Дyxless 21 века. Селфи

– Ты больной, это я всегда знал.

– Скорее всего. Умоляю тебя, дай мне пару часов, я вернусь и все объясню. Или само рассосется.

– Как скажешь, – пожимает он плечами.

Нервно поглощаю несколько бутербродов, выписываю из интернета телефоны дирекции своей программы, издателя и ремонта железных дверей – на тот случай, если у меня что-то с замком.

Первым делом звоню Оксане, но она недоступна. Чертыхаюсь, звоню подряд раза три, но результат тот же. Звоню в издательство, прошу соединить с Димой, чтобы попытаться выяснить новости про Жанну.

– Привет, писатель, – отстраненным тоном начинает он. – Ты забыл, во сколько мы сегодня встречаемся?

– М-м-м… Ну типа того.

– Я тоже, если честно. Давай часа в четыре, я как раз дела разбросаю.

– Давай, – отвечаю растерянно, виснет пауза.

– Ну все, увидимся.

– Погоди! – вскрикиваю я. – А какие отзывы… после пресс-конференции? Жанна ничего не рассказывала?

– Ничего такого. Наверное, все хорошо прошло. Только ее, видимо, не Жанна вела, а модератор. Жанны сегодня нет на работе.

– Где же она? – придуриваюсь я.

– Не знаю, отпросилась, наверное.

– Понятно, – говорю, – тогда до встречи.

А самому настолько все непонятно, что голова идет кругом. Может быть, Жанна там, в номере, просто спала? Может, она с кем-то хардкором занималась, и ее затрахали до кровоподтеков и обморока? Иначе как труп может отпроситься? Или я ничего не понимаю в трупах (на самом деле я мало что в них понимаю). Или она все еще там? Проверять наличие трупа в гостинице мне совершенно не хочется.

Прощаюсь с Димой. Набираю Оксану, но ее номер заблокирован. Несколько раз перезваниваю, но там все как в танке: «в настоящий момент, абонент – не абонент» и все такое.

«Невезения продолжаются, – думаю, – Оксана недоступна. Жанна, скажем, тоже. У тех, кто не нужен девушкам, единственный друг – это телевизор». Решаю ехать в Останкино.

Бег

Прикладываю карточку к турникету, «глазок» загорается красным. Пробую еще раз. То же самое. Сигнализирую рукой дежурному милиционеру. Он не спеша, вразвалку, подходит ко мне и вещает утробным голосом:

– Слушаю.

– Карточка размагнитилась.

– Ну, – хмыкает он.

– Пропустите?

– Пропуск заказывайте! – Он машет рукой в направлении бюро пропусков.

– Вы же меня знаете, – говорю.

– Никого я не знаю, – отвечает мент, который, конечно же, хорошо меня знает. Просто у него сегодня праздник: появился хоть кто-то, оправдывающий его, мента, бессмысленное здесь стояние. Он же недремлющий страж, мимо которого можно пронести в здание телецентра все: взрывчатку, оружие, противотанковую гаубицу. Все, но человек без пропуска туда не попадет. Тем более если этот человек – ведущий федерального канала, с которым страж здоровается несколько раз в неделю. – Звоните в свою организацию. И от входа отойдите, мешаете людям.

Он делает шаг вперед и выталкивает меня пузом. Выдавливает за черту, разделяющую волшебный мир телевидения и мир простых смертных, независимо от социальной, возрастной и половой принадлежности, именуемых ущербным словом «массовка».

Я звоню в офис, сообщаю о своей проблеме, получаю уверения в том, что через десять минут за мной спустятся. В отчаянии забиваюсь в угол проходной. Несколько раз ко мне подходят девушки с папками в руках, пытаются что-то спросить, но, сверившись со своими списками и фотографиями в папках, понимают, что я не их гость, и теряют всякий интерес.

Гостевые продюсеры проводят мимо толпы тетенек бальзаковского возраста. Тетеньки сегодня, как, впрочем, и всегда, будут играть народ в различных телешоу и авторских программах. У тетенек собранные, исполненные решимости выполнить миссию лица. И понятно, почему.

