Дзержинский

Вскоре Карл и Роза поднимут восстание и после ареста будут убиты конвоирами. За смерть Либкнех-та, члена рейхстага, власти извинятся. А тело забитой ружейными прикладами Люксембург конвоиры бросят в канаву. Можно представить, каково было это узнать московским революционерам. Роза и Карл постоянно призывали Ленина к сдержанности. Нет, не получается делать революцию в перчатках. Не хочешь быть наковальней — стань молотом!

В последних числах октября председатель ВЧК вернулся в Москву. Едва ли он сильно рисковал, предпринимая такое путешествие. Ему ли, опытному подпольщику, умевшему уходить от первоклассной варшавской полиции, опасаться германских, тем более швейцарских полицейских, которые никогда толком не боролись с революционерами-не-легалами? Пощекотал себе нервы, вспомнил молодость. К тому же товарищи не оставили бы его в беде. Наверняка в Кремле наметили, кого, в случае чего, поменяют на Дзержинского.

* * *

В феврале 1919-го в Москву на Александровский (ныне Белорусский) вокзал приехали из эмиграции жена и сын Дзержинского. Шофер председателя ВЧК Тихомолов вспоминал: «Они вышли из среднего подъезда, и я заметил, что они очень скромно одеты. Запомнился мне Ясик — худенький мальчик, застенчивый, в очках. На голове у него была вязаная шапочка с помпоном. Феликс Эдмундович был счастлив, радостно улыбался и ласкал сына». Дзержинским выделили квартиру в Кремле в Кавалерском корпусе. У них наконец-то появился свой дом.

Распорядок дня у Феликса Эдмундовича с тех пор изменился не сильно. Поздно вечером он почти всегда оказывается в своем кабинете на Большой Лубянке. И только спать теперь уезжает домой. Летом и ранней осенью семья живет на даче в подмосковном Любанове. Здесь Дзержинскому иногда удается отвлечься от работы. Он ходит на охоту, катается на лодке по живописной реке, долго гуляет по лесу. Находясь на отдыхе в Крыму, много плавает и занимается греблей. Море Феликс Эдмундович любит, особенно штормовое. В бурю он подолгу сидит на берегу, любуясь грозной стихией.

Глава тридцать пятая. О РЕКВИЗИЦИИ ВЕЩЕЙ ГОЛЬДФЕ

Учится ВЧК, учится Дзержинский...

Еще в апреле 1918-го сотрудники комиссии столкнулись с противником высокого уровня, имевшим специальный шифр, пароли, дисциплину — с савинковским «Союзом защиты родины и свободы». Самым профессиональным из чекистов на тот момент был Петерс. В мае он провел операцию по внедрению, которую позднее описал так:

«По найденным паролям выявилась возможность послать в Казань под видом белогвардейского офицера одного из наших комиссаров. Мы снарядили сотрудника ВЧК — рабочего, здорового парня с толстой фигурой и непослушными волосами. Он и еще один чекист приехали в Казань, явились к лицу, адрес которого был указан в явке, сообщили пароль. После долгих мытарств их направили в штаб казанской белогвардейской организации. Они вошли вдвоем в комнату, где заседало около 20 человек, предъявили явки. Их приняли очень любезно, предложили чай и булки; они попили чаю, подсели поближе к дверям. Сначала их вид не вызвал подозрения, но скоро начали шептаться. Видя, что другого выхода нет, наши товарищи выхватили маузеры, скомандовали “руки вверх”. Кое-как позвали милицию и арестовали заговорщиков».

Как раз весной многим из большевиков стало ясно, что без «буржуазных специалистов» им не обойтись ни в промышленности, ни в Красной армии. Возвращение «спецов» протекало трудно. Солдаты опять увидели в армии ненавидимых ими офицеров и генералов (которые стали именоваться «командирами»). На предприятия зазывали старых инженеров — опять будут командовать рабочим классом. Дипломатическое ведомство, Наркомат внешней торговли Красина левые коммунисты считали осиными гнездами буржуазии.

А самой ненавидимой частью старого правительственного аппарата оставались полицейские. В дни Февраля их убивали на улицах, как бешеных собак. Даже Деникин царских полицейских и жандармов на работу не брал, уступая «общественному мнению», — а уж как в этих кадрах нуждался! Но деваться ВЧК некуда: бывшие рабочие, направленные в чрезвычайные комиссии партийными организациями, шифров разбирать не умеют. Приходилось обращаться к помощи «спецов». Сотрудничество с этими людьми руководители комиссии держали в глубокой тайне. Широкие массы революционеров их бы не поняли.

К концу лета профессиональное ядро в ВЧК уже вполне сложилось. По конкретным делам оно могло действовать.

Молодого чекиста Буйкиса в июле вызвали к руководству...

