Дьюма-Ки

— Кипариса и красного дерева в этом доме хватило бы, чтобы заработать приличные деньги, если бы кто-нибудь сподобился прийти сюда до того, как дом развалился. — Джек наклонился, схватил торчащую доску за край, потянул вверх. Доска подалась, согнулась, словно ириска, потом сломалась, не с резким треском, а с вялым хрустом. Из образовавшейся прямоугольной дыры выползли несколько мокриц, пахнуло затхлостью.

— Ни грабителей, ни вандалов, ни любителей повеселиться, — заметил Уайрман. — Никаких тебе использованных презервативов или кучек говна, ни одной надписи «ДЖО ЛЮБИТ ДЕББИ» краской из баллончика на стене. Не думаю, чтобы кто-нибудь побывал здесь с того самого дня, когда Джон повесил на парадную дверь цепь и окончательно уехал отсюда. Я знаю, в это трудно поверить…

— Нет, не трудно, — возразил я. — «Гнездо цапли» на этой оконечности Дьюмы с тысяча девятьсот двадцать седьмого года принадлежало Персе. Джон это знал и составил завещания так, чтобы ничего не менялось. Элизабет поступила так же. Но это не храм. — Я заглянул в комнату, которая находилась напротив гостиной. Возможно, кабинет. В луже вонючей воды стоял письменный стол с выдвижной крышкой. Книжные полки у стен пустовали. — Это могила.

— Так где нам искать эти рисунки? — спросил Джек.

— Понятия не имею, — ответил я. — Я даже не уверен… — Кусок штукатурки лежал в дверном проёме, и я пнул его. Хотел, чтобы он отлетел, но штукатурка была слишком старой и влажной. Кусок просто развалился. — Не думаю, чтобы тут были рисунки. Теперь не думаю, когда увидел это место.

Я огляделся, вдыхая влажную затхлость.

— Возможно, ты и прав, но на слово я тебе не поверю, — покачал головой Уайрман. — Потому что, мучачо, ты скорбишь. А скорбь человека выматывает. Ты слушаешь голос опыта.

Джек вошёл в кабинет, осторожно ступая по влажным доскам, добрался до письменного стола. Капля воды упала на козырёк его бейсболки, и он поднял голову.

— Потолок дырявый, — поделился он своими наблюдениями. — Наверху одна ванная комната, может — две, и, наверное, цистерна, в которую с крыши собиралась дождевая вода. Я вижу трубу. Со временем всё это провалится вниз, и от стола ничего не останется.

— Смотри, чтоб этого не произошло сейчас, — сказал Уайрман, — а то ничего не останется от тебя.

— Меня больше волнует пол. Проседает под ногами, как мох на болоте.

— Тогда возвращайся, — предложил я.

— Одну минуту. Сначала проверю стол.

И Джек начал выдвигать ящики, один за другим.

— Ничего, — докладывал он. — Ничего… опять ничего… ничего… — Пауза. — Кое-что есть. Записка. Написана от руки.

— Давай поглядим, — откликнулся Уайрман.

Джек принёс записку ему, ступая очень осторожно, пока не миновал залитый водой участок пола. Я читал поверх плеча Уайрмана. Простая белая бумага. Крупный мужской почерк.

19 августа 1926.

Джонни! Ты хотел — ты получил. Это последняя партия хорошего товара, и только для тебя, мой друг. «Шампунь» у меня бывал и получше, но ни чего не поделаешь. Односолодовый — нормальный. СС — для «простого народа» (хе-хе) 5 Кен в кеге [184] — [видимо бочонок на 5 галлонов — 19 литров]. И, как ты просил, Стол Х 2, в cera. Себя не хвалю, просто повезло, но это действительно последняя партия. Спасибо за всё. Увидимся, когда вернусь с той стороны лужи.

ДД

184

Кег — бочонок.

Уайрман прикоснулся к «Стол X 2».

— Стол течёт. Остальное что-нибудь тебе говорит, Эдгар?

