Дьявольски рисковый
Шрифт:
– Потому что ты сам решил сделать паузу в тренировке, так как ... э ...
– Я размышляла, как мне лучше всего сформулировать то, что хотела сказать. Но формулировать было нечего.
– Прибавил много в весе, - закончила я твёрдым голосом.
– Хе, радуйся, что тебя там не было, - вмешался Сеппо.
– Это не было удовольствием.
– По крайней мере, у тебя сейчас нет неприятностей с твоими стариками, - согласился с ним Сердан.
– Для этого ведь и причин нет. Ты же больше не занимаешься паркуром.
– Точно, - вспылил Билли, вырвал у официантки чашку с мороженым из рук и убрался с ним на другой
– Вы отлично всё устроили.
– Что значит, отлично устроили?
– Мобильный Сеппо начал гудеть. Он приподнял свой зад, чтобы можно было вытащить его из кармана штанов.
– Если он больше не хочет зависать с нами, тогда значит не хочет. Pronto? Ах, мама ...
Мама Ломбарди, снова. Тогда ему так и так нужно будет сейчас уходить. Поэтому я повернулась к Сердану, чтобы вопрошающе посмотреть на него, но он только извиняясь, пожал плечами.
– Я тоже так думаю, Катц. Заставить мы Билли не можем.
– Я решила оставить таять моё мороженое-спагетти на сентябрьском солнце, положила четыре евро на стол - слишком много для этого сладкого месива, и прошла, не попрощавшись к Билли, который с мрачным выражением лица вылавливал вишню Амарена из горы сливок, что прятались в его мороженом.
Потому что, у меня был опыт, что ребятам нельзя было задавать кучу вопросов - потому что тогда они сбегали, они не справлялись с этим (исключение: Леандер, он любил, когда его расспрашивали о его жизни), я села молча рядом с ним и понадеялась, что он начнёт говорить. После десяти минут, когда на дне его чашки осталась только капля красного соуса и я потихоньку начинала нервничать, потому что стрелка часов опасно приближалась к семи, он наконец сделал это.
– Это совсем не радует, когда Сердан и Сеппо так агрессивно настроены. Не терплю такое, - объяснил Билли, как будто мы всё это время говорили именно об этом.
– Меня тоже раздражает. Но это определённо скоро пройдёт.
– Я не была в этом слишком уверенна. Оба просто нападали друг на друга. Хотя раньше были лучшими друзьями.
– Даааа, - сказал Билли растягивая слова.
– Но даже если и так ... мне это всё равно. Паркур для меня в прошлом. Всё закончилось.
– Но почему?
– воскликнула я возмущённо.
– Почему он должен быть в прошлом? Ты придёшь в норму, как только начнёшь снова тренироваться!
– Зачем я вам вообще нужен? Только для того, чтобы снимать? Это может сделать и кто-то другой.
Я должна была какое-то время подумать, прежде чем ответила. Да, для чего нам был нужен Билли? Я не могла спонтанно назвать причину.
Но суть была вовсе не в этом. Мы были кликой, друзьями. Для этого не нужна была специальная причина, чтобы быть с нами. Без Билли, чего-то не хватало. Даже на нашем дурацком заднем дворе я постоянно оглядывалась и искала его, сама по себе. Потому что он был один из нас. И это я ему и сказала.
– Мы друзья, Билли.
– Нее, это не так. Друзья не атакуют постоянно друг друга, как Сердан и Сеппо. У друзей нет друг от друга секретов. И между друзьями борьба за девушку табу. Но Сеппо и Сердан... Кроме того я знаю, что ты целовалась с Серданом, но собственно хотела что-то от Сеппо.
О Боже, снова эта тема. Нет, об этом я не хотела говорить с Билли.
– И всё равно мы друзья. У нас дружба и мы должны
быть вместе, навсегда, - повторила я, потому что не могла придумать что-то получше.Я не могла сказать ему, что боялась, что мы никогда больше не будем заниматься паркуром, если Билли окончательно отвернётся от нас. Тогда останутся только Сердан и Сеппо, которые только ругались между собой. Леандер тоже всё чаще отсутствовал, а его в любом случае никто не видел, кроме меня.
– Ах, что за дерьмо, Люси!
– взорвался Билли.
– Ничего не бывает навсегда! Чувства уходят. Просто так. С одного момента на другой. Дружба прекращается. Такова жизнь.
Что он там такое болтал? Я не могла справиться с этим разговором. Я ещё никогда не могла хорошо разговаривать о чувствах. А с Билли я до сих пор самое большее говорила о сортах жевательной резинки и функциях мобильного телефона. И о паркуре. Но Билли вовсе больше не обращал на меня внимания.
– Только сегодня утром мне пришлось выслушивать это. Чувства когда-нибудь уходят, Билли. Никто в этом не виноват. Такова жизнь.
– Сердито он смял липкую салфетку. Его пухлые щёки покраснели, а возле корней волос блестели капельки пота. Мне что, состряпать сейчас лицо, будто в голове воздушный пузырь? Или произнести хм, так как делает Сердан.
Но когда я сама была сердита, то ненавидела «хм» и лица, будто в голове воздушный пузырь. Мне нельзя было делать вид, будто Билли ничего не сказал. Это было бы не честно. С другой стороны я не поняла не слова.
– Ты не можешь подсказать мне, о чём ты сейчас говоришь?
– Ну, о моих родителях, о чём же ещё!
– Билли так повысил голос, что две женщины за столом рядом с нами, повернулись к нам с любопытством.
– Они вдруг говорят, что больше не любят друг друга. И хотят развестись. Совершенно внезапно! Они даже не ругались! Никогда! Но теперь, теперь они ругаются постоянно, как Сеппо и Сердан, мне так это надоело ... это меня бесит ...
– Билли вытер салфеткой пот со лба.
– Извини, я этого не знала, - сказала я тихо, хотя считала, что это были две совершенно разные проблемы, брак родителей Билли и наша паркур-тема.
– Мои родители тоже иногда ругаются. Я знаю, что это раздражает.
Внезапно я испугалась, что у нас тоже может так произойти, как у Билли. Что мама однажды утром разбудит меня и скажет: Эй, Люси, папа и я не любим больше друг друга. Мы разводимся. Нет, такого я не могла себе представить, моё сердце говорило мне, что это неправильно. Совершенно неправильно. Но скорее всего Билли это тоже казалось неправильным. И потом это всё-таки случилось.
– Да именно, это раздражает, и я не хочу ещё и в моё свободное время попадать в стрессовые ситуации. Понимаешь?
– Да, но ...
– Что но? Никаких но!
– прогремел Билли.
– Да я вам вовсе не нужен! Кроме того, я хочу заняться чем-то другим, чем-то, где не буду всегда играть дурака. Шак сказал, что он и Ралле ...
– Тот Шак?
– перебила я его. Чего ты хочешь от этого тюфяка?
Шак ходил в нашу школу, был в том же классе, что и Сеппо. Но так как он два раза остался на второй год, то был один из самых старших. У него были длинные локоны, которые в конце недели блестели от жира, курил скрученные вручную косяки и брал свою гитару даже на уроки. Когда он на кого-то смотрел, то выглядел так, будто вот-вот заснёт.