Дьявольские близнецы

– Вчера в школе родительское собрание было, – она на мгновение глянула на Павла, и он замер в предчувствии чего-то жуткого, – и мама поздно вернулась.

Девочка замолчала, словно говорить ей было тяжело. Следователь не торопил её. 

– Она была очень грустная. Мы спрашивали у неё, что случилось? Но мама не сказала. Да, Ян? – она слегка сжала ладонь сестры, и та согласно кивнула головой.

– Она нам даже сказку не почитала на ночь, как обычно, – встряла в разговор Яна, – приказала спать идти.

Девочки замолчали.

– Но вы слышали что-нибудь потом? – нетерпеливо спросил второй следователь.

Усач и психолог одновременно укоризненно зыркнули на него.

– Потом мы уснули… – протянула Аня.

Павел замер, уставившись в одну точку перед собой.

« Сейчас она скажет, что услышали грохот. Пришли в комнату и увидели меня возле тела матери… – внутренности Павла, казалось, сжались в тугую пружину. – Ну, давай, дрянь! Хватит издеваться!»

– Потом мы услышали грохот. Яна испугалась, а я нет. Я вышла посмотреть, что упало…

Аня опять замолчала.

Тут уже не выдержал усатый: – Ну, а что потом?

– А ничего, – пожала плечами девочка, – ничего не упало. Это наша новая учительница в темноте в коридоре за тумбочку зацепилась. Она к мамочке приходила поговорить. Я её спросила, где мама, а Мария Ивановна сказала, что она уже легла.

Павел вскочил со стула. Следователь недовольно одёрнул его, и он опустился на место.

– Она сказала, что у мамочки голова разболелась, – продолжила Аня,– и попросила, чтобы мы её не тревожили. Я за Марией Ивановной дверь закрыла и Яне сказала, что всё хорошо. Мы опять уснули, а потом проснулись, когда папочка пришёл, и нашли маму…

Девочка замотала головой, и у неё началась истерика. Следом за ней заревела вторая.

Страшная боль сжала сердце Павла, он начал задыхаться, захрипел и потерял сознание.

…За то время пока Павел провалялся после инфаркта в больнице, усатый следователь приходил к нему два раза. По подозрению в убийстве Светланы была арестована Маша – Кашина Мария Ивановна, новый классный руководитель его детей. Павел не мог поверить в такое совпадение. Почему из десятков школ Москвы, из сотен классов именно в класс, где учатся его дочери, назначили Машу? Что это: случайность или умысел? Павел верил и не верил, что она убила Свету. Но улики против девушки были неопровержимы. Всё подтверждало её виновность: отпечатки пальцев в квартире, анализ ДНК соскобов из-под ногтей Светланы. Кроме показаний девочек, многие родители рассказали, что видели тем вечером, как учительница и Светлана спорили о чём-то на повышенных тонах. Но причину ссоры задержанная не объяснила и отрицала свою вину.

Когда Павла из реанимации перевели в палату, к нему пришёл свёкор. Павлу было искренне жаль его, потерявшего единственную дочь и разом постаревшего на несколько лет. После несчастья раздавленные горем родители Светы забрали детей к себе. Они перевели близнецов в гимназию, находившуюся рядом с их домом. Свёкор долго рассказывал Павлу о девочках, их успехах в новой школе. Потом он неожиданно замялся и сник.

– Паша! – свёкор по-стариковски поджал губы. – Ты только восприми это как надо, хорошо? Отдай нам девочек? В смысле, пусть с нами живут?

Павел откинулся на подушку и закрыл глаза. С него словно сняли стопудовую тяжесть. Он боялся выдать нечаянную радость глупой улыбкой, облегчённым вздохом.

– Паша, – зачастил умоляюще свёкор, по-своему истолковав его состояние, – после смерти дочки, Инесса совсем плохая была. Единственное, что удерживает её на плаву – внучки. Паша! Тебе одному с ними не справиться. Оклемаешься, опять в лаборатории до ночи зависать будешь. А, Паш?

Павел, слегка поломавшись для приличия, согласился.

…Небольшой зал судебного заседания был полон. Павел вглядывался в незнакомые лица и думал, что привело сюда всех этих людей. Нездоровый интерес, будоражащий тёмную половину их души? Стремление насладиться чужим горем?

« Как стервятники наблюдают за агонией, – мелькнула мысль, – так и эти. Нашли шоу».

