Дым и металл

— Утром? — бормочет она. — Так долго?

Зажав ключи в кулаке, я, наконец-то, смотрю в ее глаза. Они покраснели. Ее тело хочет заплакать, но голова ему не позволяет.

— Ты будешь в порядке, Котенок. Я скоро вернусь и привезу еды.

Заправив волосы за ухо, Эмили с трудом сглатывает. Хотел бы я что-нибудь сказать, что-то успокаивающее, но нечего. На данный момент у меня нет возможности поставить другого человека на первое место. Все, что меня волнует на данный момент — безопасность моей маленькой сестренки. С остальным я разберусь позже.

— Вот, — заявляю я, вытягивая из-под футболки пистолет.

Хватаю Эмили за запястье и кладу его на ее ладонь.

— Я постучу четыре раза. ЧЕТЫРЕ, Эмили. Ни больше и ни меньше, и хочу, чтобы ты стреляла в случае чего, хорошо?

Ее шоколадного цвета глаза округляются.

— Нет… но… я не могу... Я никогда не…

— Это очень просто. Прицелься и жми на курок. Вот и все.

Она пытается отстраниться, но я усиливаю хватку на ее маленьком хрупком запястье.

— Джай…

— Послушай меня, — огрызаюсь я.

— Нет…

— Эмили! Послушай. Меня.

Она прекращает попытки избавиться от моей хватки, движение ее конечностей замедляются, но не грудь. Она быстро вздымается. Как у испуганного маленького кролика.

— Если хочешь выжить, если хочешь избежать жизни и смерти по указке Черепа — ты будешь делать так, как я скажу.

Эмили смотрит на пистолет, обдумывая услышанное долго и упорно, а затем, наконец, брезгливо оборачивает тонкие пальчики вокруг рукоятки. Я отпускаю ее, позволяя почувствовать полный вес пистолета.

— Я вернусь к утру, — повторяю я. — И постучу…

— Четыре раза, — встревает она. — Ни больше, ни меньше, иначе я стреляю. Поняла.

Она избегает моего взгляда, и меня это бесит. От нервозности на ее лице я испытываю тошноту.

— Не подстрели себя, — говорю ей, пытаясь пошутить. — Не хочу вернуться и обнаружить, что должен везти тебя в больницу, потому что ты выстрелила себе в ногу.

Эмили бледнеет, и хватка на пушке заметно смягчается. Она отходит от меня, направляется на кухню и кладет пистолет на деревянную столешницу.

— Отличная мысль.

Она улыбается, а секундой позже прикусывает зубами верхнюю губу. Больше нет улыбки. В воздухе витает тревога, пока она барабанит кончиками пальцев по столешнице.

— Ты обещаешь вернуться?

Глядя на ключи в руке, я обещаю себе, что независимо от того, что услышу, независимо от того, что не найду или найду, когда позвоню своей сестренке, я вернусь за Котенком. Но если в трубке услышу не саркастический подростковый голос Джессики, после вернусь и буду штурмовать маленький замок Черепа, что он сотворил для себя, и перережу их всех. Убью за каждого родного человека, что он отнял у меня, и прикончу за каждую встречу с безысходностью и горем, что он заставил меня почувствовать. Я не успокоюсь до тех пор, пока Череп не исчезнет из этого мира и последующего. Даже Ад слишком хорош для подонка, вроде него.

Я смотрю на Эмили и на эти милые губы, которые она тревожно кусает.

— Я обещаю.

Слышу, как она с облегчением выдыхает. Она всерьез думала, что я оставлю ее?

— Я не смогу обойтись без моего сообщника, — говорю я ей, и смешок срывается с ее губ, когда я поворачиваюсь и иду к входной двери.

Неподалеку хлипкая деревянная дверь, которая ведет к гаражу. Не буду лгать, я был немного разочарован, когда открыл ее и увидел черную «Тойоту Королла». Думаю, было немного самонадеянно ожидать большой внедорожник с тонированными пуленепробиваемыми окнами. Нажимаю кнопку на ключе, и сигнализация выключается. Не теряя времени, сажусь в машину и проворачиваю ключ в замке зажигания. К счастью, индикатор бензина показывает больше половины. Не знаю, как далеко соседний город, но уверен, что у меня хватит бензина, чтобы добраться туда и обратно. Регулирую сиденье, отодвинув его назад, чтобы предоставить больше места для своих ног. Когда мне становится комфортно, стук в окно привлекает мое внимание. Нажимаю на кнопку и опускаю стекло.

— Можешь купить мороженое? — спрашивает Эмили, наклонившись, чтобы заглянуть в авто.

Я смеюсь.

— Хочешь мороженого? Сегодня вечером? В такую-то погоду?

Эмили кивает, широко улыбаясь.

— Мороженое — моя любимая еда

Я достаю ремень и перетягиваю его через себя.

— Недопустимо.

Он с легкостью защелкивается.

— Что недопустимо?

— Мороженое — не еда.

Я смотрю на нее. Серьезно, мы говорим сейчас об этом? Ей сколько лет?

— Оно попадает в мой рот, так что это еда.

О, на это у меня есть контраргументы. По крайней мере, три из них промелькнули у меня в голове и задержались на кончике языка, но не посмели сорваться с губ.

— Хорошо, — говорю я, стараясь не отклоняться от намеченного плана. — Я куплю мороженое.

— Правда? — Эмили ухмыляется, приподняв одну бровь. — Скажи-ка мне, а у тебя деньги есть?

Я открываю рот, чтобы ответить... затем понимаю, что оставил все свои вещи в тоннелях. Тысячи долларов... исчезли. Я даже не подумал о деньгах, когда предложил купить еды. У меня нет денег.

— Блядь! — вырывается у меня, и я ударяю по рулю, а затем прижимаюсь лбом к нему.

Деньги. Думаете, я помнил про что-то такое обыденное в такой критический момент, как деньги. Эмили касается своей теплой рукой моего бицепса и отвлекает от грустных мыслей.

— Да расслабься, — говорит она с намеком на смех в голосе. — У меня есть деньги.

Нахмурившись, я поднимаю голову. И действительно, она трясет небольшой пачкой налички, зажатой между большим и указательным пальцами.

— Тут немного, но этого должно хватить на еду.

Я колеблюсь, но затем беру у нее деньги и засовываю их в карман.

— Где ты их взяла?

— У меня дома есть маленькая баночка, где я храню деньги. Время от времени у меня появляется свободный доллар. Вот откуда они.

Так чертовски мило. Я улыбаюсь ей, не в силах сдержаться.

— На что копишь?

Она пожимает плечами.

— Ничего особенного... может, на мороженое в жаркий летний денек или на новую пару обуви, когда старая изнашивается.

Удивительно, как работает простота — как она передается от человека к человеку. Мне никогда не приходилось экономить. Ни единого дня. У меня всегда были деньги, но Эмили — полная противоположность. Каждый сэкономленный доллар она планировала и берегла.

— Почему ты так на меня смотришь? — спрашивает она, и я слышу беспокойство в ее голосе.

Потому что я считаю, что ты самый милейший человек на планете.

Она ненавидит, когда кто-то испытывает жалость к ней или ее жизни. Я не виню ее. Котенок храбро сражалась, чтобы быть там, где она сейчас. Ее сила и достижения — это нечто удивительное. На хер любого, кто жалеет ее, и на хер меня за то, что подумал, будто она какая-то бродяга, которую нужно спасти. Эта девушка сильная. Она женщина, которая не нуждается в герое. Она женщина, которая может позаботиться о себе.