Дьяволы дня 'Д'

Несколько секунд я недоверчиво смотрел на нее.

– Это неважно. Все просто восхитительно. Если вы хотите, я заплачу вам полную цену. – Это было все, что я смог сказать.

Я позвал Мадлен, и старушка пустила нас в дом. Она провела нас вверх по лестнице, на площадку, оклеенную зелено-кремовым линолеумом, где под потертым и пыльным абажуром висела картина Петера Скотта с утками. Потом она отперла нам дверь и ввела нас в ледяную, типично английскую спальню, в которой были высокая двуспальная кровать с железными, выкрашенными бежевой краской спинками, дешевый полированный гардероб, потрескавшаяся ванна и газовый камин, от которого откололась половина его огнеупорной плитки.

– Нас это устраивает, – промолвил я устало. Потом сел на кровать и, прежде чем она успела что-либо ответить, снял ботинки. Матрас, казалось, был набит распутанной проволочной оградой, но в тот момент это было божественно. Затем старая леди оставила нас вдвоем; мы разделись, умылись арктически холодной водой и упали в кровать. Я не помню, как заснул, но, должно быть, очень быстро, потому что у меня даже не было времени обнять обнаженную спину Мадлен.

Меня разбудило чье-то шаркание. Какое-то время я не мог сообразить, сплю или нет; но потом снова услышал этот звук, поднял голову и, сдерживая дыхание и пытаясь обуздать бешено стучавшее сердце, огляделся. В комнате было очень темно, – темно и душно; я напряг свое зрение, но все равно ничего не разглядел. Я приподнялся и оперся на локоть; пружины кровати заскрипели и заплакали, как усталый оркестр.

Тишина. Сам того не желая, я прошептал:

– Элмек?

Ответа не было. Мадлен пошевелилась и перевернулась на другой бок.

– Элмек? – снова прошептал я.

Вновь послышалось шарканье; а потом шуршание. Казалось, что они исходили снизу, от ножек кровати. Я сел. По моей коже от страха, казалось, бежали электрические заряды. Я попытался рассмотреть, что скрывалось там в темноте.

И снова тишина. Но я был уверен, что слышал слабые шуршание и царапанье по истертому линолеуму, я был уверен, что видел, как во мраке шевелилась, двигалась неясная тень.

Я оставался абсолютно неподвижным. Я чувствовал, что Мадлен теперь не спала. Она дотянулась до моей руки и сжала ее; она была слишком напугана, чтобы говорить. Я наклонил к ней свою голову и тихо произнес:

– Без паники. Здесь кто-то есть; но только без паники.

Она кивнула и проглотила слюну. Крепко сжав свои руки и едва дыша, мы ждали, когда в ночной тишине снова зашевелится дьявол.

– Ден, окно. Ден! – внезапно сказала Мадлен.

Я повернулся к окну и вздрогнул от ужаса: на шторах вырисовывался чей-то силуэт, какая-то высокая фигура, состоявшая из густых теней, похожих на комки; она была безмолвна и неподвижна. Как только я это увидел, моя рука бросилась на поиски ночника, но пальцы запутались в электрическом шнуре, и лампа опрокинулась и с грохотом рухнула на пол.

В последовавшей вслед за этим, наполненной ужасом тишине раздался женский голос:

– Вы отдохнули?

Это был странный гортанный голос, слишком низкий для женщины, но слишком высокий и женственный для мужчины. Темная фигура пошевелилась и двинулась через комнату. Я мог различать лишь ее бледное лицо – серое пятно, окруженное плотным мраком.

– Кто ты? – решительно спросил я. – Кто ты?

Некоторое время фигура не отвечала. Казалось, что она скрежетала своими зубами: был слышен раздражающий нервы высокий звук.

– Вы знаете, что мы принимаем много обличий. Много субстанций. Вы не боитесь? – наконец произнесла она.

– Ты Элмек?

– Элмек, или Асмород, или Кафис. Мы имеем больше имен, чем прошло ночей с тех пор как распяли Христа. Не думайте, что ваша книга сможет нас идентифицировать, потому что это невозможно.

