Дьявольское семя

— Что вы выиграете, уничтожив меня?

На сей раз сумасшедший взмахнул топором по горизонтали, справа налево, пытаясь перерубить Алекса пополам.

Он был близок к цели. Его руки были достаточно длинны для этого; даже деревянная скамья не могла бы помешать ему. Однако Дойл сумел вовремя заметить его движение и уклониться.

А потом он зацепился за большой верстак. Алекс замахал руками, безуспешно пытаясь восстановить равновесие. Стены комнаты накренились и поплыли у него перед глазами. В эту минуту Дойл понял, что, возможно, у него нет больше ни одного шанса выбраться живым из этого места. Он не вернется в комнату номер 318, где его ждал Колин, он никогда не доедет до Сан-Франциско и не увидит новую мебель в своем новом доме. И ему не суждено приступить к новой, прекрасной работе в агентстве. И любить Куртни. Никогда. Падая, Алекс заметил, как светловолосый незнакомец двинулся к нему в обход верстака.

Едва коснувшись пола, Алекс тут же вскочил на ноги, пытаясь выиграть у сумасшедшего хотя бы еще одно драгоценное мгновение.

Но, сделав три коротких шага назад, он уперся спиной в деревянный стеллаж с инструментами. И как только Дойл понял, что больше ему бежать некуда, незнакомец шагнул вперед, оказавшись прямо напротив него, и вновь взмахнул топором. Справа налево. Дойл пригнулся.

Лезвие царапнуло по дереву прямо над его головой. Дойл услышал, как топор вновь со свистом рассек воздух, и тем не менее выпрямился и схватил тяжелый молоток-клещи, висевший на вбитом в стену крюке. И, уже сжимая молоток в руках, был отброшен в сторону и назад сокрушительным ударом. Молоток с грохотом покатился по полу.

У Дойла в голове мелькнула мысль, что потеря молотка была, пожалуй, наименьшей из тех потерь, которые, возможно, его еще ждут. Невыносимая, пульсирующая боль где-то сбоку, в области грудной клетки, превратила Алекса в совершенно беспомощное существо. Что произошло? Его разрубили на куски? Разорвали на части? Боль… Боль была ужасной, самой жуткой, которую ему когда-либо приходилось выносить. Боже милосердный, пожалуйста, нет… Умоляю, только не это… Только не смерть… Кровь… Только не лежать неподвижно, истекая кровью, пока топор поднимается и потом методично расчленяет его. Черт возьми, только не смерть. Что угодно, но не это: пустота, тьма, вечный мрак. От этого видения кровь застывает в жилах… В голове вертелось: «Господи, Боже милостивый, нет…»

Все эти мысли молнией пронеслись в мозгу Алекса, однако в следующую секунду он осознал, что лезвие топора его не задело. Безумец ударил его обухом, как раз под ребра, справа. Удар был настолько силен, что еще немного, и Алекс испустил бы дух, а на теле остался бы лишь рубец или даже просто синяк. И ничего более. Ни крови, ни раны.

Но где же этот сумасшедший с его топором?

Дойл с трудом открыл глаза. К его великому изумлению, незнакомец бросил свое ужасное орудие и, прижав ладони к вискам, корчил какие-то странные гримасы. На лбу его выступил пот и крупными каплями катился по красному от натуги лицу.

Ловя ртом воздух, Алекс еле поднялся на ноги и прислонился к стене. Он был слишком слаб и разбит болью, чтобы двигаться.

Светловолосый заметил его движение и нагнулся за топором, но остановился на полпути. Он издал сдавленный вопль, повернулся и, спотыкаясь, побрел прочь из комнаты — в ливень и ночную мглу.

Прошло довольно много времени, пока Алекс пытался восстановить дыхание и преодолеть колющую боль в боку. Он ни секунды не сомневался, что получил лишь временную передышку. Ведь его врагу не имело смысла бросать почти законченное дело и уходить. Человек отчаянно нуждался в том, чтобы убить Дойла. Он не шутил и не играл. Каждый раз, взмахивая топором, он надеялся разрубить Алекса пополам. Вне всякого сомнения, он был ненормальным. А ненормальные, как известно, непредсказуемы.