Что-то говорило, но на какое-то мгновение моя чёртова больная память не желала выдавать, что именно. «Я могу это сделать», — подумал я, а потом, как обычно, двинулся окольным путём. Сначала к фразе Илзе: «Позволите воспользоваться вашим бассейном, мистер?» Сердце защемило, но деваться было некуда. За фразой последовало воспоминание о другой девушке, собравшейся поплавать в другом бассейне. Девушке с впечатляющей грудью и длинными ногами, в чёрном закрытом купальнике. Мэри Айр, запечатлённой для истории Хокни («Смазливая девчушка из Тампы» — так она назвала себя). А уж потом я добрался до нужного. Я шумно выдохнул, не подозревая, что какое-то время не дышал.

— Две буквы «Д» — это Дейв Дэвис. В Ревущие двадцатые он был магнатом Солнечного берега.

— Откуда ты знаешь?

— От Мэри Айр, — ответил я, и хладнокровная моя часть, которой, вероятно, уже никогда не согреться, смогла оценить иронию; жизнь — колесо, и если ждёшь достаточно долго, она обязательно возвращается в ту точку, откуда тронулась с места. — Дэвис дружил с Джоном Истлейком и, вероятно, снабжал Истлейка качественной выпивкой.

— «Шампунь», — воскликнул Джек. — Должно быть, шампанское.

— Молодец, Джек, — похвалил его Уайрман, — но я хочу знать, что такое «Стол»? И «cera».

— Это испанское слово, — указал Джек. — Вы должны его знать.

Уайрман изогнул бровь.

— Ты думаешь, это sera? Которое начинается с «s». Как в «Que sera, sera»? [185]

— Дорис Дэй, тысяча девятьсот пятьдесят шестой, — сказал я. — «И в будущее нам не заглянуть» («И это тоже хорошо», — подумал я). — В одном я уверен наверняка. Дэвис не ошибся, говоря, что это последняя партия. — Я постучал по дате: 19 августа. — Этот парень отплыл в Европу в октябре тысяча девятьсот двадцать шестого и не вернулся. Исчез в океане. Так, во всяком случае, сказала мне Мэри Айр.

185

«Quesera, sera» — что будет, пусть будет (исп.). Песня Джея Ливингстона и Рэя Эванса, впервые прозвучавшая в фильме Альфреда Хичкока «Человек, который знал слишком много» (1956) в исполнении Дорис Дэй.

— А «сеrа»? — спросил Уайрман.

— Давай пока это оставим. Но странно, что мы вообще наткнулись на этот листок.

— Немного странно, но не так, чтобы совсем, — не согласился со мной Уайрман. — Если ты вдовец и у тебя юные дочери, захотел бы ты брать в новую жизнь последнюю расписку своего бутлегера?

Я подумал и решил, что какая-то логика в его словах есть.

— Нет… но я, скорее, уничтожил бы её, вместе с порнографическими открытками.

Уайрман пожал плечами.

— Мы никогда не узнаем, сколь много инкриминирующих его бумаг он уничтожил… или сколь мало. Если не считать редких выпивок с друзьями, законов он, возможно, не нарушал. Но, мучачо… — Он положил руку мне на плечо. — Эта бумага настоящая. Мы её нашли. И если что-то там пытается нас уничтожить, может, что-то другое помогает нам… немного. Или такое невозможно?

— Мечтать не вредно. Давай посмотрим, вдруг тут есть что-то ещё.

ii

Поначалу казалось, что поиски наши напрасны. Мы обследовали комнаты первого этажа и не нашли ничего, разве что один раз едва не нарвались на серьёзные неприятности, когда моя нога провалилась сквозь пол в бывшей столовой. Уайрман и Джек тут же подскочили ко мне, и, к счастью, провалилась моя больная нога: здоровая помогла сохранить равновесие.

Возможности обследовать верхние этажи не было. Сохранился один лестничный пролёт, а за площадкой и небольшим участком перил синело небо и раскачивалась крона высокой капустной пальмы. От второго этажа ещё что-то оставалось, третьего — как не бывало.