Дьявольская Королева

После пробуждения я осознала, что сулит будущее. Франциск умрет, на его место придет его брат, десятилетний Карл. Но Карл слишком юн для управления государством. Согласно французскому закону, пока королю не исполнится четырнадцать лет, должен быть назначен регент.

Регента избирало собрание ноблей, а судя по растущему недовольству де Гизами, собрание, скорее всего, передаст регентство первому принцу крови Антуану де Бурбону.

Смерть Франциска лишит Марию французской короны, то есть и де Гизы утратят к ней какое-либо отношение. Они не позволят Бурбону заявить о своих правах, поскольку тот отнимет у них власть. Бурбон, в свою очередь, поведет против врага армию гугенотов, а Гизы бросят клич всем добрым католикам, призывая на борьбу с еретиками. Во Франции начнется гражданская война.

Я встала, позвала мадам Гонди и велела ей послать за Бурбоном.

Дни до приезда Антуана де Бурбона были окрашены робкой надеждой. Лихорадка у Франциска прошла, он сел в кровати и съел немного овсяной каши. Почувствовав облегчение, я отправилась подышать холодным осенним воздухом. Быстро пересекла лужайку и поднялась в закрытую теннисную галерею. Там звенели мальчишечьи голоса; стены на удары мяча отзывались гулким эхом. Я вспомнила, как наблюдала за молодым мужем и его братом, когда они играли в теннис.

Тут раздался крик: «Tenez!» В тот же момент мимо меня просвистел мяч. Я обернулась и посмотрела на лужайку. Голова закружилась, и я поднесла руку к глазам, а когда убрала ее, на траве лежали обнаженные изувеченные тела.

Я была так ошеломлена, что просто застыла. Тела стали расплываться в воздухе, а потом исчезли. С галереи послышался топот бегущих ног.

Оглянувшись, я увидела шестилетнего Генриха Наваррского с ракеткой в руке. Он замер в нескольких шагах от меня и с испугом уставился на то же место, где мне померещились трупы.

Я поманила мальчика к себе, но тот ринулся прочь.

— Генрих, подожди! — окликнула я.

Он остановился, и я подошла к нему.

— Ты тоже их видел? — спросила я. — Ты их видел…

Генрих поднял на меня глаза. Лицо его сморщилось, и он зашагал назад, в галерею.

Как только я вернулась во дворец, то немедленно пригласила к себе Руджиери.

Колдун, бледный человек без возраста, уселся напротив меня.

— Смерть Генриха не положила конца несчастьям, — начала я. — Сны привели меня во Францию не только ради мужа; умрет еще много народу… тысячи людей, если я не приму меры. Мы должны подумать, как мне поступить.

Руджиери избегал встречаться со мной взглядом.

— Жизни ваших сыновей были куплены кровью других детей, — сказал он. — Не собираетесь же вы уничтожить одну тысячу людей, чтобы не погибла другая тысяча.

— Конечно нет, — сердито произнесла я. — Но я делаю все, что могу, на практическом уровне, стараясь не допустить войны между католиками и гугенотами. Вы колдун, астролог и мой советник. И наверняка вы лучше меня знаете, как избежать ненужных жертв.

— Я и раньше утверждал, что талисманы неспособны противостоять катастрофе. Звезды обязательно пойдут своим путем. Недавно я изучал эти звезды — они изменились с тех пор, как я дал вам жемчужину. — Лицо Козимо выражало то, что я прежде у него не замечала: вину. — Гибель короля Генриха должна была положить конец вашим ночным кошмарам, мадам, и остановить кровь. Я думал, что влияние одного ребенка на будущее окажется спасительным, но трое…

В моей памяти всплыли слова пророка: «Полотно истории соткано из многих нитей. Попробуйте одну заменить на другую, более слабую, и ткань порвется. Ткань порвется, кровь прольется, и крови будет больше, чем в любом сне».

— Madame la Reine, этих детей не должно быть…

— Нет, — возразила я. — Я мать, которая любит своих детей. О чем вы говорите? Что во всем виноваты мои сыновья? Что мне нужно поднять на них руку? Наверняка вы не это имели в виду, месье. Потому что, если так, я подняла бы руку на вас.

Козимо опустил голову. Плечи его поникли, в позе читались горе и поражение.

— Вы хотите, чтобы я их убила? — прошептала я. — Вы просите мать уничтожить собственных детей… Я вас проклинаю. Гореть вам в аду!

Руджиери глубоко вздохнул и посмотрел на меня. Выражение его лица было мрачным, но излучало нежность.

— Настанет время, Катрин. Если вы не сделаете того, что необходимо, развяжется невероятная резня. Тогда будет слишком поздно.

— Как вы смеете! — Голос мой задрожал, я вскочила со стула. — Как смеете давать такие советы, ведь речь идет о моих детях? Если вы не поможете мне так, как хочу я, вам придется удалиться.

Руджиери поднялся и поклонился, как безупречный придворный. Он словно надел маску на свое печальное лицо.

— Как вам угодно, Madame la Reine, — заявил он.

На следующее утро я убедила себе в том, что плохо помню нашу беседу. Руджиери не мог произнести таких ужасных слов. Конечно же, я неправильно его поняла. Когда я снова за ним послала, паж вернулся и сообщил, что квартира колдуна пуста и служанка не знает, куда он уехал.

Я выкинула из головы невозможные фразы Руджиери и взялась за практические вопросы. Меня беспокоило, что слухи о плохом самочувствии короля, возможно, уже распространились. Я предупредила Бурбона, что для него настал момент призвать своих сторонников и явиться во дворец. Он прибыл через три дня в сопровождении своего пажа и двух ноблей.

На пороге моего кабинета стражники велели друзьям Бурбона остаться снаружи. Сидя за закрытой дверью, я слышала, как он бранится: такт и самообладание были ему неведомы.

Однако когда Бурбон успокоился и дверь в мой кабинет отворилась, он весело мне улыбнулся и поклонился с почтительностью, доходившей до гротеска. Бурбон снял бархатный берет, обнажив редкие седые волосы и пушистый седой шиньон. Драгоценностей на нем было больше, чем на мне: золотая серьга, унизанная бриллиантами, рубиновая подвеска и несколько блестящих колец.

— Madame la Reine! — воскликнул он. — Готов принести вам пользу. Чем могу служить?

Я протянула ему руки. Бурбон был мужем Жанны, кузины Генриха, и отцом маленького Наварра, хотя редко их видел, увлеченный грязной политикой и женщинами. Когда мы встречались, то обращались друг к другу как родственники.

— Входите, — пригласила я, — садитесь рядом со мной. Мы с вами давно не общались.

Он радостно схватил мои руки и поцеловал их, затем опустился в кресло. В ответ я улыбнулась ему, но тут же посерьезнела: после кончины Генриха мне некогда было тратить время на любезности.

— Мне известно, месье, что протестанты недовольны. Они устраивают собрания и обсуждают план смещения де Гизов.

Бурбон удивленно вскинул брови, кожа на его лбу тотчас сморщилась. Какое-то мгновение он просто смотрел на меня, а потом, заикаясь, произнес:

— Ах, Madame la Reine, в этом нет ничего личного. Но мои права первого принца крови должны быть защищены. — Он помолчал, болезненно пытаясь сменить тему, и продолжил: — По приезде сюда я справился о его величестве и выяснил, что ему нездоровится. Мне очень жаль.