Дыхание Харута
Шрифт:
Глава восьмая. Тор
Взъерошенная саксаульная сойка бегала вокруг одинокого куста и без умолку трещала, ругая затаившуюся змею. Змея следила за птицей немигающими глазами и время от времени нервно высовывала острые кончики раздвоенного языка. Белыми ягнятами бежали по небу облака - это осень гнала над пустыней свои воздушные отары. Низкое солнце краснело остывающей медью. Было холодно, и змея не могла двигаться. Она ждала, когда желтое пятно наверху поднимется выше и заставит быстрее циркулировать ее застывшую кровь. Сойка замолчала и вспорхнула на ветку. Она предпочитала бы спрятаться под кустом, но там сидел ее давний враг, пусть оцепеневший от ночного холода, но враг страшный и беспощадный. Змея повернула голову за птицей и увидела людей. Два человека шли прямо навстречу солнцу. Обладай змея даром речи, она, может быть, сказала бы этим людям, что в пути их ждут неприятные встречи, которых даже она, змея, старается избегать. Но говорить она не умела, да и не сказала бы все равно: она не умела делать добро. Она проводила взглядом идущих, перевела немигающие глаза на сойку и начала медленно собирать свое чешуйчатое тело в стремительную пружину. Сейчас, сейчас эта птица перестанет трещать, и ее противные ясные глаза подернутся смертной дымкой. Сейчас - это змея твердо знала, недаром ее называют стрелкой: редко жертве удается избежать ее броска, действительно неуловимого, как спущенная с тетивы стрела. Сойка насмешливо чирикнула и улетела.
... Сегодня Мергенов был весь внимание. Игорь Петрович предупредил: "Смотрите во все глаза. Примечайте все, что можно приметить". И он смотрел. Ничего интересного не попалось, кроме нескольких кусков изъязвленной выветриванием породы. Зато примерно после полудня он обратил внимание на то, что исчезли ящерицы. В это время дня они буквально кишат на каждом шагу. Сейчас их не было ни одной, словно какой-то неведомый дворник начисто подмел пески. - На кой ляд они вам сдались!
– сказал Игорь Петрович.
– Для шашлыка все равно не годятся... Но Мергенов видел, что его равнодушие нарочитое, и удвоил внимание. Безжизненность песков не нарушало ни малейшее движение. Даже ветер перестал дуть. От этого безмолвия смутно и тревожно становилось на сердце. - Дойдем вон до того леска - отдохнем, - все так же хмуро пообещал Игорь Петрович. До леска оказалось неблизко. И чем ближе они подходили, тем больше росло их недоумение. Это были не призрачные, воздушные заросли белого саксаула, которые создают иллюзию чего-то неземного. Это был и не черный саксаул с его узловатыми, скрюченными, словно от невыносимой муки, ветвями. Это вообще было неизвестно что. Странные трехметровые деревья росли настолько правильными рядами, что невольно напрашивалась мысль о присутствии человека. Стремительные тонкие ветви торчали только вверх и ни одна в сторону. Они походили на рапиры и стилеты, которые росли вместо травы на мифическом Железном острове Пантагрюэля. Полное отсутствие листьев и синеватый, металлический цвет коры усиливали это сходство. - Что за диковина? - Леший ее знает!
– пожал плечами Игорь Петрович. - Саксаул не саксаул, кипарисы не кипарисы... Смотрите, у них чешуйки вместо листьев, как у саксаула! - Значит, он и есть. - Никогда не слыхал о таком! Мергенов двинулся вдоль ряда деревьев, не переставая удивляться, а Игорь Петрович попытался сломить ветку. Она не поддалась и, выпущенная из рук, медленно выпрямилась, приняв прежнее положение. Тогда Игорь Петрович вытащил свой охотничий нож - предмет тайной зависти Мергенова. Широкое, зеркального блеска лезвие его было покрыто замысловатой арабской вязью, рукоять из темно-зеленого нефрита заканчивалась художественно исполненной головой неведомого животного. Впечатление было такое, словно резали не дерево, а каучук. Розоватый срез набух прозрачной влагой, тяжелая капля упала на руку Игоря Петровича. Он поднес ее к носу и услышал плотный запах цветущих маттиол. - Мда, вот чем, оказывается, пахло зарево, - пробормотал он.
– Обилие сока, как у березы весной. Можно подумать, что под песком - сплошная вода... Он еще раз понюхал душистую каплю и задумался. - Подите сюда, Игорь Петрович! - Интересное что-нибудь? - Не знаю. Нора. - Ну и что? - Никогда не видел таких. - Вы и синего саксаула не видели. - Честное слово, очень любопытная нора! Круглое, сантиметра четыре в диаметре, отверстие было окружено плотным диском сплавленного песка. Игорь Петрович ковырнул его срезанной веткой, потыкал ножом. - Однако...
– сказал он.
– Температурка тут была в
– И сунул ветку в нору. Нора шла строго вертикально. - Как по отвесу!
– подтвердил Мергенов и копнул сбоку раз, второй. Смотрите, труба какая-то, а не нора! Действительно, было похоже на водопроводную трубу, вкопанную в песок. Мергенов потянул ее на себя. Она сломалась с резким стеклянным звуком. Излом тоже напоминал излом стекла. Игорь Петрович сдвинул на лоб шляпу, почесал за ухом и коротко констатировал: - Молния. - Вы думаете, это молния ударила?
– переспросил Мергенов. - Думаю, что она. Доводилось видеть такие дырки.
– Игорь Петрович огляделся.
– Эге, да тут, кажется, не один молниевый канал, а несколько. Возлюбил почему-то сие место громовержец... Он задумчиво погрыз ветку, сморщился от нестерпимой горечи, сплюнул и швырнул ветку в песок. Она воткнулась, как нож. - Здесь вода есть, - сказал Мергенов.
– Смотрите, песок какой влажный! Он подобрал ветку и стал копать. Игорь Петрович машинально помогал ему. Внезапно он отдернул руку. - Осторожнее, черт возьми! - Извините... Нечаянно... - Бросьте вы, к лешему, этот сук! Копайте руками! Стряхнув кровь, Игорь Петрович поднялся. Он был взволнован и не мог скрыть этого. - Вот где ты затаился, громовержец Top!
– тихо и проникновенно сказал он, - Все-таки я до тебя добрался, старый разбойник! Ну, здравствуй!.. - Игорь Петрович, а может быть, здесь залежи металлических руд?
– спросил Мергенов.
– Поэтому и молния сюда ударяет. - Могут быть и руды... Очень могут быть... До воды добрались? - Ага. В ямке весело поблескивало черное зеркальце. - Пожалуйста! Можно пить. - Погодите бить в ладоши: может, гадость какая, а не вода. Но это была вода. Она щипала за язык, словно газированная, заметно горчила, отдавала эфиром, но все же была водой. - Не пиво, - сказал Игорь Петрович, сплевывая.
