Дыхание в басовом ключе
Шрифт:
– Давай, чего застряла? – заметил он мое замешательство. – Не бойся, хозяева не дома.
– С ума сошел? Так нельзя!
– А как можно?
– Надо позвонить, – я протянула руку в сторону ворот с интеркомом.
– Витек, чем ты слушаешь? Хозяев нет, кто тебе откроет? Лезь давай.
– А если кто увидит?
– То есть, тебя пугает не сам факт взлома, а возможные его свидетели? Я тобой горжусь!
– Это не то, что я имела в виду! – ага, как же...
– Так, лезь давай! Нам еще дверь взламывать...
– Что? – Господи, во что я вляпалась? – Я на это не подписывалась!
–
Тяжело вздохнув, я полезла через забор. Не то, чтобы он был слишком высоким, но я так и не поняла, как Шес умудрился перемахнуть через него со сломанной рукой. Мне вот пришлось цепляться всеми четырьмя конечностями, а этот гад брюнетистый даже не попытался помочь. Щурил на меня свои размалеванные глаза и внаглую скалился. Дождавшись, пока я сползу по ту сторону ограды, он схватил меня за руку и потянул куда-то в глубину сада.
– Дом там, – изобразила я попытку сопротивления, указывая себе за спину.
– Ага, – буркнул Шес, продолжая тянуть меня в противоположную сторону. – А нам туда.
Проследив за направлением его взгляда, я обнаружила впереди небольшую одноэтажную постройку. Что-то вроде склада или гаража, абсолютно без окон, но со спутниковой антенной на черепичной крыше. Выпустивший мою руку брюнет уже возился около двери, гремя ключами и тихонько чертыхаясь себе под нос. Я подошла поближе как раз в тот момент, когда он, в очередной раз ругнувшись, засунул связку назад в карман и начал шарить рукой над верхним наличником.
– Ага! – показал он мне выуженный оттуда ключ и легко открыл дверь. – Так и знал. Ну, никакой фантазии!
– Ты же говорил, что у тебя есть ключ!
– Дык, его еще подобрать надо.
– Шес?!
– Что, Шес? Я уже тридцать два года Шес. Заходи уже.
– Ты хоть понимаешь, что творишь? – зайти-то я зашла, всё еще надеясь, что это очередная глупая шутка, но опасливо озиралась по сторонам. – Если мы...
Договорить я не успела. Прямо над головой визгливо заголосила сигнализация. Я вздрогнула и начала пятиться назад. И тут Шес, резко согнув ноги в коленях и широко распахнув глаза, глухо выдохнул:
– Опа! Валим отсюда!
Мозг еще только начал обдумывать сложившуюся ситуацию, как тело, закаленное юностью, проведенной в бессменной компании такого искателя приключений на свои нижние 70, как Романыч, уже отреагировало. Резко развернувшись на пятках, я ломанулась к выходу. И уже почти успев выскочить наружу, была вдруг перехвачена поперек талии, чьей-то сильной рукой и затянута назад. Хотя почему “чьей-то”? Кандидат был только один, и сейчас, продолжая прижимать меня к своему телу, он прохрипел мне на ухо, обдавая жарким дыханием:
– Витек, да ты еще более чокнутая, чем я.
От него еле уловимо пахло потом, полынью и чем-то цитрусовым. Знаю, это прозвучало ужасно. Но на самом деле, от него пахло просто замечательно. К тому же, тело в которое меня вжимали, на поверку оказалось сильным, горячим и... И я, кажется, поплыла. Сердце заинтересованно встрепыхнулось, в то время как мозг усиленно пытался вернуть себе контроль. Так, стоп! Что за мысли?! Это просто реакция организма, давно
не бывшего... э-э-э... давно не бывшего!Да что ж это такое, а? Витек! Ну-ка, собралась! Три, четыре. Это Шес. Хамло! Панк нечесаный! Придурок самовлюбленный! Язва хроническая! Меня начало отпускать. Я затрепыхалась в импровизированных объятиях и попыталась вырваться. Шес абсолютно спокойно отпустил меня, и, слегка отпихнув в сторону, открыл панель сигнализации. Несколько быстрых нажатий и сирена, наконец, заткнулась. В наступившей внезапно тишине извиняющийся голос Шеса прозвучал особенно резко:
– Блин... Ты что, правда решила, что я сюда вломился?
– А что я, мать твою, должна была подумать!
– Ага... Извини, а? Я хотел пошутить.
– Придурок!
– Испугалась?
– Я не испугалась!
– Да ладно, вон как сердце стучит
– Я в порядке! – ага, знал бы ты, почему мое сердце так стучит. – Ты бы не мог отложить свои дебильные шутки на пару дней? Боюсь, такими темпами мое сердце и правда не выдержит.
– Ты права. Шутки в сторону, во всяком случае, на сегодня. Садись, – он подпихнул меня к ударной установке в углу склада (а это был именно склад). – Покажи мне, что ты умеешь. Только давай без Мурки, да?
Следующие часы прошли, как в тумане.
Оказалось, что Шес умеет быть собранным, серьезным, критичным и требовательным, требовательным, требовательным и еще пятьдесят раз требовательным. А еще он хорошо умел объяснять. Не “все не так, откуда у тебя руки растут”, а показывал, направлял, учил, хвалил, критиковал и требовал повторить снова, и снова, и снова, и снова.
У меня на это его “еще раз” уже выработался рефлекс, как у собаки Павлова. Он учил меня, как правильно сидеть, чтобы не болела спина. Как правильно держать палочки, чтобы отдача не била пальцы. Как делать такой удар, а как такой. Как читать нотацию. Как делать это, не отрываясь от ударных... И хотя я все это уже в принципе знала, он все равно умудрялся найти что-то новое. Что-то, чем я раньше не имела ни малейшего представления. Те самые мелочи, которые превращают ударника-любителя, в ударника-профессионала.
А через пару часов мы принялись отрабатывать нужные партии. И вот тут-то я поняла, что всё, что было до этого, это так, цветочки-колокольчики. Мама, зароди меня обратно!
Пот стекает по шее на спину, майка уже вся мокрая, хоть выжимай, поясница раскалывается, руки, будто налиты свинцом... Еще раз!.. Убью, гада... Еще!.. Ненавижу... Витек, соберись! Еще раз!.. Изверг... Еще раз!.. Еще раз!..
Нас прервала настойчивая трель телефона. Шес, покосившись на экран, поморщился, но сделал мне знак остановиться и ответил.
– А?.. Дрессирую, да... Ну, лучше, чем я думал... – ой, очень надеюсь, что это обо мне. Боже, как я устала. – Да, наверное, еще пару часов, – Что? Я не выдержу! – Где ты?!.. И какого ты приперся? Я же сказал, сначала позвонить!.. Нет, мы не закончили!.. А который час?.. Сколько?!.. Ладно, не уходи, сейчас буду.
Я вскинула запястье к глазам. Сколько?! Если зрение меня не обманывает, а я вроде никогда не жаловалась, уже почти полночь.
– Что-то я увлекся, – Шес подозрительно поглядывал на меня. – Живая?