– Что тебе об этом известно?

Существо издало хриплый, вызывающий смех.

– Я знаю, что вы тратите свое время, занимаясь религиозными глупостями. Ангелы! Должно быть, вы слабоумны. Вы заключили сделку со мной, мой друг, и с моим хозяином Адрамелеком, Великим Канцлером Ада, павлином и змеей. Не говорите мне об ангелах!

– Что ты собираешься с нами делать? – спросила Мадлен. – Ведь ты же не собираешься хранить своих обещаний, не так ли?

Послышалось потрескивание, как будто зверь хрустел своими костяшками или разгрызал кость. Затем он снова заговорил, очень низким, менее разборчивым и более мужским голосом.

– Сделки заключаются для добра и для зла. Сделки всегда заключались для добра и зла. И священники и епископы совершали сделки; и они не были разочарованы. Понимаете, мы сражались не только при Сенлаке. Мы были и с Шарлемань, [42] и с Жанной д'Арк. Ничего удивительного, что англичане сожгли ее! Истории рассказывают об ужасных дьяволах, кружившихся во время битвы вокруг ее головы; и это правда, mon ami. Это только сейчас церкви показалось полезным переписать свою историю и опровергнуть существование нечестивых союзников в их, так называемых «святых войнах»!

42

Шарлемань (742–814) – король и император франков

Мадлен дрожала от страха; я обнял ее и прижал к себе. Дьявол не умолкал.

– Вспомните испанскую инквизицию, – шептал он. – Вспомните о камерах пыток в Англии и Франции. В каждой был свой дьявол! Во времена минувшие дьяволы свободно разгуливали по земле, и сейчас они тоже разгуливают! Они заключали сделки с людьми, – взаимовыгодные сделки, – потому что люди – злые создания, спасибо звездам, и в то же время добрые.

В углу комнаты, возле двери, я увидел слабый голубоватый свет, похожий на фосфоресценцию ночного океана. Затем, к моему ужасу, что-то стало появляться из темноты. Я все смотрел и смотрел: наполовину скрытое темнотой, со ртом, растянутым в волчьей ухмылке, возникало чудовище: то ли дьявол, то ли блудница, то ли какое-то ужасное, склизкое подводное головоногое. По комнате пронесся кислый запах; голубое сияние ползло и мерцало, словно излучение разлагающейся рыбы.

И в тот момент я почувствовал страх и отвращение. Потому что я увидел все: я увидел то, что было похоже на женские руки, сладострастно гладившие округлые бедра, но только для того, чтобы осознать, что бедра были вовсе не бедра, а отчаянно извивавшиеся щупальца; я увидел надувавшиеся губы, которые внезапно превратились в гноящиеся шрамы; я увидел крыс, набивавшихся в рот спящей женщине; я увидел живую плоть, срезанную с живых костей: сначала это были полосы кожи и мускулов, а потом – мешанина блестевшего влагой мяса, которая заставляла желудок выворачиваться наружу.

Рядом со мной взвизгнула Мадлен.

– Элмек! – заорал я, скатился с кровати и бросился к призрачному видению.

Вспыхнул парализующей белый свет, и я почувствовал себя так, как будто меня ударили по голове ручкой кирки. Ошеломленный и ослепленный, я упал боком на холодный линолеум и рассадил плечо о ножку кровати. Я попытался встать, но что-то снова меня ударило, – что-то тяжелое и мягкое.

– Ден! Это в кровати! Это в кровати! – закричала Мадлен.

Оглушенный, вытирая кровь с рассеченной губы, я ухватился за край матраса и подтянулся вверх. Мадлен в ужасе колотила по одеялу, под ним что-то как будто стремительно двигалось и кишело вокруг ее ног. На какие-то полсекунды, в том жутком голубоватом свете ослабевавшей фосфоресценции, я увидел, как из под одеяла что-то вылезло и дотронулось до ее голой ноги, – что-то черное, клешнеподобное и волосатое, словно какой-то чрезвычайно переросший паук. Крича от страха и гнева, я ударил по нему, а потом схватил Мадлен за запястье и сдернул ее с кровати.