Однако он не вернулся.

Постепенно боль в боку отпустила, и вскоре Дойл смог держаться прямо и идти. Дыхание стало гораздо ровнее, хотя Алекс все еще не мог глубоко вздохнуть без того, чтобы не почувствовать острую боль. Сердце тоже немного успокоилось.

Итак, он остался один.

Алекс медленно, прижимая ладонь к правому боку, подошел к двери, выглянул наружу и, секунду помедлив, сделал шаг вперед. Тут же с новой силой на него набросились дождь и ветер, пробирая до костей холодом и сыростью.

Стоянка была пуста. Блестели мокрые поверхности буро-зеленых машин. Все они были похожи друг на друга — неподвижные близнецы. Алекс прислушался к звукам ночи.

Но лишь монотонная дробь дождя и свист ветра звучали в тишине.

И вот уже стало казаться, что все происшедшее в подсобке было ночным кошмаром, дурным сном. И если бы не боль в боку, напоминавшая о реальности случившегося, Алекс, пожалуй, вернулся бы в мастерскую и поискал бы топор и другие свидетельства того, что с ним приключилось.

Он побрел по направлению к внутреннему дворику мотеля, поднимая фонтаны брызг, идя по лужам и не пытаясь обойти их. Десятки раз он останавливался, всматриваясь подозрительно в каждое движение теней и прислушиваясь.

Однако слышал он только свои собственные шаги.

Наконец Алекс добрался до северо-восточного крыла здания, поднялся вверх по лестнице на второй этаж и прислонился к перилам ограды. Некоторое время он стоял неподвижно, переводя дыхание и унимая новую вспышку тупой боли в боку и груди.

Алекс продрог, его била крупная дрожь. Дождевые капли, словно острые льдинки, кололи лицо.

Алекс обвел глазами десятки темных окон и закрытых дверей… Неожиданно ему пришла в голову мысль: а почему, собственно, он не закричал, не позвал на помощь, когда незнакомец напал на него с топором? Его голос проник бы, прорвался в эти комнаты, разбудил бы людей. И если бы Алекс кричал изо всех сил, так громко, как только мог, кто-нибудь наверняка пришел бы узнать, в чем дело. И еще кто-нибудь позвонил бы в полицию. Но Алекс был так напуган, что просто не догадался позвать на помощь. Их битва была странно бесшумной. Это был кошмар беззвучных ударов и контрударов. Никто из обитателей мотеля не слышал их.

А потом Дойл подумал: а ответил бы вообще кто-либо на его призыв о помощи? Или все эти люди просто перевернулись бы на другой бок в своих постелях, засунув головы под подушки?

Да уж, эту мысль не назовешь приятной.

Дрожа от озноба, Алекс попытался перестать думать обо всем этом, с усилием оторвал непослушное тело от перил и побрел в свою комнату по мокрой от дождя дорожке.

13

Когда Дойл насухо вытер волосы, Колин сложил вчетверо белое мокрое полотенце, отнес его в ванную и развесил на перекладине душевой вместе с мокрой от дождя одеждой. Колин был в одних трусах да еще успел нацепить на нос свои очки, и было забавно смотреть, как он изо всех сил старается вести себя спокойно и с достоинством, хотя Алекс видел, что Колин изрядно напуган.

Мальчик вернулся в комнату, сел на свою постель и уставился на правый бок Дойла, где наливался фиолетовым большой синяк.

Кончиками пальцев Алекс осторожно ощупал бок и убедился, что вроде бы ребра целы и на этот раз, похоже, обойдется без врача.

— Болит? — спросил Колин.

— Чертовски.

— Может, приложить лед?

— Это всего лишь синяк, нечего возиться.

— Это ты так думаешь, что всего лишь синяк, — озабоченно произнес Колин.

— Ничего, самое страшное уже позади. Боль утихает. Несколько дней придется помучиться, но этого не избежать.