Дзержинский
Шрифт:
В небольшой, бедно обставленной комнате сидели военный инженер, поручик Антонов-Овсеенко, артиллерист, тоже поручик, Петренко и студент Киевского университета Богоцкий. Все они были членами Российской социал-демократической рабочей партии, организаторами и руководителями Варшавской военно-революционной организации (БРО).
Ждали Юзефа. Сегодня они должны были скрепить официальным документом уже существующие «де-факто» связи между ВРО РСДРП и социал-демократией Польши и Литвы.
— Что ты о нем думаешь? — спросил Антонов-Овсеенко.
Петренко
— Думаю, что из всех, с кем нам приходилось иметь дело, только Юзеф придает должное значение работе ВРО.
— Где же он? — Антонов-Овсеенко щелкнул крышкой карманных часов.
Часы были старинные, с мелодичным боем. С последним, десятым ударом раскрылась дверь, и, появился Юзеф. Петренко рассмеялся.
— Ничего не скажешь, точность военная…
— Если вас приучила к точности военная служба, то меня — конспирация. Шпики имеют обыкновение обращать внимание на людей, кого-то или чего-то поджидающих. Вот я и стараюсь приходить всегда точно в назначенное время и место.
— Принесли текст договора? — осведомился Антонов-Овсеенко, приглашая Юзефа занять место по правую руку от себя.
— Принес. — Юзеф вынул из кармана вчетверо сложенный лист бумаги, развернул и передал его Антонову.
Антонов начал медленно, пункт за пунктом читать текст «Договора Военно-революционной организации с с. д. Польши и Литвы».
— Кто будет входить в Варшавский комитет ВРО от социал-демократии Польши и Литвы?
— Варшавский комитет нашей партии уполномочил меня быть его представителем, — ответил Юзеф.
Другие пункты — печать, транспорт, средства, отчетность — были оговорены заранее и вопросов не вызывали.
Антонов-Овсеенко и Дзержинский подписали договор. Петренко встал и вытянулся, как по команде «смирно», всем своим видом подчеркивая торжественность этой минуты. За ним поднялся и Богоцкий.
— Я очень рад, что именно вы будете членом Варшавского комитета ВРО, — сказал Антонов, — теперь мы будем иметь постоянную поддержку польских социал- демократов, а ВРО очень нуждается и в агитаторах и в литературе.
— Готовить солдат к восстанию — наша общая задача, — скромно отозвался Дзержинский.
— Я как раз хотел поговорить о восстании. Мы ждем со дня на день, что оно вспыхнет в Пулавах.
— Но ведь это преждевременно, другие гарнизоны не готовы! — воскликнул Дзержинский.
— Вероятно, Юзеф, вы правы, — ответил Антонов. — Но события выходят из-под нашего контроля. 71-й Белевский полк еще в феврале отказался подчиниться командованию, солдаты не пошли усмирять рабочих, заявили: «Душителями революции мы не будем». А теперь отказываются выступать на фронт. Это уже бунт. У них нет выхода. Или восстание, или военно-полевые суды, виселица, каторга. Это результат нашей агитации, и мы не можем бросить белевцев на произвол судьбы.
Дзержинский задумался. Вопрос был слишком серьезен.
— Постараемся вам помочь, — наконец сказал он, — но я должен обсудить все это с моими товарищами из Варшавского комитета.
Спустя несколько дней Дзержинский, Барский и Прухляк шли по улицам Пулав. Карманы их брюк и пиджаков оттягивали револьверы.
На базарной площади их ожидали рабочие и крестьяне,
съехавшиеся из окрестных сел, чтобы помочь солдатам. Сигналом к выступлению должен был послужить выстрел из окна казармы.Все трое были в приподнятом, праздничном настроении. Нервы напряжены.
И вдруг они увидели офицера, бегущего им навстречу. Дзержинский сразу узнал в нем знакомого по ВРО.
— Нас предали! — крикнул, поравнявшись с ними, офицер. — Сейчас здесь будут казаки! — И побежал дальше.
Из-за угла улицы послышался дробный цокот копыт. Положение создалось критическое. Во всех губерниях царства Польского было объявлено военное положение. Всем задержанным с оружием в руках угрожал расстрел на месте. Убежать от казаков, мчавшихся галопом, невозможно. Оставался один выход — перемахнуть через забор, пока казаки их не заметили.
Дзержинский подсаживает сначала грузного Барского, затем маленького Прухняка и лишь потом, в последнюю секунду, ободрав о высокий забор колени, перелезает сам. Мимо притаившихся в кустах чужого сада подпольщиков с гиком промчалась казачья сотня.
— Пойду на разведку, а вы меня ждите здесь, — с этими словами Дзержинский полез обратно. На этот раз было легче. С внутренней стороны забора имелись поперечные брусья, ими, как лестницей, и воспользовался Феликс.
— Что бы мы с вами делали, если бы не Юзеф? — сказал Барский.
— Он всегда вот так. Сначала поможет товарищу, а потом уже думает о себе, — отозвался Прухняк.
— Я тоже хочу на демонстрацию, — твердила Софья Мушкат накануне 1 мая 1905 года.
— Мало ли что ты хочешь. А партия поручает тебе более важную работу. Будешь помогать товарищу Маньке размножать на гектографе обращение к солдатам, — отрезал Матушевский.
Пришлось подчиниться и с самого раннего утра вместе с Манькой Ашкеназы корпеть над гектографом.
А в это время в Варшаве разыгрались кровавые события.
Социал-демократы призвали рабочий класс Польши и Литвы встретить Первомай мощными политическими демонстрациями. «Этот май, — писалось в листовке, выпущенной Главным правлением СДКПиЛ, — должен быть последним, который нас и наших русских братьев застает в политическом рабстве… Наступает последний бой с самодержавием, и победа уже близка».
Утром 1 Мая рабочий район Воля и прилегающие к нему улицы Холодная, Грибная, Вронья, Сенная, Железная и площадь Витковского были заполнены рабочими. Они строились в колонны и с красными знаменами и социал-демократическими лозунгами двигались к центру города.
Дзержинский и Матушевский ходили от колонны к колонне, беседовали с руководителями и рабочими.
— Ого! Приближается к двадцати тысячам. Такого Варшава еще не видела, — с гордостью говорил Дзержинский, делая пометку в записной книжке.
Колонны уже шли по Иерусалимским аллеям, когда путь им преградили шеренги солдат. Стрелять стали сразу боевыми патронами. И тут же из переулков в конном строю, с шашками наголо бросились на демонстрантов драгуны. Стреляли, рубили саблями, топтали лошадьми безоружных рабочих, их жен, даже детей, которых отцы и матери захватили полюбоваться на мирную демонстрацию.