– И даже не лимонад. Вы хотите лимонаду, коллега? - Я чаю хочу, - сказал Мергенов.
– Давайте вскипятим? Можно прямо во фляге, только чехол с нее снять. Игорь Петрович посмотрел на Мергенова, глаза его смеялись. - Можно, коллега! Чайхана на лоне природы - вообще превосходная штука! Жаль, что бифштекса хорошего нет для полноты впечатления. - Я быстро!
– уверил Мергенов. - А торопиться некуда. Можете располагаться. - Здесь останемся? - Вы так говорите, словно вам не нравится мое предложение. - Нет, почему же, только наши беспокоиться будут, - усомнился Мергенов. - Не будут, коллега, даю вам слово! Вероятно, завтра на рассвете мы уже встретимся с ними. - Как так? - Прошу извинить за маленькую тайну, - весело сказал Игорь Петрович. Дело в том, что по нашему маршруту идет поисковая группа геологов. - Значит, мы совсем не блуждали? - К сожалению, не блуждали, коллега, и завтра на рассвете мы получим безапелляционное подтверждение этому. Но завтрашнего рассвета не суждено было увидеть одному из них.
Глава девятая. Катастрофа
...Они не видели, откуда он выскочил. - Варан?
– почему-то шепотом спросил Мергенов. - Нет, - шепотом ответил Игорь Петрович. Чудище напоминало полутораметровый обрубок толстого бревна, которое долго пролежало в земле. С одной стороны "обрубок" кончался громадной рыбьей головой. Удивительно большие глаза глядели с лютой злобой. Широченная пасть, сплошь усаженная острыми зубами, была полуоткрыта, и из нее рвался приглушенный сиплый свист, точно лопнула автомобильная камера. Маленькие лапки беспокойно перебирали песок. Его можно было принять за ночной кошмар. Но еще не погас день, светило солнце, струился над песками горячий воздух. И апокалиптический зверь выглядел несуразной карикатурой и не внушал особого опасения. - Кто это?
– повторил Мергенов. - Дайте ружье!
– шепотом сказал Игорь Петрович и сунул руку в задний карман брюк,- Это татцель... В этот миг шипение стало невыносимо пронзительным. Из зубастой пасти вылетела тонкая струя слюны или яда, по "бревну" пробежала дрожь, и зверь, блеснув белым брюхом, кинулся вперед пятиметровым прыжком. Мергенов закричал и помчался прочь. Он услыхал, как сзади щелкнуло коротко и сухо, точно пастуший кнут. Щелкнуло второй раз, третий, четвертый. Он хотел оглянуться, но запнулся и упал. Жгучая боль рванула живот. Раскаленная игла прошла сквозь все тело и остановилась у самого горла. Потом игла исчезла, и горячая тьма на минуту помутила сознание. Когда Мергенов очнулся, рядом, с пистолетом в руке, стоял Игорь Петрович и недоуменно смотрел на него. - Вы что, ушиблись? - Я... Я не могу... - Что вы там шепчете? Мергенов лежал, скорчившись, на боку и трудно улыбался виноватой улыбкой. Очки его свалились при падении, и на лице вместе с болью отражалась детская беспомощность близорукого человека. - Вот Харут так Харут!
– возбужденно сказал Игорь Петрович.
– Пару добрых картечин в него бы всадить, а не из этой хлопушки. - Дайте попить... - Вставайте!
– сказал Игорь Петрович и снял с пояса флягу. Мергенов пил долго и жадно, вода громко булькала у него в горле. - Вот...
– сказал он извиняющимся тоном.
– Почти всю... - Ничего. Воды здесь в избытке. Да вы вставайте, довольно валяться! - Не могу... Живот... - У меня тоже живот!
– рассердился Игорь Петрович.
– Будет вам кукситься. Держите руку! - Боюсь... - А мы полегоньку. - Больно... Ой!.. - Так...
– тихо сказал Игорь Петрович и еще тише повторил: - Так... Я же вам говорил: выбросьте ее к черту... Мергенов снизу вверх смотрел на Игоря Петровича, а тот, страдальчески морщась, смотрел на живот Мергенова, где, выступая на две ладони над рубашкой, торчал конец деревянной "рапиры". - Плохо?
– спросил Мергенов. Его глаза, просветленные болью, ярко блестели. В их мерцающей слезами глубине Игорь Петрович видел ужас конца и крик, страшный в своем неистовом безмолвии крик: "Жить!" Он отвернулся. Еще с фронта ему были знакомы бескровные, безобидные на вид ранения в живот. Человек смеялся, шутил, грозился встать через два дня в строй, но он был уже мертв и не понимал этого... Завтра здесь будут геологи. Но они бессильны помочь. Единственная помощь немедленная операция, которую некому делать.
... Нарезав синих веток, Игорь Петрович устроил над Мергеновым некое подобие шалаша. Мергенов молча наблюдал за работой, прислушиваясь к дергающей боли в животе. Все происходящее вокруг воспринималось краем сознания, но он слабо улыбнулся, когда Игорь Петрович положил последнюю ветку в свое архитектурное сооружение. - Чатма*... - Что вам?
– не понял Игорь Петрович. - Чатма... Шалаш свой так... чабаны называют. - А-а... Вы пока лежите... Я вас кителем прикрою... - Да мне не холодно... - Ничего, ничего... Это не помешает... Вы полежите, a я посмотрю, может быть, на ужин что попадется. Он взял ружье и пошел вдоль деревьев, огибая лес. Собственно, затея с ужином была явной бессмыслицей, но надо же было что-то делать. Незаметно исчезли бодрость и энергия. Вялые мысли тыкались во все стороны, как слепые щенята. Это было обычное состояние депрессии с последующей тупой злостью, которое охватывало его и раньше, когда судьба неожиданно ставила подножку. Из-за деревьев появился похрюкивающий дикобраз. Почти не думая, Игорь Петрович выстрелил. Дикобраз упал, заскреб лапами. Взъерошенные иглы его опали. Игорь Петрович потрогал убитое животное, укололся, вспомнил о царапине, которую сделал Мергенов, но ее не было. Он недоверчиво осмотрел одну руку, потом вторую, пожал плечами: ничего! - Что попалось?
– спросил Мергенов, когда он притащил трофей к шалашу. - Дикобраз. Есть хотите? - Нет, не хочется. Голос Мергенова был довольно бодрый. Что ж, так оно и происходит: человек умирает, не веря в то, что умрет. - Вы знаете, мне кажется, что боль утихает. - Вам кажется...
