Дyxless 21 века. Селфи
Шрифт:
– Люди меняются, Гош. – Макс ищет глазами место, куда бы выкинуть окурок.
– Покурим? – делает робкую попытку Гоша.
– Покурим, – нехотя достаю сигарету, протягиваю ему, щелкаю зажигалкой, всем своим видом давая понять, что мы с Максом увлечены обсуждением чего-то важного, не терпящего присутствия третьих лиц.
– Вот, кстати, Вова, тут смешнейший случай имел место, тебе понравится, – говорит Гоша таким тоном, будто мы все это время только и ждали, когда же он вспомнит очередную сногсшибательную историю и поделится ею с нами. – Ангажировали меня, с год назад, провести мероприятие
– И? – внезапно оживляется Макс.
– И победил на нем парень – вылитый Вова. Ну просто копия. Даже голос похож.
– Да ты что! – выпускаю дым и отворачиваюсь. Кажется, даже этот случайно встреченный персонаж из прошлого здесь лишь затем, чтобы усилить мой растущий комплекс неполноценности.
– Так я этого парня намедни встретил в «Кофемании». Здороваюсь с ним, а он делает вид, будто не узнает. Сидит такой важный, с лицом уставшей балерины. Я его подколоть решил. Вы, говорю, Владимир Богданов? «Да, – отвечает так надменно, – вам автограф?» Нет, говорю, от вас мне ничего не надо. Я же понимаю, что это был не ты.
– Да, – размышляю вслух, – мы с тобой вроде пару лет не виделись.
– Дело даже не в этом. Когда он на конкурсе двойников выступал, у него татуировка была на левой руке. А в тот раз, что я его видел – на этом месте белое пятно. Свел значит.
– Интересная какая история. Ты зайди под козырек. – Макс берет Гошу за плечо и вытаскивает из-под дождя.
– Это я к чему, Макс? Вот ты говоришь, люди меняются. Нормальные люди, как вы, они никогда не меняются. А тут человек сраный конкурс двойников выиграл, и такое чудесное преображение. Вот…
– Вот, – на автомате повторяю я.
– А как давно ты его видел? – Макс смотрит на него крайне заинтересованно.
– Да буквально неделю назад.
– Смешно, – хмыкаю, – очень смешно!
– Вспомнил! – взвизгивает Гоша. – Самое главное!
– Что?
– Как место называлось, где я конкурс вел. «Суриков-холл». Говорю же, дурное название.
– Почему дурное-то? Имени великого русского художника.
– Я вот тоже так думал. А оказалось, оно так называется, потому что какому-то Сурику принадлежит!
Мы дружно ржем. Обстановка разряжается.
– Парни, может, вы все-таки флаеры возьмете, а? Придете, посидим как раньше. Я вам скидку на бар организую.
– Макс, бери флаеры, – принимаю я бумажки. – Гоша верное дело предлагает.
– Спасибо, парни. Можно еще у вас тыщу стрельнуть? Сразу предупреждаю: видимо, не отдам.
– Какие разговоры! – устало кивает Макс и лезет в карман за купюрой. – Ты телефон свой оставь, чтоб было кому набрать, когда в бар твой придем.
– Это легко, – и Гоша диктует номер.
– Интересная история, – бросает Макс, когда мы возвращаемся за стол.
– Интересная, – соглашаюсь я.
– Но это же он, понимаешь? – Макс заметно веселеет. –
Это твой двойник. У него еще и татуировка была, значит.– И как нам это поможет?
– Не знаю, – пожимает плечами Макс. – В любом случае, теперь есть какая-то точка отсчета. А то получалось, будто он из ниоткуда взялся. Теперь у него есть история, которую мы попробуем узнать. Заодно узнаем, как его на самом деле зовут.
– Бэрэтчит, – отворачиваюсь я к окну.
Капли дождя, изменив траекторию, барабанят в стекло.
Катя
Отрываюсь от экрана ноутбука, делаю глоток чая и зависаю, уставившись в одну точку. Из головы не выходит Гошина история про двойника. Вроде бы есть шансы зацепиться, но ты эту комбинацию в голове вертишь и так и сяк, пытаешься придумать какую-то стройную схему, а ни черта обнадеживающего не выходит.
– О чем ты думаешь? – Катя выпускает дым.
– Ни о чем. А ты?
– Да так… ни о чем особенном.
– Ладно тебе, – подмигиваю ей, – расскажи.
– Пытаюсь себе объяснить… – сбивается она и делает глубокий выдох, – как так вышло, что мы несколько раз в неделю стали засыпать в одной постели.
– Зачем? Тебя это напрягает? – пожимаю плечами. – Я могу уехать.
– Не можешь. Тебе проще было бы не приезжать.
– А с чего это ты вдруг озадачилась природой наших отношений?
– Просто подумала. Зачем это тебе? Какие у тебя могут быть перспективы в отношениях с немолодой разведенной женщиной с ребенком?
– А должны быть какие-то перспективы? Ты себе уже что-то запланировала? – стараюсь выглядеть максимально отстраненным.
– Не-а. Я дальше сегодняшнего вечера уже давно ничего не планирую.
– Я, в общем, тоже.
– Конечно, еще бы ты планировал, при таком богатстве выбора! У тебя же с девушками сложностей не возникает: холостой состоятельный мужчина, да еще и телезвезда. Какие тут сложности?
– Все верно. – Понимаю, чем разговор закончится, поэтому стараюсь отвечать лаконично, не распалять дискуссию. Мысленно возвращаюсь к Гошиному рассказу, но это не очень отвлекает.
– И тут вдруг случайно склеенная, на детском практически утреннике, мамаша. Ну один раз, да? – Катю уже сложно остановить, видимо, она к этому разговору готовилась. – Второй, третий – это, я так думала, условное «спасибо» за то, что я тебя тогда из ментовки вытащила.
– То есть пятьсот рублей вроде как отработал?
– В том числе. По идее, неказистый наш роман должен бы уже и закончиться, а ты здесь. И что-то у меня перестало складываться. Единственное объяснение, которое приходит мне в голову: ты, Вовка, у меня прячешься.
– От кого? – цепенею я.
– Сбегаешь из своего мира. – Она поднимает глаза к потолку, чертит указательным пальцем левой руки в воздухе «восьмерку». – От всех твоих друзей селебов, от алчных, надоевших тебе телок, от вечеров, похожих друг на друга. Спускаешься в мир простых людей, которые тебя видят только на экране.
– А ты, выходит, тот самый «простой людь»? – вопросительно хмыкаю я.
– Выходит что так, – кивает она.
– «Селебы», «мир простых людей» – что ж с вами телевизор-то сделал?