Дьявольская Королева

— Знаю. Но в вашем сне есть и другие люди. Как же они?

— Мне все равно, — отрезала я.

— Тогда вся Франция развалится, — сказал астролог. — Вы ответственны за этих людей не меньше, чем за свою судьбу и судьбу принца Генриха.

— Имеются и другие причины, по которым я должна остаться, — настаивала я. — Во дворе есть люди, которые хотят меня убрать и женить Генриха на другой женщине. Без меня он станет беззащитен. Я должна подарить ему наследника. Должна. — Мое лицо стало каменным. — Просто скажите, что мне делать, чтобы Генрих был здоров, а я родила от него ребенка.

Козимо задумался.

— Долго спорить с судьбой не в наших силах, но мы можем прибавить Генриху несколько лет жизни. Вы действительно желаете этого? Я имею в виду, родить дофину ребенка?

Вопрос показался мне нелепым.

— Ну разумеется. И готова отдать за это все, что угодно. Уже пыталась. Бормотала заклинания, делала талисманы, отвратительные припарки, пила мочу мула. Не представляю, что еще можно сделать.

Козимо помолчал, потом произнес с расстановкой:

— А ребенок должен быть от дофина.

Фраза прозвучала как утверждение, но я услышала в ней скрытый намек, и лицо мое вспыхнуло. «Как вы смеете!» — хотелось мне крикнуть, но передо мной сидел Руджиери, для него не существовало секретов, ни одна, самая ужасная тема его не пугала.

Я покраснела.

— Да, от дофина. Он мой муж. И… я его люблю.

Астролог наклонил голову, уловив отчаяние в последних трех словах.

— Мне очень жаль, — тихо заметил он. — Это все осложняет.

— Почему?

— Вы наверняка изучали свой гороскоп относительно детей. И гороскоп принца Генриха. Вашим пятым домом управляет Скорпион. То же самое и у вашего мужа. Вы слишком умны, а потому не могли не заметить знаки: бесплодие, ложь и обман. Выбор за вами.

— Никакого обмана. — Я глубоко вздохнула. — Должен быть какой-то другой выход.

— Выход есть всегда. Все зависит от того, что вы намерены сделать.

Руджиери подался вперед. На фоне иссиня-черных волос была особенно заметна нездоровая бледность.

Несмотря на кривой нос и впалые щеки, голос и манеры Руджиери завораживали. Под ледяной поверхностью тек горячий поток. И если бы я поддалась ему, он бы увлек меня за собой.

— Что угодно, — заявила я, — кроме супружеской измены.

Он медленно кивнул.

— Тогда должен предупредить вас, Madame la Dauphine: чтобы получить кровь, вы должны отдать кровь.

У меня сжалось сердце: Козимо говорил о самой темной магии. Впрочем, я давно чувствовала, что моя душа потеряна.

— Отдам все до последней капли, лишь бы спасти Генриха.

Выражение его глаз не изменилось.

— Ах, мадам, вам потребуется сильная воля и крепкий желудок. Ведь в данном случае речь идет не о вашей крови.

Несколько недель я колебалась. Каждый день встречалась с Руджиери, консультировалась с ним по всяким пустякам, просила об уроках магии. В этом случае он мне отказал: я знала мало, а он — очень много. Для него было менее рискованно совершать заклинания по моей просьбе.

— Хотя бы одна душа будет в безопасности, — пояснил он.

На протяжении этих недель я жила в постоянном страхе. От мадам Гонди я узнала, что де Гизы — родители красавицы Луизы — снова тайно встречались с королем. Вероятно, обсуждали возможность брачного контракта с Генрихом. Я почти задумалась над предложением Руджиери зачать от другого мужчины.

Но хотя Генрих предал меня, я не могла ответить ему тем же. Дом Валуа был теперь моим домом. Я мечтала о сыне, в жилах которого текла бы кровь Валуа, который бы унаследовал трон. Я нашла свой дом и не собиралась его никому уступать.

Наконец я решилась на невероятное. Посреди ночи взяла бумагу и начала выводить чудовищные слова; перо поскрипывало в моей руке.

Рано утром я послала за Руджиери, и он явился в мой кабинет. За закрытой дверью я передала ему лист, сложенный в восемь раз, словно это каким-то образом уменьшало чудовищность преступления.

— Я все обдумала, — промолвила я. — Тут мои ограничения.

Бумага зашелестела в пальцах астролога. Он просмотрел текст, нахмурился и поднял на меня черные глаза.

— Если я последую им, — ответил он, — то за результат не ручаюсь.

— Пока не добьемся успеха, — сказала я.

Он сложил бумагу и сунул ее в нагрудный карман. Взгляд его не отрывался от моего лица. Глаза черные, как у Генриха, только света в них не было. Астролог слабо улыбнулся.

— Успех нам обеспечен, Катрин.

Я не посчитала такое обращение невежливостью. Теперь мы были равны. Я отдала Генриху свое сердце, но только Руджиери знал о зле, которое в нем таилось.

Доверяла я лишь мадам Гонди. Она сама поговорила с главным конюшим, приказала оседлать свою лошадь и привести ее в дальний конец конюшни, чтобы ее не увидели из дворцовых окон. Скандальная вещь для женщины — ездить верхом одной в сумерках. Главный конюший, без сомнения, предположил, что это — тайное свидание. Он не ошибся.

Мадам Гонди поскакала из конюшни к ближайшему перелеску и скрылась под тенью деревьев, там мы с ней и поменялись. Мы обе были в черной одежде. Если бы кто-нибудь наблюдал со стороны, то подумал бы, что въехала в лес и выехала одна и та же женщина.

Утром того дня весеннее небо затянули облака, за которыми слабо просвечивало солнце. Сейчас, в сумерках, этот свет спустился к горизонту. Воздух был холодный, ощущалось приближение дождя. Я углубилась в лес. Несколько раз я осаживала одолженную лошадь: хотелось оглянуться, но мысль о Генрихе побуждала двигаться вперед.

Наконец я оказалась у заброшенного виноградника, рядом раскинулся сад с умирающими грушевыми деревьями. На сучковатых ветвях пробивались чахлые цветы. Возле сада я заметила черную фигуру с фонарем и разглядела в желтом свете лицо Руджиери. Он повернулся и медленно пошел мимо деревьев к дому под соломенной крышей. Кирпичное строение дышало на ладан. За щелястыми ставнями тускло горели свечи.

Руджиери поставил фонарь на землю и помог мне спуститься. Он смотрел на меня: взгляд его что-то искал, но не находил.

Он признался, что не желал моего визита, опасного как с магической, так и с практической точки зрения. Я чувствовала, что астролог пытается меня отговорить, и настояла на своем.

От внезапного холода в его глазах у меня перехватило дыхание. Когтистое прикосновение его пальцев, хотя и отделенное от моих рук перчатками, заморозило меня до мозга костей. Он был способен на вещи похуже убийства. Я оказалась с ним наедине, никто моих криков бы не услышал.

Мне хотелось вырваться, вскочить на лошадь мадам Гонди и умчаться прочь. Но глаза колдуна глядели на меня властно, и я, лишившись воли, словно во сне последовала за ним к дому.