведывая каждое кушанье. То же самое делал для герцога бургундский кравчий [49] . Обязанности стольника [50] исполнял при обоих государях тот самый Мельхиор ван Буслейден, который, будучи в милости у Карла Бургундского, четыре дня тому назад сопровождал канцлера на квартиру Балю и слышал там от Оливера много примечательного. Теперь они оба молча стояли рядом и делали вид, что не знают друг друга.

49

Кравчий — один из высших придворных чинов, связанный с большими приемами. Кравчий заведовал стольниками.

50

Стольник — старинный дворцовый чин. Стольник ведал королевской трапезой.