Дьявольский микроб

Затем Чессингем. Здесь — большой вопросительный знак. Для ассистента ведущего химика его зарплата не фонтан. А он содержит большой дом, имеет служанку и держит дома сестру, которая смотрит за его матерью. Служанка появилась два месяца назад. Его мать, между прочим, в очень плохом состоянии. Доктор утверждает, что перемена климата могла бы ей добавить несколько лет жизни, а она утверждает, что не хочет никакой перемены.

Очевидно, не хочет затруднять сына, который, она знает, не может для нее ничего сделать. Возможно, Чессингем хотел получить деньги, чтобы отправить мать лечиться. Я даже уверен в этом. Семья у них очень дружная. Не хотелось бы, чтобы ими занимался Харденджер. Нужно узнать счет Чессингема в банке, неотрывно следить за его перепиской, проверить у местных властей, получал ли он водительские права, проверить в армейском соединении, где он служил, водил ли он когда-либо грузовик, и, наконец, проверить, числится ли он в списках местных ростовщиков. Он, конечно, закабален не Тариэлом и Ханберри, крупными акулами, но в радиусе двадцати миль от его дома существует и дюжина других. А Чессингем никогда не уходит далеко от дома.

Возможно, он берет деньги взаймы у какой-нибудь лондонской конторы почтой.

— И это все, что вы хотите? — спросил Шеф с нескрываемой иронией.

— Считаю все это существенным, сэр.

— В самом деле? А как оцениваете отличное алиби, представленное им: фотографии прохождения Юпитера? Может ли это с точностью до секунды указать на его присутствие дома? Верите вы этому?

— Верю только, что эти снимки точно скажут, когда они сделаны. Но не обязательно Чессингем был дома в момент фотографирования. Он не только прекрасный ученый, но и необычайно умный парень с золотыми руками. Он сделал сам себе автоматический фотоаппарат, радио и телевизор. Он построил рефлекторный телескоп, даже сам шлифовал линзы. Для него не составило бы труда сделать механизм автоматической съемки в определенных интервалах.

Мог и кто-то другой делать снимки вместо него, если он отлучался.

Чессингем слишком умная птица, чтобы сразу сказать о снимках и обеспечить ими себе алиби. Он притворился в разговоре со мной, что не сразу вспомнил о них. Он решил, что слишком подозрительно выглядит, что снимки уже просушены и обрезаны.

— Вы, наверное, не поверите самому святому Петру, Кэвел. Не так ли?

— Возможно, и поверил бы, представь апостол совершенно независимых свидетелей, подтверждающих имеющееся у него алиби. Дать кому-нибудь преимущество находиться вне подозрений такая роскошь, какую не могу позволить себе. Вы знаете это, сэр. И у Чессингема не будет этого маленького преимущества, так же как и у Хартнелла.

— Гм. — Он внимательно вгляделся в меня из-под густых бровей и вдруг отрывисто спросил:

— Истон Дерри исчез, потому что слишком близко был к огню. Интересно, много ли вы скрываете от меня, Кэвел?

— Почему вы об этом спрашиваете, сэр?

— Бог его знает. С моей стороны наивно об этом спрашивать. Даже если бы вы все сказали. — Он налил себе виски и, не отхлебнув, поставил стакан.

— Что за всем этим кроется, мой мальчик?

— Шантаж. В том или ином виде. Наш приятель с дьявольским микробом и ботулинусным вирусом в кармане имеет самое прекрасное оружие для шантажа, какое только видел мир. Возможно, ему нужны деньги, крупная сумма денег.

Если правительство хочет получить эти культуры обратно, то придется раскошелиться и заплатить непомерно крупную сумму. И еще дополнительный шантаж: если правительство не согласится на его условия, он продаст культуры какой-либо другой стране. Надеюсь, что это так. Опасаюсь лишь одного — что мы имеем дело не с преступником, а с сумасшедшим. Не возражайте, что безумный не смог бы все это организовать, иные из них гениальны. Если это безумец, то наверняка обуреваемый благородной идеей, что человечество должно уничтожить войну или война уничтожит человечество.