– пробормотал Игорь Петрович и подумал, что водянистые каучуковые ветки гореть не станут. Они в самом деле долго не хотели загораться и вдруг сразу вспыхнули ослепительным зеленоватым пламенем. - Откуда свет?
– полюбопытствовал Мергенов из шалашика. - Синий саксаул свой характер показывает. - Крепко! Почище электрического! Игорь Петрович, а какая это зверюга на нас выскочила? - Харут. - В самом деле? - А в самом деле похоже на татцельвурма, только очень уж крупный экземпляр. - Никогда не видел такого. - А вы спросите, кто его видел. Никто и не видел. В свое время ходили слухи, что живет он в Альпах и каньонах Аризоны. Но слухи не проверенные. По крайней мере, в руки ученым этот "пещерный червь" не попадал. - Почему пещерный? Здесь же нет никаких пещер... - Нет? Пожалуй. А там кто его знает, что здесь есть и чего нет. - Игорь Петрович, я хочу вам еще сказать...
– нерешительно начал Мергенов. - Я слушаю. - Только вы не смейтесь... Я ведь видел овцу! - Какую овцу? - Ну, ящера, про которого вы рассказывали, - помните? Диноцефала. - Во сне, что ли? - Наяву. В то утро, когда рогатая гадюка проползала. Я еще хотел вам показать, да он уже пропал. Может, это мираж был? - Какой еще мираж на рассвете! Приснился вам диноцофал. Наслушались моих рассказов, вот вам и результат. У впечатлительных натур это часто бывает. Мергенов обиженно хмыкнул, заворочался, послышался булькающий звук. "Нельзя ему, - подумал Игорь Петрович, но мешать не стал: - Какая разница, часом раньше или часом позже придет неизбежное..." Ему тоже захотелось пить, и он достал вторую флягу.
Глава десятая. Радиация
Костер догорал. Изумрудные гномики скакали по рдеющим углям, а по лицу Игоря Петровича ползали тени и замирали в глубоких морщинах. Он сидел, обхватив колено руками, в классической позе Мефистофеля. В шалашике уютно посапывал спящий Мергенов. Прислушиваясь к невнятным шорохам ночи, Игорь Петрович думал, зачем его дернула нелегкая взять с собой этого мальчишку. Все предприятие могло обернуться чистейшей авантюрой, так как были только обрывки почти ничем не подкрепленных предположений. Их нужно было скрывать от всех и придумывать несуществующие методы разведки нефти, чтобы не привлекать лишнего внимания. Чистая случайность, что гипотеза подтвердилась. Случайность ли? Ведь он был когда-то твердо убежден, что старая легенда таит в себе большое рациональное зерно. Прецеденты этому были. Взять того же Генриха Шлимана. Он не поверил данным серьезных историков, а поверил поэтическому вымыслу Гомера. И оказался прав: древняя Троя нашлась именно на том месте, которое указано в поэме. Теперь подтвердилась и легенда. Больше того, получены новые, чрезвычайно загадочные факты. Он сказал Мергенову, что отверстия в песке - следы ударов молний. Но потом пришло сомнение: почему они не занесены песком? Оказалось, что стекловидные трубки "дышат". В них было постоянное движение воздуха, временами резкие порывы. Значит, трубки соединялись с какой-то каверной в земле, значит, они служили для вентиляции. Что они вентилировали, и кто их установил? Харут, что ли? Игорь Петрович усмехнулся, как ему казалось, иронически, на самом деле растерянно и устало. Пошевелил палкой догорающие угли. "...Жизнь - игра, из которой человек никогда не выходит победителем. Жить - это значит тяжко трудиться и страдать, пока не подкрадется к нам старость, и тогда мы опускаем руки на холодный пепел остывших костров". Когда-то эту фразу одного из героев Джека Лондона он принимал за аксиому. Но так ли уж она верна? По крайней мере, он-то рук не опустил и не собирается опускать. Он не считал себя побежденным даже при неудачах. А если не удалась личная жизнь, тут уж, как говорится, ничего не попишешь, сам виноват. В конце концов можно жить и одной работой. Не погоня за сомнительной славой открывателя, не триумф удачливого разведчика заставили его ступить на забытую тропинку. Плевать он хотел на триумф! Им руководило совсем иное чувство. Он считал, что как ученый обязан отдавать стране не тот установленный негласными правилами минимум, а все, на что способен. В данный момент наибольшую важность представляли расщепляющиеся вещества - и он пошел в пустыню, снова вернулся в Туркмению, чтобы найти самое дешевое сырье для получения тория. Оно найдено. А что дальше? Опять работа? Да. Без нее он не мыслит своей жизни. Но трудно в бессонные ночи оставаться один на один со своими сомнениями. Особенно сейчас, когда уже недалек печальный рубеж шестого десятка. Не товарищи, не друзья, не коллеги нужны. Они есть, их много. Нет только той единственной, которая должна быть у каждого человека, нет Ее. В молодости он считал себя сильным и волевым. На проверку оказался тряпкой, слизняком, медузой! Разве мог сильный человек так спокойно, без сопротивления и протеста разжать руки и отпустить? А он отпустил. Как слабый и любопытный, но не как тот, кто по-настоящему любит. Кто знает, была ли измена на самом деле? А если и да, то это могло быть случайным увлечением, вызванным молодостью, легкомыслием, скукой, наконец. Разве стоило так жестоко казнить за это и себя и другого? В конце концов пусть бросает первый камень тот, кто сам без греха. Надо было бороться за любовь, а не лицедействовать, не надевать на себя обветшалую мантию венецианского мавра. За годы одиночества были попытки встречаться с другими женщинами, попытки влюбиться даже. Ничего из них не вышло. Видимо, свет в самом деле был только в "окошке", в большом мире его явно недоставало... Игорь Петрович закинул руки за голову, лег навзничь и закрыл глаза, фокусируя память на прошлом. На мгновение смутно мелькнуло перед внутренним взором обнаженное, в капельках воды женское тело. Но сразу же память вышла из-под контроля и развернула перспективу залитого солнцем ашхабадского тротуара, по тротуару шла женщина с бронзовой шапкой волос. Это была последняя встреча и первая после двадцатилетнего перерыва. Это было всего две недели назад. Она прошла мимо, не заметив его. Может быть, просто не узнала. А он, взволнованный, ходил по городу, не узнавая памятных мест, и задыхался в тоске, как в тине. Только Ленинский садик с фигурой вождя в центре, как живой кусочек сохранившегося в памяти города, немного успокоил его. Но он чувствовал, что на вторую встречу сил не достанет. А надо, чтобы достало! Теперь, когда вся острота переживаний осталась за гранью двух десятилетий, можно было наконец поставить все точки над "и". - Ну что ты трещишь, что трещишь?