Шум в зале усилился: конвойные ввели подсудимую. Павел за столько лет впервые увидел Машу. Она совершенно не изменилась с их последней встречи. Только голубоватые тени легли под глазами. Она шарила взглядом по залу, словно искала кого-то. Наконец, она увидела Павла, и лицо девушки осветила такая неподдельная радость, что ему стало не по себе.

«Ненормальная, чему радуешься? – внезапно разозлился Павел и отвернулся. – Впаяют тебе лет десять и поделом!»

Почти постоянно в течение процесса он чувствовал, что она не сводит с него глаз. Маша и на суде не признала свою вину, а причину спора приводила какую-то невнятную: «Не сошлись во взглядах на воспитание детей». Девочек на процессе не было, их показания зачитал прокурор. Павел плохо запомнил, что во время судебных прений говорили обвинитель и защитник. Воспоминания захватили его. Маша, Света, он – как переплелись их судьбы, и каким трагичным оказался финал. От последнего слова Маша отказалась, чем вызвала негодующий гул у многих присутствовавших в зале. Мать Светланы схватилась за сердце, истерично вскрикнула: «Будь ты проклята, убийца!» и начала заваливаться на бок. Когда суматоха с оказанием помощи улеглась, судья удалилась для вынесения приговора. Зал опять оживился, загомонил. Некоторые зеваки зашуршали пакетами с бутербродами и обёртками от конфет и шоколадок. Одной эмоциональной подпитки видимо не хватало. Павел кожей ощущал Машин взгляд. Он повернулся и пристально посмотрел на девушку. 

« Зачем ей Светина смерть? Это скорее Света должна была жаждать уничтожить её, – размышлял Павел, – отомстить за разрушенные надежды, за смерть родных малюток. За то, что осталась бесплодной. Маше нет никакого смысла убивать. Из-за меня? Но столько лет прошло. Она ни разу не дала о себе знать. Я был уверен, что она живёт в счастливом браке. Вот ведь, правда – не родись красивой!»

Секретарь торжественно произнесла положенное «встать, суд идёт». Люди нехотя поднялись, судья вышла из совещательной комнаты и прошла за стол. Когда зал сел, она огласила приговор: одиннадцать с половиной лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строго режима.

Маша будто не понимала, что происходит до того момента, пока конвойный не открыл клетку и не надел на неё наручники.

Толька тогда девушка стала вырываться и страшно закричала: – Нет! Паша, я не убивала! Нет!

Не в состоянии выносить её крики, Павел поспешно вышел из зала и покинул здание суда.

На улице буйствовала весна. Черёмуха белым цветом дурманила воздух. Закатное солнце мягко золотило оконные стёкла. Детвора визжала, гоняя на самокатах и велосипедах в соседнем дворе. Мимо пробежала дворняга, искоса глянув на него умными, всё понимающими глазами.

« Одиннадцать лет…– Павла вдруг пробрал озноб, и он поёжился, – почти треть прожитой жизни. Ради чего? Маша, Маша.…Всю жизнь ты сломала – и мне, и себе».

Глава 22 Письмо

« Здравствуй, Паша!

Пишу тебе, храня в сердце надежду, что ты всё же вскроешь конверт и прочтёшь письмо, а не уничтожишь его нераспечатанным. И тогда, наконец, узнаешь правду о том, что случилось в тот страшный зимний вечер, когда погибла твоя жена. Да, я не описалась – погибла, а не была убита. Хотя теперь, без конца просеивая в памяти мельчайшие подробности того дня, мне кажется, что в смерти Светланы есть нечто странное. Будто какие-то неведомые силы распланировали её.

Не знаю, говорил ли тебе следователь, но я не раз настаивала на свидании с тобой. Вероятно, тебе просто невыносимо было даже думать, чтобы поговорить с человеком, которого считаешь убийцей, и ты отказался. Но мне легче предполагать, что следователь просто забыл озвучить мою просьбу.

Света не первая, кто умер при странных обстоятельствах. Стоило мне только попытаться приоткрыть завесу тайны рождения моих детей, нащупать след, ведущий к ним, как все нити обрывались. Свидетели погибали не по моей вине, но за каждую из их смертей меня, безусловно, смогли бы осудить. Я никому не рассказывала о том, как погибли эти люди, кроме твоей покойной жены. Теперь и ты узнаешь, если решишь всё же прочесть письмо…»