Дыхание в басовом ключе

снежный_барс : Завтра в пять тебя устроит?

Мы договорились встретиться в пять вечера в небольшом уютном кафе недалеко от гостиницы, в которую четыре дня назад Чешко перевез нас с Даней и Валентином. Причину столь внезапной смены дислокации звали Кириллом.

Мне и раньше казалось, что я видела его мельком пару раз. В Саратове, кажется. Но прежде, чем я успевала подойти, он исчезал. Я грешила на паранойю, но, возможно, это в самом деле был он. Во всяком случае, в Москве он точно объявился – как раз когда я была в консерватории – и перепугал Даню.

К тому времени, как я вернулась, Чешко и Валентин уже разобрались с этим сталкером и, пригрозив полицией, вынудили уехать. Но на всякий случай, меня заставили сменить гостиницу.

В том суматошном переезде я, наверное, и умудрилась потерять свою записную книгу. Я перерыла все вещи, готовясь к отъезду домой и укладывая наши с Даней чемоданы, но нигде не находила её. Книгу было жалко – одна из последних вещей, купленных мне отцом перед тем, как он слёг. Своего рода память о нем. На всякий случай, я решила заглянуть напоследок в студию “Рельефа”, надеясь, что всё же забыла её там.

В студии царил уже привычный легкий бардак, всегда сопровождавший моих рокеров. Чья-то одежда горой на полу в дальнем углу. Зеленый пластиковый стул, заваленный кабелями, проводами, удлинителями и всевозможными переходниками – в другом. Небольшой журнальный столик со стеклянной поверхностью, весь оклеенный стикерами-напоминалками, с кучей нотных альбомов, дисков – в коробках и без, флешек, обычных ученических блокнотов и популярных журналов – здесь богует Шес. Серебристая Yamaha Tyros, которую я из принципа продолжала называть ионикой, с идеально чистой поверхностью, без малейшей пылинки или даже отпечатков пальцев – вотчина Боровски. “Фрося”...

Я подошла к ударной установке, тронула крэш, легонько погладила навесной том. Родная моя, мне будет тебя не хватать. Но твой хозяин вот-вот снова возьмет в руки палочки, потерпи немного.

Я присела на табурет, склонилась к рабочему драму и полной грудью втянула воздух, чуть прикрыв глаза. Пахло кожей и немного пылью – так знакомо, что в глазах защипало.

Не разгибаясь я обвела комнату взглядом и вдруг заметила темно-оранжевый переплет под какой-то газетой на журнальном столике. Нашлась! Схватив свою записную книгу, я прижала её к груди, с трудом сдерживая слезы. Что-то я становлюсь излишне сентиментальной.

А прямо под пропажей обнаружилась знакомая розовая тетрадь. Я хорошо ее запомнила.

Утром четыре дня назад, перед поездкой в консерваторию, я тоже заходила в студию. Мне нужен был мой паспорт, а он, как и документы всех остальных ребят, на время гастролей находился у Анатолия Владимировича. Это облегчало процесс регистрации в гостиницах и другие организационные моменты.

Мы договорились встретиться в начале девятого, но менеджер опаздывал, а ключей от студии у меня не было. Так что я ждала его в лобби, раскулачив приветливого консьержа на чашку кофе.

Студия “Рельефа” находилась на третьем этаже высоченого офисного здания, где кроме них располагались ещё множество других контор, два банка, гимнастический зал, какая-то медицинская клиника и черт знает, что ещё. Через лобби всё время сновали туда сюда люди и я развлекалась, разглядывая их и пытаясь угадать их род занятий.

Вот прошла миловидная молодая девушка в трико и со спортивной сумкой через плечо – наверняка в тренажерку. А тот толстячок в солидном костюме наверное работник одного из банков. Ухоженный мужчина лет тридцати при галстуке и кожаном кейсе мог бы быть адвокатом, а молодящаяся тетечка скорее всего клиентка косметического салона на пятом этаже.

Возле входа затормозил черный скутер с двумя парнишками. Водитель остался на месте, не глуша своего коня, а второй, вытащив из багажного отделения жиденькую стопку столь знакомых мне по студенческим временам экзаменационных тетрадей, заскочил в лобби и направился прямиком к консьержу.

– Доброе утро, – поздоровался он. – А куда контрольные сдавать?

– Какие контрольные? – удивился консьерж.

– Я из консерватории, – почему-то обиделся парень. – Нам препод сказал сюда принести. Снегов.

– Снегов? – консьерж что-то проверил у себя в компьютере и указал на стену за моей спиной. – В восьмой бокс положи.

Прямо напротив входа в лобби здания находился проход к лифтам, а стены по обе стороны от него занимали большие боксы для кореспонденции. Только с моей, меньшей стороны нумерация заканчивалась на пятьдесят четвертом, так что в общем их было, наверное, не меньше полутора сотен.

Я понятия не имела, который из боксов принадлежит “Рельефу”, а потому довольно сильно удивилась, когда Чешко, прибывший минут через десять, вскрыл именно этот ящик.

– Опять его ребята сюда приходили, – буркнул он, увидев тетради. – Доиграется ведь, идиот. Идем, Вика. Паспорт у меня в сейфе.

Удивило меня, конечно же, не то, что “Рельефу” принадлежал бокс с каким-то конкретным номером. Удивило меня открытие, что Ал, оказывается, преподает в консерватории, как и Шес. Он ни полсловом не обмолвился мне об этом факте. Более того, я вообще не знала, что кроме музыцирования у него есть ещё какая-то работа. Да я даже не знала, что он эту самую консерваторию заканчивал! Он что-то говорил о музыкальном училище, но не более того.

К тому же, крайне странным показалось мне, что его студенты сдают свои работы в почтовый ящик “Рельефа”. Ведь студия самого Снежного располагалась не просто не в этом здании, она вообще была в другом районе Москвы, часах в полутора езды отсюда.

Шанса спросить Ала о случившемся как-то не предоставилось, а потому я с интересом подняла тетрадь.

“Московская государственная консерватория имени Чайковского” гласила надпись вверху. А ниже шли списком название курса – гармония, код группы, кафедра, номер тетради и имя преподавателя – Снегов...

Я перечитывала три раза, прежде чем поверила собственным глазам. Преподаватель – Снегов Алексей Владиславович.

Алексей.

Алекс.

Алекс, чтоб я так жила!

“Некий Снегов А.В.” – вот, что нарыл Егор, пока я кусала ногти после первого свидания с Алеком.

Снегов А.В., ни больше и ни меньше. Только это. Всё остальное – исключительно и только мои домыслы.

Не брюнетка? Конечно же он не брюнетка. Он брюнет, мать его!

Кто, ну кто мне сказал, что это именно Ал?