– с досадой сказал Игорь Петрович и приподнялся. Назойливый треск, который уже несколько минут мешал сосредоточиться, прекратился. Игорь Петрович прислушался и снова прилег. Звуки возобновились: в темноте что-то пощелкивало. Настойчиво, монотонно. Он попытался припомнить, что означают эти сухие, знакомые, такие характерные щелчки, и дрогнул от нехорошего предчувствия: счетчик! Это щелкал миниатюрный радиометр в его полевой сумке, свидетельствуя о наличии жестких излучений. Игорь Петрович поднял сумку. Счетчик замолчал. На земле лежала фляга. Он взял ее, взболтнул, поднес к сумке - и сразу застучал невидимый молоточек. - Только этого и не хватало!
– сказал Игорь Петрович.
– Радиоактивная вода! Надо было раньше догадаться... Он просто физически ощутил, как стремительные нейтроны, копавшие в организм вместе с водой, пронизывают все клетки тела, нервную и мозговую ткань и делают свою страшную, разрушительную работу, остановить которую невозможно. По крайней мере в настоящих условиях. Все стало беспощадно ясно: встреча не состоится. Он опоздал, безнадежно, безвозвратно опоздал. В этом ему помогли и Каракумы. Кара переводится как черный, иногда - злой. Верно будет и то и другое понятие: черный и злой песок, Каракумы. Древние туркмены недаром дали ему это название, они знали зловещую особенность здешних мест. И легенда об огненном Харуте существует неспроста... На секунду Игорь Петрович ощутил томительное чувство тошноты. "Уже начинается, - подумал он и сразу же возразил: - Нет, это просто нервы, первые симптомы лучевой болезни появятся позже. Как все не вовремя и вообще нелепо получилось!" Но растерянности не было. Мысли стали четкими и конкретными, как будто несчастье мобилизовало все защитные силы организма. А может, так и случилось? Надо что-то предпринимать. Ждать - глупо, ждать - нельзя. Радиоактивную воду пил и Моргенов. Если до этого теплилась подсознательная надежда на благополучный исход ранения, то теперь и она становилась равной нулю. Игорь Петрович обязан был сделать что-то, чтобы надежда появилась снова. Он не имел права сидеть сложа руки и ждать конца, ждать именно теперь, когда ошибки прошлого стали как будто ясны, и появилась возможность хоть частично компенсировать то, от чего он добровольно отказывался на протяжении долгих лет одиночества и сомнений. Он вытащил из сумки радиометр, прижал к груди приемник прибора, похожий на широкий раструб стетоскопа. Это, в сущности, было уже не нужно, он проделал все машинально. Счетчик простучал дробно и бесстрастно.
Глава одиннадцатая. Один
Мергенов открыл глаза. Тьма и тишина окружали его со всех сторон. В животе было пусто: казалось, оттуда вытащили все внутренности. Слегка поташнивало, голова кружилась и тянула вниз - было такое впечатление, словно все существо переместилось в голову, а тело стало маленьким, невесомым, ненужным. Несколько минут он лежал неподвижно. Потом в прояснившемся сознании выплыло все происшедшее, и он осторожно потрогал живот. Ох, как было больно, когда Игорь Петрович, несмотря на его протесты, вынул-таки проклятую палку! Сейчас тело вокруг раны немного зудело. И все. Боли не ощущалось. Лежать было неудобно. Мергенов переменил положение и случайно коснулся в темноте фляги - она лежала у самого изголовья. Сразу появилась жажда. Он сделал два крупных глотка и испуганно отдернул руку. В желудке словно что-то взорвалось. Острые иголочки зашныряли по всему телу - как под электрический ток попал. Однако все прошло моментально, стало приятно и легко. Мергенов напился всласть, положил флягу на место. Рука коснулась какого-то плоского твердого предмета. На ощупь было похоже на плитку шоколада. Мергенов понюхал и удивился: действительно шоколад! Откуда? - Игорь Петрович?
– негромко позвал он. Никто не ответил, только в черно-сером треугольнике входа поблескивали искорки звезд. Игорь Петрович, вероятно, спал, утомленный бурными событиями дня. Шоколад пах весьма заманчиво. Мергенов содрал хрустящую обертку и с наслаждением стал есть. "Расскажу Дурсун о своих приключениях, - подумал он, - с ума сойдет от зависти. Подумать только, какое открытие! Здорово, что я напросился в попутчики к Игорю Петровичу. Хороший он человек! Непонятно только, почему скрывал цель поисков... А в общем, почему же непонятно? Очень понятно. И я так же поступал бы осторожно, если бы искал радиоактивные руды". Скатав фольгу в плотный комочек, Мергенов кинул ее в звездный треугольник и снова потянулся к фляге. Он чувствовал себя неплохо. Глухой тоскующий крик прозвучал в ночи. Прозвучал и оборвался, словно кричащему внезапно зажали рот. В крике были отчаяние и мука, и горечь одиночества, и ужас. Казалось, вся скорбь мира слилась воедино, чтобы выплеснуться в этом безответном вопле. По спине Мергенова пробежали мурашки, невыносимо заныли зубы, как бывает, когда проведешь ножом по мокрому стеклу. Не помня себя от оглушающего страха, не соображая, что делает, он на четвереньках выскочил из шалаша и во всю мочь заорал: - Игорь Петрович! Ночь поглотила отчаянный призыв. Темнота безмолствовала, но чудилось в ней невнятное движение, осторожные, крадущиеся шаги, чье-то сдерживаемое дыхание. Бесплотные призраки позли со всех сторон, окружали, чтобы накинуться скопом и задушить в мягкой податливой массе. - Игорь Петрович! Где вы? Игоря Петровича не было. Поняв, что остался один, Мергенов оцепенел. Никогда раньше он не испытывал такого всеподавляющего страха, от которого впору потерять рассудок и мчаться со всех ног не зная куда. Он был уверен, что ночной вопль имеет непосредственное отношение к Игорю Петровичу. Его поймали свирепые черные чудища и копошились над ним, раздирали, рвали тело, жадно чавкали слюнявыми пастями... Дрожащими руками Мергенов пошарил по карманам. Сигареты давно кончились, но коробок со спичками сохранился. Тьма отступила за желтый круг колеблющегося света. Мергенов настороженно поворачивался, все время затылком ощущая, что там, за плотной стеной тьмы, прячется кто-то невероятно грузный и страшный. Неодолимый в своей безмозглой