«Феликс Эдмундович, — вспоминал Буйкис, — поручил мне и моему товарищу Спрогису отправиться в Петроград, обнаружить источник, питающий заговоры, в которых участвуют иностранные государства. Мы знакомились с бывшими офицерами и чиновниками, водили многих в рестораны, вызывая на откровенный разговор. Не сразу, но сумели раскрыть не одну, а несколько контрреволюционных организаций и заговоров. Мы выдали себя за представителей московского контрреволюционного подполья. Под видом офицеров латышского полка, недовольных Советской властью, проникли в организацию, которой руководил английский военно-морской атташе Кроми. Вскоре на сцене появился и опытный английский шпион Сидней Рейли. Войдя в доверие к ним, мы получили от Кроми рекомендательное письмо к руководителю всех этих заговорщиков английскому посланнику в Москве Роберту Брюсу Локкарту. Приехали в Москву. Убедившись, что за нами никто не наблюдает, мы в тот же день доставили письмо Дзержинскому».

Так начиналось раскрытие «дела Локкарта». Далее в операцию был введен Берзин — командир латышского особого дивизиона, отвечавшего за охрану Кремля. На встречах латышей с Рейли и другими обсуждались планы диверсий, восстаний, вплоть до ареста советского правительства и устранения Ленина. Рейли передал Берзину около 1,2 миллиона рублей. По-видимому, в последний момент англичане все-таки поняли, что имеют дело с агентами, но было уже поздно, хотя Рейли успел скрыться. Сразу после покушения на Ленина начались задержания в Москве и Петрограде. В Англии в ответ взяли под арест советскую дипломатическую миссию во главе с Литвиновым. Вскоре произошел обмен «заложниками». Заседание Верховного революционного трибунала по этому делу проходило с участием «китов» царской адвокатуры. 3 декабря Локкарта заочно признали подлежащим расстрелу при обнаружении его в пределах Советской России.

Обмененный Локкарт впоследствии рекомендовал руководству английской разведки посылать сотрудников в Москву на «стажировку к Петерсу»...

* * *

Председатель ВЧК любит лично участвовать в оперативных играх, биться над шифрами, придумы­вать легенды, пароли. Вот пример. Осенью 1918-го Феликс Эдмундович составляет задание, которое в зашифрованном виде ушло в Курск председателю Губчека Каминскому. Готовится внедрение в контр­революционную организацию:

«Откомандируйте в распоряжение ВЧК самого опытного, политически грамотного и расторопно­го, с инициативой, разведчика для весьма ответст­венной государственной и партийной работы. Снабдите его лучшим паспортом на чужое имя, деньгами на дорогу и проездным билетом до Москвы. Он должен иметь вид беспартийного обывателя. Никому не надо знать, куда он отправился, когда отправился или даже вообще отправился ли он. По приезде в Москву командируемый должен немедленно явиться на Кузнецкий Мост, д. № 6, в Совдеп Городского района, зайти в административный отдел, спросить заведующего тов. Веселовского и ему лишь сказать пароль: “О реквизиции вещей Гольдфе”. Он на это ответит “Хорошо, зайдемте ко мне в кабинет, разберем дело”. Тов. Веселовский укажет дальнейший адрес...»

Глава тридцать шестая. БОЛЬШЕВИКИ ПРОТИВ БОЛЬШЕВИКОВ

ВЧК через год после ее создания чуть было не упразднили! Конечно, до этого бы не дошло, но так одно время казалось.

Методы работы Всероссийской чрезвычайной комиссии нравились далеко не всем в большевистском руководстве.

Михаил Ольминский в статьях от 8 и 26 октября в «Правде» (автор — член редколлегии газеты) обвинил ВЧК в «недосягаемости», стремлении стать выше других органов власти. После разговора с Лениным Ольминский снизил планку критики, стал писать о злоупотреблениях террором на местах. 18 декабря в «Известиях ВЦИК» Лариса Рейснер поделилась своими негативными впечатлениями от посещения Петроградской чрезвычайки.

Недовольство закрытостью ВЧК высказывали Каменев, Бухарин и даже Сталин. Последний (и не только он) предлагал ввести чрезвычайные комиссии в состав НКВД РСФСР.

В первых числах января 1919-го (Дзержинский со Сталиным — в Перми, расследуют причины сдачи города и потери огромного количества военного имущества и боеприпасов) два подряд залпа по ВЧК со страниц «Правды» дал Николай Бухарин, руководивший тогда печатью и пропагандой. Бухарин писал, что если не реформировать ВЧК, не подчинить ее ряду «общих норм», то чрезвычайки «будут «выдумывать» для себя работу, т. е. вырождаться».

Но наиболее решительно с прерогативами ВЧК боролся в то время один из руководителей Наркомюста — Крыленко.

Николая Васильевича Крыленко позднее назовут «идеологом советского правосудия». Он станет обвинителем на многих сфальсифицированных политических процессах. По справедливости — одним из антигероев «Архипелага ГУЛАГа» Александра Солженицына. С 1931 года Крыленко — нарком юстиции СССР. В 1938 году расстрелян. Жертва созданной при его же участии системы «правосудия». Но это будет много позже.