В этом случае опасность будет, как понимаете, наименьшей: Англия вынуждена будет уничтожить Мортон или я уничтожу Англию. Нечто в этом духе. Может прийти по почте письмо в одну из больших национальных ежедневных газет с сообщением, что он владеет культурами и какие дальнейшие шаги предпримет.

Шеф взял стакан виски и внимательнейшим образом стал разглядывать содержимое, будто предсказатель, ищущий ответ в магическом кристалле.

— Что заставляет вас так думать? Я говорю о письме.

— Ему придется так поступить, сэр. Давление — сущность шантажа. Наш приятель с опасными культурами бактерий нуждается в гласности. Напуганное население окажет такое страшное давление на правительство, что тому останется только подчиниться или сразу подать в отставку. Ведь есть чего ужасаться, это понятно всякому сведущему.

— Где вы находились между девятью сорока пятью и десятью часами сегодня вечером? — резко спросил он.

— Где был я... — Так же пристально я глядел на него, как он только что, затем тихо сказал:

— В отеле «Вогоннер» в Альфингеме. Разговаривал с Мэри, Харденджером и констеблем в штатском по фамилии Джонсон.

— Я впадаю в старческий маразм, — раздраженно покачал головой Шеф и, достав лист бумаги с полки над камином, протянул его мне:

— Лучше прочти это, Пьер.

Обращение по имени означало, что дела оборачиваются скверно. И в самом деле, все складывалось очень и очень скверно. Хуже некуда. В Агентство Рейтер пришло послание, отпечатанное на машинке заглавными буквами:

"Человечество должно уничтожить войну, или война уничтожит человечество, — так начиналось послание. — Сейчас в моей власти уничтожить самую опасную форму войны, которую когда-либо знал или узнает мир, бактериологическую войну. У меня в распоряжении восемь ампул токсина ботулинуса, которые я взял сутки назад в Мортонском исследовательском центре близ Альфингема, Уилтшир. Сожалею, что были убиты двое, но не очень печалюсь: что значат две жизни, когда на карту поставлена судьба всего человечества? Умело использованное содержимое только одной из этих ампул может полностью уничтожить жизнь в Англии. Я буду бороться с огнем — огнем, уничтожу зло силой зла.

Мортон должен прекратить свое существование. Оплот Антихриста должен быть уничтожен, чтобы не осталось камня на камне. Я призываю прекратить отныне все эксперименты в Мортоне, а здания, в которых идет эта злая работа, взорвать динамитом и разровнять бульдозером. Вы передадите по утренней программе радио Би-би-си подтверждение и согласие завтра в девять часов.

Если меня не послушают, вынужден буду предпринять эффективные шаги, о которых не смею даже думать. Но я пойду и на это. Это воля Единственного, который велик и желает навсегда покончить с войной на земле, и я являюсь исполнителем его воли. Человечество должно быть спасено человечеством". Я дважды перечел послание и положил лист. Значит, Макдональд. Никто за пределами Мортона не знал, что было украдено восемь ампул.

— Ну и как? — спросил Шеф.

— Безумец, — сказал я. — Абсолютно тронутый. Обратите внимание на изысканный стиль текста.

— О боже, Кэвел! — Лицо Шефа посуровело, а серые глаза стали злыми. При таком сообщении вы только делаете... слабую...

— Что вы хотите от меня, сэр? Чтобы я надел саван и посыпал голову пеплом? Конечно, это ужасно, но этого и следовало ожидать. Или чего-то в этом роде. Если когда и нужно задуматься, а не впадать в эмоции, то именно сейчас.

— Ты прав, — вздохнул он. — Конечно, прав. И чертовски точен оказался в своих предположениях!