свирепости, он бесшумно ступает мягкими когтистыми лапами и выжидает удобного момента, чтобы обрушиться сзади и смять... Зажигая спички одну за другой, Мергенов вглядывался в ночь до тех пор, пока не осталась одна-единственная спичка. Тогда, подчиняясь безотчетному порыву, он поднес огонек к одной из веток шалаша. С веселым треском пробежала золотистая змейка по сизым чешуйкам саксаула, зашипела, зафыркала, и вдруг с победным гулом вымахнул косой лоскут зеленого пламени, осветив, как прожектор, громадное пространство. Мергенов зажмурился и отступил на несколько шагов. Кольцо тьмы расширилось и стало совсем непроницаемо-черным. Если бы Мергенов был в спокойном состоянии, он мог бы пошутить, представив себя в качестве заклинателя темных сил, который магическим кругом каббалы очертил себя от ярости духов ночи. Пламя гудело. Огненные пчелы кружились в воздухе, стремились ввысь, навстречу своим сестрам-звездам и, обессиленные, умирали в холодном небе. Одна из них ужалила Мергенова в руку, вторая - в щеку. Он отмахнулся. Страх постепенно проходил, уступая место недоумению: куда же исчез Игорь Петрович? Два оглушительных выстрела один за другим ахнули у самого уха. Горящий шалаш взвился зеленым фейерверком. Мер-генов подскочил от неожиданности, ничего не слыша от звона в ушах, закричал: - Кто стреляет?! Осторожней! Кто там? Ответа не последовало. И тогда он понял, что "там" никого нет, что это просто взорвались патроны
Глава двенадцатая. Поиски
Две недели Мергенов пролежал в клинике. Врачи отказывались верить, что у него была тяжелая рана в живот. Крошечное синеватое пятнышко на коже выглядело слишком безобидно, а рентген ничего не дал. Он не мог ничего дать, потому что пленка чернела от излучений, источником которых было тело Мергенова. У него предполагали лучевую болезнь. Это казалось совершенно очевидным. Но он был здоров, уверял врачей, что чувствует себя превосходно, и требовал, чтобы его выписали. Посетители приходили почти каждый день. Врачи ограничивали свидания, но все равно палата, где лежал, вернее, бунтовал Мергенов, редко пустовала: у одних посетителей были специальные пропуска, у других - особое право. Приходила Дурсун, непривычно растерянная и нежная. Приходили восторженные, громогласные друзья. Приходили солидные, неторопливые ученые из Академии наук, которым Мергенов обстоятельно, снова и снова припоминая все подробности, должен был рассказывать обо всем, что видел и слышал во время похода. Всех входивших в палату он встречал вопросительным, ожидающим взглядом. Он уже знал, что в район Синего Леса отправлена комплексная экспедиция Академии и что даже первые результаты исследований превзошли самые смелые предположения. Ни трехпалой "овцы", ни ядовитого татцельвурма экспедиция пока не встретила. Зато обнаружила богатейшие залежи монацитовых песков и еще что-то, о чем либо не говорили, либо не знали, что говорить. Под почвой, на сравнительно небольшой глубине была найдена большая водяная линза. Предварительные инструментальные исследования показали, что в ней существует незначительное, но стабильное перемещение вещества. Гидрологи сделали вывод: линза имеет сток, а следовательно, и приток воды, то есть надо ожидать, что под песками течет река. Пробы капиллярной воды были сделаны в походной лаборатории и немедленно вертолетом - доставлены в Академию наук. Наряду с сильной радиоактивностью вода содержала несколько тысячных процента неизвестного элемента с атомным весом 281. Это вызвало замешательство среди физиков. Если даже допустить, что элемент 281-й может быть, он обязан был прекращать свое существование почти в самый момент возникновения. Этого не происходило - элемент был устойчив. Дальнейшие опыты дали еще более удивительные результаты. Во-первых, 281-й вызывал бурную регенерацию поврежденных тканей живого организма. Во-вторых, мирно "уживаясь" с радиоактивной водой, он нейтрализовал жесткие излучения в живом организме. Когда им попытались воздействовать на радиацию в неорганической среде, он сохранял полнейшую инертность. Мергенов знал, что его представили к правительственной награде, что Дурсун уже пригласила друзей на предстоящую свадьбу. Не знал он только одного, что хотел знать в первую очередь: где Игорь Петрович. Однажды в клинику пришла Светлана Леонидовна - давний и добрый друг Мергенова. Светлана Леонидовна живо интересовалась всеми делами Мергенова, и он привязался к ней, как к родной матери. Как-то он даже рискнул спросить, почему она, такая видная и красивая, предпочитает одиночество семейной жизни. Она грустно улыбнулась, сказала, что уже давно замужем, и перевела разговор на другую тему. Оберегая добрые отношения, больше он этого вопроса не касался. Расспросив его о здоровье, Светлана Леонидовна шутливо заметила, что он, вероятно, уже выговорил все свои впечатления до последнего слова. Он горячо возразил и начал припоминать малейшие детали, на все лады расхваливая Игоря Петровича. Это было необходимо в первую очередь для него самого. Мысль о том, что он явился причиной гибели Игоря Петровича, не давала Мергенову покоя. Он снова перебирал в памяти события недавних дней, анализировал их, сопоставлял одно с другим. Да, Игорь Петрович был иногда резковат и непонятен, но он не был эгоистом. Взять хотя бы тот случай, когда Мергенов перелил в его флягу часть воды из своей. Он не подал виду, что заметил проделку, но и к воде не прикоснулся до самого привала, где поделил ее поровну с Мергеновым. Конечно, он знал, что Мергенов умирает, и не захотел оставаться просто свидетелем. Он пошел за помощью, хотя не мог не понимать, что это безнадежная попытка, заранее обреченная на провал. Он укрыл Мергенова своим кителем, оставил ему ружье и шоколад и ушел раздетый, голодный, безоружный... Мергенов губы кусал от отчаяния, но как он мог изменить создавшуюся ситуацию? Оставалось только ждать. Светлана Леонидовна полюбопытствовала, куда так таинственно и бесследно исчез Игорь Петрович. Что он мог сказать ей на это? Этого никто не знал. Игоря Петровича не нашли.