Минут через сорок тетеньки будут горевать над судьбой матери и больного ребенка, брошенного сволочью-отцом. А еще через два часа яростно аплодировать девушке, ушедшей от мужа и сына к молодому футболисту. Потом тетеньки рассядутся в коридоре, достанут из безразмерных своих пакетов термосы с чаем и бутерброды и, закусывая, примутся обсуждать прошедшие истории. Девушке из первой программы, над которой горевали, вынесут вердикт «дура», потому что больного ребенка в роддоме не оставила. А ту, вторую, которую поддерживали, дружно назовут «везучей сукой».

Наверняка за подобное гнилое лицемерие черти в аду прибивают людей раскаленными гвоздями к стульям, чтобы те не имели никакой возможности соскочить с просмотра бесконечного телешоу. Пока же функцию чертей отлично выполняют «гостевики»: на теток орут, когда они хлопают не в тех местах, теток вышвыривают из зала, если они позволяют себе что-то комментировать, и пинками подгоняют из студии в студию самых колченогих, если они вдруг замедляют темп перебежки. Впрочем, теткам это нравится. Тетки гордо считают себя работниками телевидения. Есть за что терпеть унижения: их показывают «по ящику», им изредка дают сказать что-то типа «это кошмарная жуткость», а вечером тех, кто хорошо себя вел, пустят похлопать на программу «Один в один».

После тетенек «гостевики» встречают «экспертов в зале» – вторую по степени ненужности категорию гостей. Как правило, это ветераны отраслей, постаревшие звезды эстрады или профессора черт знает каких наук, награжденные дипломами галактических институтов развития межпланетных связей. Каждый такой эксперт приходит на шоу со своей специально заготовленной длинной историей. Девушки, непрерывно разговаривающие по мобильным, делают вид, будто слушают ее, ведя гостя по коридорам телецентра. «У меня же будет время все это рассказать?» – с надеждой интересуется эксперт. «Ну конечно!» – отвечает девушка, не отрываясь от разговора по телефону. Ей незачем было слушать его историю, так как она никогда не прозвучит. Этот человек приглашен, чтобы, в зависимости от сценария, просто сказать «да» или «нет» в поддержку слов ведущего. Это произойдет в возникшей паузе, пока тетки не начнут сбивать в кровь ладони, захлопывая уход на рекламу.

Полузнакомые коллеги с других программ, редакторы и репортеры, проходя мимо, в первые секунды делают попытку улыбнуться глазами, но, оценив мое сиротливое стояние в углу проходной, на всякий случай не здороваются. Вдруг я здесь уже гость? А то и «эксперт в зале». Даже гримеры отворачиваются, обозначая черту между ними, работниками «Останкино», и «простыми людьми».

Основная цель работы в этом заведении большинства людей, особенно второстепенных профессий – подтверждение собственной значимости. Возможность сказать в кругу друзей: «Того-то я стригла, он урод», «Этого видел в столовой – жирный козел», еще с одним «постоянно курю на лестнице», а другой мне анекдот рассказал. Короче говоря, демонстрация собственной близости к обитателям волшебного экрана. Обладание информацией о том, «как это на самом деле», и якобы связями, недоступными прочим.

Вообще, я уверен, что когда-нибудь здание «Останкино», раздуется от непомерного пафоса собственных работников и, оборвав все физические (духовные давно уж оборваны) связи с остальной Россией, оторвется от земли и медленно-медленно воспарит в небеса. Став новым «небесным градом Китежем», о котором все будут вспоминать то ли как о полузабытой истории, то ли как о сказочной мечте, которой никогда не было. Оставшиеся же построят себе что-нибудь поужасней, уж в этом-то я уверен.

– Как вы ухитрились его сломать-то? – вопрошает меня внезапно материализовавшаяся из воздуха блондинка на высоченной, как у стриптизерш, платформе.