... А его искали усиленно. Три поисковые группы - пешком, на вездеходе и вертолете - обшарили каждый метр песков в окружности тридцати километров; Игорь Петрович как сквозь землю провалился. В первый день поисков был найден след человека. Он вел на юго-запад и обрывался на большом шоре*, метрах в семистах от Синего Леса. Через некоторое время, при более детальном исследовании местности, кто-то нашел нож с нефритовой рукояткой. Лезвие его оказалось покрытым тонкой пленкой органического происхождения. Лабораторный анализ показал, что это был род лимфы с преобладающим содержанием белых кровяных телец. Красных телец не было, вместо них - редкие группы частиц, жадно поглощающих углекислый газ. На помощь поисковым партиям пригласили старика следопыта. Точнее, он сам пришел из затерянного в песках аула. Старик внимательно осмотрел пепелище на месте шалаша, с полдня побродил по Синему Лесу и между окрестными барханами. Вечером у костра он пил чай из собственной пиалы и чайника - их он носил в специальном мешочке - и рассказывал, что место это очень худое, живет тут большой зверь, с которым никто не может совладать. А еще сами пески нехорошие - они насылают на человека безумие и уродство, а иногда и смерть. Он старый, поэтому и пришел, а был бы молодым - ни за что! И он рассказал старое предание, сохранившееся у них в ауле. Когда-то давно - еще прадед его был вот таким маленьким - сюда ходил парень, чтобы найти лекарство для больной матери. Старые люди говорили, что есть здесь живая вода, однако охраняют ее злые духи пустыни и непобедимый зверь. Парень нашел воду и вернулся невредимым, хотя и слышал ночью голоса духов. Мать парня выздоровела. Однако злые силы не терпят вмешательства в свои владения. Парень вскоре стал безумным, вслед за ним потеряла рассудок его жена и родила безглазого ребенка. Вот что может случится с тем, кто приходит в эти места! У следопыта спросили, есть ли надежда найти пропавшего человека живым. Он подумал и сказал, что, может, есть, а может, нет. Разное случается. У иного духи пустыни отнимают разум, а другого могут одарить бессмертием. Надо искать пропавшего человека - на земле искать, под землей... В этот миг произошло нечто невероятное: воздух зазвучал. Странные голоса, в которых не было ничего человеческого, рождались где-то вверху, приближались и вдруг, сходя до шепота, замирали. Возникла монотонная мелодия, в нее вплелся резкий, пронзительный крик, и сразу же зажурчал нежный женский голос, успокаивая и обещая. Это был сон наяву, живое волшебство. Кончилось оно так же внезапно, как и началось. Но долго еще ошеломленным людям казалось, что в ночном воздухе реют незримые существа и наблюдают за происходящим на земле. Старик следопыт сложил свои чайные принадлежности в мешочек и спокойно объявил, что уходит домой. Его попытались удержать, успокаивая, что звуки были просто-напросто рождены поющими песками. Он покачал лохматым тельпеком*: А нет, это говорили духи пустыни, они предупреждали о своем недовольстве. Нужно ждать, когда умрет старая луна и появится молодая. Тогда снова можно попробовать договориться с духами. А сейчас ничего не выйдет.
Глава тринадцатая. Возвращение
Январский день искрился легкой порошей снежка. Снег покрывал землю нежно, как кисея. Сквозь него ясно просвечивали стебельки пожухлой травы, а там, где ее выщипали животные, бархатно чернела земля. Ребятишки, возбужденные свежей погодой и первыми радостями зимних каникул, убежали довольно далеко от поселка. Его аккуратные белые домики казались отсюда игрушечными, и даже шум плотины колхозной электростанции не долетал в эту холмистую заснеженную даль. Набегавшись, мальчишки расчистили местечко на солнечном склоне холма и уселись передохнуть. Некоторое время сидели молча, потом один сказал: - Холодно. Может, домой пойдем? На него напустились: - Ну вот еще! Собрались в космонавтов играть! - Не пойдем! - Давайте начинать! - Да ведь холодно, ребята! И есть хочется. - Побегаем - согреемся. - Иди, если хочешь, а других не сманивай! - А может, в самом деле сбегаем перекусить, а потом... - А потом суп с котом! Потом не интересно. - Тут и играть-то негде: все ровное кругом... - Найдем где играть. В пещеру пойдем, вот! - В пещеру?! - А что? Вроде как на Марсе... - Далеко идти. С утра бы надо, если в пещеру. - Ничего не далеко, зато здорово! - Там опасно, ребята, еще в воду свалишься. - Космонавты должны не бояться опасностей! - И фонарей у нас нет... - Без фонарей интересней. Будем считать, что мы потерпели аварию. - Вообще вода там теплая... Свалишься - ничего, не замерзнешь... - Айда, ребята! И тут они увидели человека. Он шел как раз с той стороны, в какую они только что собирались направиться. Шел неровной, спотыкающейся походкой, иногда останавливался, прижимал руку к груди и наклонялся, словно его тошнило. Несмотря на холодную погоду, он был без пиджака и даже, похоже, в майке. Ребята опешили: кто такой? - Пьяный!
– догадался кто-то. - Пьяному там делать нечего, - поправил другой и быстро сообразил: - Это шпион, ребята, вот кто! - Ну да, шпион - и в майке! - Честное пионерское, шпион! Они как хочешь маскируются! - Мотаем в совет, ребята! Они побежали было, переговариваясь на ходу, но вскоре остановились: а что, если шпион куда-либо спрячется. Поело короткого, но бурного совещания, когда один из мальчишек потер покрасневшее ухо, а другой поднял с земли сбитую в "споре" шапку, они разделились. Несколько человек карьером помчались к поселку, остальные пошли шагом, не выпуская неизвестного из виду, но и держась от него на почтительном расстоянии. - Вот здорово, правда? - Это тебе не игра! - В школе ребята обалдеют! - А мы как придем, как скажем... - Тише вы! Скажем! Еще ничего не известно, может, и не шпион никакой. - Ну да! А откуда он идет? - Там ни одного поселка нет, я знаю. - Может, это корреспондент какой. - Хе, сказал тоже! - Ребята, смотрите, он нам машет! Неизвестный действительно махал рукой и кричал, чтобы ребята погодили. Сначала они струхнули. Но, решив, что их много, а незнакомый дядька один, да, кроме того, удрать они всегда сумеют, они остановились, сбившись в кучу и настороженно глядя на приближающегося человека. Человек был худ, настолько худ, что глаза казались двумя черными провалами. Волосы его походили на свалявшуюся баранью шерсть, на лице и на груди белели непонятные пятна. Темные пятна покрывали изодранные брюки. Дышал он хрипло, тяжело, и руки его тряслись непрерывной дрожью. Ребята испугались всерьез. Но человек, не доходя несколько шагов, остановился. - Здравствуй, племя младое, незнакомое!
– сказал он.- Как называется ваш аул? Мальчики выжидающе помолчали. - Пушкина знает!
– шепнул один. Другой громко сказал: - Это не аул, а поселок! А вам зачем? Незнакомец слабо усмехнулся. - В гости хочу зайти. - Так по гостям не ходят! - Это вы о моем костюме? Сам знаю, но ничего не поделаешь, так уж получилось. - А вы откуда идете? - Иду я, ребятки, издалека. Из-под земли иду! Мальчишки переглянулись: не сумасшедший ли, чего доброго! На всякий случай подались немного назад. - Да вы не бойтесь, - сказал незнакомец, - я из пещеры иду. Знаете небось ее? - Знаем... А что вы там делали? - Это длинная история, друзья... - А паспорт у вас есть? Незнакомец засмеялся, и вдруг его дернула судорога. Он схватился за грудь и согнулся, зевая широко раскрытым ртом. В горле у него свистело и клекотало. Потом он выпрямился, обвел глазами притихших мальчиков и очень серьезно сказал: - Паспорта у меня нет, но вы мне все равно поможете, иначе я до поселка не доберусь... И ребята как-то сразу поняли, что человека этого не надо бояться, что он еле-еле стоит на ногах. Первым их движением было помочь, поддержать, но незнакомец предостерегающе поднял руку: - Ша! Ко мне подходить близко нельзя. Лучше сбегайте кто-нибудь в поселок и попросите, чтобы сюда прислали автомашину и врача. Со стороны поселка шла автомашина.
Глава четырнадцатая. Трое
Мергенов возился с закапризничавшим генератором УВЧ, когда на пороге появился лаборант Миша. - Игоря Петровича нашли!
– закричал он.- Линкевича! Мергенов вздрогнул, схватился за оголенный контакт, ужаленный током, отдернул руку. - Ах, черт!.. На пол грохнулся вольтметр, сухо чмокнула лопнувшая генераторная лампа. - Где нашли? Живой? - У поселка. Вчера в клинику Бардиса привезли... Миша говорил еще что-то, но Мергенов уже не слышал: он мчался по лестнице к выходу, перескакивая через три ступеньки. Пола халата зацепилась за выступ перил. Он свирепо рванул ее и выскочил на улицу. Опомнился он только за рулем автомашины. "Жив! Жив! Жив!" - пело и ликовало внутри, и он до отказа жал на педаль акселератора. Мелькнули последние постройки, машина вырвалась за город. И только тут Мергенов сообразил: зачем к Бардису? Бардис крупный специалист по лучевым поражениям, к нему попадают только безнадежные больные. Неужели?.. Бросив машину у подъезда клиники, он ворвался в вестибюль и столкнулся с ординатором. - Мне к Игорю Петровичу!..
– задыхаясь сказал Мергенов. Ординатор потер ушибленное плечо. - К нему нельзя. Тяжелое состояние. - Как нельзя? - Очень просто, нельзя. Его готовят к отправке в Москву. Сам профессор сопровождает. - Я Мергенов, понимаете? Мне надо! Ординатор с откровенным любопытством прищурился, кивнул: - Пойдемте. Только прошу вас: не больше десяти минут. - Хорошо, - согласился Мергенов, шагая за врачом.
– А он как, очень плох? - Как вам сказать...
– врач пожал плечом, покосился на Мергенова.
– Случай тяжелый и редкий: поражение необычного характера. - Излечимо? - Вилис Густавович не теряет надежды... Вот, вторая палата. Только напоминаю: не больше десяти... С гулко бьющимся сердцем, на цыпочках Мергенов вошел в палату и сразу же услыхал хрипловатый голос Игоря Петровича: - Ну чего, чего крадешься, как кот к мыши! - Здравствуйте, - сказал Мергенов, силясь сдержать улыбку. - Здорово, брат. Присаживайся. - Как вы изменились! - Все течет, все меняется... А кое-что и остается, верно? - Я уже не ожидал вас увидеть - сколько времени прошло! - Честно говоря, я тебя тоже. Тем более, что и рана у тебя была не из веселых, и флягу с радиоактивной водой я позабыл от тебя убрать. - Так ведь вода меня и спасла! Мергенов вкратце сообщил о находках в Синем Лесу. Игорь Петрович сказал: - То-то я удивляюсь, что меня излучения не берут! Вот, оказывается, в чем дело. Подай-ка мне, пожалуйста, вон ту пачку! - Вы же не курите! - Справедливо. Но это специальные. Мне их медицинский бог собственноручно изготовил. Говорит, для предварительного лечения. А теперь я вижу, что он просто цену себе набивает, меня предварительно уже вода вылечила, верно? - Игорь Петрович!
– проникновенно сказал Мергенов.
– А, Игорь Петрович... - Не выйдет!
– весело и быстро откликнулся Игорь Петрович.
– Мне медицинский бог запретил. Вон и дежурный уже в дверь поглядывает, намекает, что, дескать, пора... - Ну, Игорь Петрович! Хоть немножко! - Ладно, а то ты еще умрешь от неудовлетворенного любопытства. Только без подробностей. Все подробности - почтой. Приступ сухого лающего кашля сорвал Игоря Петровича с подушки, согнул вдвое. Мергенов испуганно бросился на помощь, не зная, что, собственно, нужно делать, как помогать. Игорь Петрович остановил его движением руки, с трудом отдышавшись, лег. Нос его заострился, лицо позеленело. - Вот, брат, какая история, чуешь? "И раздался глас трубный в Иерихоне..." - Здорово вас!
– стыдясь собственного бессилия, Мергенов говорил почти шепотом. - Ты меня не отпевай, рано отпевать!
– сказал Игорь Петрович.
– Ишь, нашелся жалельщик!.. А то сразу за дверь выставлю. Понял? Мергенов улыбнулся. - Ты не улыбайся. Я серьезно говорю. Кое-кого я уже наладил таким манером. - Да я не улыбаюсь, - сказал Мергенов, с трудом подавляя улыбку.
– Я слушаю. - Ну то-то!.. Что тебя в основном интересует? - Я даже не знаю... Все интересует: куда вы пропали, где были, как в Безмеинскую пещеру попали, что... - Стоп, стоп! А где уговор? - Да вы хоть в общих чертах... Самое интересное... - Интересного, брат, много было. Я ведь солидное путешествие под землей совершил. - А под землю как попали? - Под землю меня ящер уволок. - Как же наши нору не нашли? - Правильно, не нашли, потому что ее нет. Сей уважаемый монстр умеет проникать сквозь песок, как ящерица-круглоголовка, только еще быстрее. Этим путем он и меня тащил. Только я, как новичок, немного задохнулся, пока мы до подземной галереи добрались. - Вот это ловко!
– восхищенно и недоверчиво воскликнул Мергенов - Ну, а дальше? - Не совсем ловко!
– усмехнулся Игорь Петрович.
– Но в общем добрались. А дальше началось путешествие и разные приключения.
– Ты уже знаешь, что мы с тобой нашли монацитовые пески? - Знаю. Очень торием богаты. В Академии удивляются, говорят, что слишком большая насыщенность. - И больше ничего не говорят? - А что должны говорить? - Мало ли что... Например, что обогащение песков произошло искусственным путем. - Шутите, Игорь Петрович!
– не выдержал Мергенов.
– Кто же их обогащал? - Может быть, тот, кто построил Город Железных Пещер. Или тот, кто перекрыл русло древнего Узбоя и заставил Аму-Дарью течь вместо Каспийского в Аральское море. - Сказка какая-то! - Похоже, - согласился Игорь Петрович, - но когда в сказке есть огненные столбы, адский пламень и прочие признаки ядерных взрывов, к такой сказке, коллега, можно отнестись и несколько серьезнее, нежели просто к мифическому Харуту. - Неужели там были люди?! - Может быть, да, а может, кто-то другой... - Космические пришельцы?!
– Мергенов от волнения даже привстал, опираясь руками о колени.
– Космический корабль?.. - Ша!
– сказал Игорь Петрович.
– Нет там никакого корабля. Кто торопится есть горячий плов, тот обжигается и выплевывает его обратно. И в результате остается голодным. Не станем уподобляться торопливому и пока закончим нашу пресс-конференцию. - Игорь Петрович!
– взмолился Мергенов.
– Расскажите хоть, что это за Город Железных Пещер, о котором вы упоминали! - Устал я немного... Ты, вот что, сходи в Академию... Я им кое-что рассказал - на пленку записали. И планчик набросал. На всякий, так сказать, случай... Жаль, что во время подземного путешествия со мной бумаги не было... Ты, кстати, сумку мою полевую сохранил? - Я ее не брал! - Как не брал! Около тебя лежала. В шалаше, рядом с ружьем. Мергенов виновато вздохнул. - Сгорел шалаш, Игорь Петрович... Не заметил я сумки. - И пиджак сгорел?! - И пиджак... Что-нибудь важное там было? - Нет, - сказал Игорь Петрович устало.
– Теперь это уже не существенно...
– Он немного помолчал и спросил!
– Помнишь, ты об отце своем говорил? За что его?.. - Я точно не знаю. Он ведь так и не вернулся.... Вроде, помогал он тем, кого несправедливо обвиняли, находил оправдательные мотивы... Мне Светлана Леонидовна говорила. Она знала его. - Какая... Светлана Леонидовна?..
– голос Игоря Петровича изменился и дрогнул. - Самарина. Директор Института минералогии. - Вот оно что... Они замолчали. Игорь Петрович закрыл глаза и лежал неподвижно, только пальцы его худой, костистой руки быстро-быстро шевелились, словно перебирали нечто невидимое для Мергенова. А тот смотрел на эти пальцы и каким-то подсознательным чувством понимал, что сказал сейчас что-то очень важное для Игоря Петровича. Но что именно, он не знал. - Вот оно что...
– повторил Игорь Петрович. Быстрые четкие шаги в коридоре замерли у двери. Мергенов обернулся. В дверях стояла женщина. Она тяжело дышала, прижимая руку к сердцу, и солнце из коридорного окна пылало на ее голове бронзовым костром. Несколько секунд царило молчание. Мергенов глянул на Игоря Петровича и увидел еще более заострившееся лицо и улыбку на серых губах, мучительную и жалкую. Смутно догадываясь о чем-то, он поднялся и пошел к выходу, почему-то сдерживая дыхание. Женщина шагнула в палату. Глаза ее остановились на Мергенове. Он ответил ей понимающим взглядом. Выходя, он споткнулся на пороге. - Здравствуй, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!
– сказал за дверью Игорь Петрович. - Не надо позы, Иг!
– ответил низкий, знакомый Мергенову голос.
– Ты всегда любил позу... Почему ты не прочитал мое письмо?.. Зачем ты сменил фамилию?.. Зачем скрывался?.. - Мне надо было самому разобраться во всем, Светлана. - Долго же ты разбирался, друг мой... - Мне было трудно. - В одиночку всегда труднее, особенно если создавать искусственно трудности... И одиночество. - Чем длиннее путь, тем желаннее цель. - Лучше без афоризмов, Иг... Ты заблудился на своих длинных дорогах. Что ты нашел? - Я нашел монацитовый песок. - Ты хочешь оскорбить меня? - Прости... Я нашел себя. И ты вот... вернулась... Я очень ждал тебя все эти годы, Светлана!.. В комнате прозвучало сдавленное рыдание. Мергенов осторожно прикрыл дверь.
– -------------------* Сели (сили) - кратковременные грязекаменные горные потоки, возникающие внезапно после сильных ливней или при быстром таянии снегов на крутых, лишенных растительности склонах.- Прим. ред. ** Хиджра (араб., бегство) - бегство Мухам меда из Мекки в Медину, где была основана первая мусульманская община (622 г. христ. эры). Хиджра принята за исходный момент мусульманского летосчисления.
– Прим. ред. *** Элиф - первая буква арабского алфавита, в восточной литературе символ прямого стройного стана. Пишется как тонкая вертикальная линия. **** Нун - двадцать пятая буква арабского алфавита, обычно в поэзии символ согбенного стана. ***** "Нет силы и мощи, кроме как у аллаха!" - распространенное на Востоке восклицание, выражающее страх, удивление. ***** Дэв (див) - злой дух, рогатое, обросшее шерстью чудовище, с когтями на руках, коленях и пятках. * Тунче - сосуд, в котором кипятят (но не заваривают!) чай. ** Саадак (садак) - чехол для лука, как колчан - чехол для стрел. *** Четвертый свод - выражение из старой арабской космогонии, по которой каждой планете, а также Солнцу, отводилось свое собственное небо или свод. Солнцу принадлежал четвертый свод.
– Прим. ред. * Диноцефалы (дейноцефалы) - крупные ископаемые звероподобные пресмыкающиеся. Обнаружены в верхнепермских отложениях нашей страны и Южной Африки - Прим. ред. * Кяриз - узкий и очень глубокий шурф, колодец, часто безводный. ** Иг - по-туркменски свободнорожденный, кул - раб или потомок раба. * Меджнун - буквально бесноватый, герой туркменского эпоса, влюбленный в красавицу Лейли. ** Хауз - небольшой искусственный водоем, бассейн для питьевой воды. * Маклюра - растение семейства тутовых, дерево до 20 метров высотой и до метра в диаметре. Имеет золотисто-желтое шарообразное соплодие.
– Прим. ред. * Чатма - временное жилище чабана, пастуший шалаш из веток. * Шор - солончак особого вида, образующийся в основном за счет испарения грунтовых вод. В зависимости от состава солей и наносов он может быть и рыхлым и твердым.
– Прим. ред. * Тельпек - разновидность шапки из специальной овечьей шкурки, высокая папаха.