Дж. Р. Р. Толкин

Стоит отметить, что в основе «Ночной Земли» лежит немного сумбурная, но всё же вполне сложившаяся в голове автора философско-мистическая и космологическая концепция. В полной мере она развёрнута в написанном следом, но опубликованном в 1908 г. романе «Дом в порубежье». В этой картине сплелись христианские истины, усвоенные в доме отца-священника, научные и псевдонаучные представления рубежа веков, — и характерное для эры декадентов ощущение ничтожности и обречённости человека. В то же время нельзя не отметить, что «Ночная Земля» — чтение гораздо в большей степени жизнеутверждающее.

И ещё одну особенность мира Ходжсона следует отметить. Это первый и практически единственный из ранних «вторичных миров», где в глобальном масштабе идёт борьба добра со злом. У Морриса если эта тема проявляется (как в «Источнике на краю мира»), то описываются бои лишь «местного значения». В том числе и потому, что Моррис едва ли мог в рамках своего мировоззрения представить глобальные, сверхъестественные Добро и Зло. По той же в общем-то причине отсутствует или даже прямо травестируется и пародируется тема борьбы добра и зла у Дансени, Линдсея, Эддисона, Кейбелла. Но у Ходжсона никаких перевёртышей и сомнений. Добро есть добро, и есть сверхъестественные силы, хранящие человека, причём автор робко, не слишком уверенно, но готов отождествить их с Богом. Но и зло есть зло, и есть силы потустороннего Зла, осаждающие человеческий мир, природно людей ненавидящие и грозящие им погибелью. Погибелью не только физической, что не раз подчёркивается и в «Ночной Земле», и в «Доме в порубежье». С этой точки зрения Ходжсон оказывается не просто естественным, а наиболее естественным и едва ли не уникальным предшественником Толкина. Не говоря уже о том, что осажденные тьмой последние оплоты светлых сил Толкина от Гондолина до Минас Тирита выглядят литературными двойниками ходжсоновского Редута-Пирамиды.

Ходжсон, подобно ряду любимых Толкином авторов, и самому Толкину времён «Книги забытых сказаний», охотно и рискованно играл с языком. Современный английский как язык высокого романа Ходжсона явно не устраивал. И вот «Ночная Земля» пытается воспроизвести не только стиль, но и язык елизаветинской эпохи; «Дом в порубежье» более удачно ориентирован на высокую архаизирующую викторианскую прозу; «Путешествие шлюпок с «Глен Карриг» (самый успешный роман Ходжсона, написанный последним и изданный первым) подражает языку морских «приключений» XVIII столетия. Разве что «Пираты-призраки» (наверное, самый «жанровый» и не самый удачный среди романов) написаны совершенно «человеческим» языком своей эпохи, как и большинство рассказов. Но эти тексты и имеют больше отношения к истории мистических «ужасов», чем к истории фэнтези.

Таким образом, Ходжсон был определённо автором «предтолкиновским» — в большей степени, чем, к примеру, несомненно читанный Толкином Блэквуд. Однако при всём том — и при известности ходжсоновских романов, и при близости их к милым сердцу Толкина литературно-языковым экспериментам Морриса или Эддисона — ни одного подтверждения знакомства. Ни сам Толкин, ни его окружение Ходжсона среди известных ему авторов не фиксируют. Однако это один из тех редких, но уже отмеченных выше случаев, когда сами тексты Толкина оказываются достаточно внятными, пусть и косвенными свидетельствами.

Речь прежде всего о «Ночной Земле» — наиболее «толкиновском» по духу из романов Ходжсона, в отличие от чуждых по тематике и стилю романов «морских» и излишне аллегорического и мистического «Дома в порубежье». Ночная Земля Ходжсона с ее концентрированным инфернальным злом немало, судя по всему, дала для самой идеи и изображения страны зла во «Властелине Колец». Начать стоит с того, что само слово «Мордор» вполне можно перевести с Синдарина не только как Dark Land, «Страна Тьмы», «Темная страна», но и как Night Land, «Ночная Земля». Об этом чётко свидетельствуют «Этимологии», где корень МОР объясняется и как «ночь», «ночной». Название вполне подошло бы Мордору, стране вечной ночи, и толкиновское предпочтение «Темной» в этом контексте может выглядеть как стремление оттолкнуться от дублирования.

Целый ряд деталей в изображении странствий героев по Мордору и дороги туда вызывает в памяти отрывки из «Ночной Земли». Правда, как и в случае с Хаггардом или Блэквудом, нельзя с уверенностью сказать, где идёт речь о сознательной игре с текстом предшественника, а где — с бессознательным цитированием врезавшихся в память образов. В случае с Ходжсоном последнее гораздо более вероятно. Однако и тогда надо признать, что «Ночная Земля» заложила в сознании Толкина некий архетип страны зла и борьбы с её опасностями.

Один из самых ужасающих образов в романе Ходжсона — Обитель Безмолвия, средоточие зла, расположенное неподалёку от Пирамиды. Мимо него проходит Дорога Безмолвных, по которой бродят смертельно опасные призрачные существа, связанные с Обителью. В то же время Дорога одна «из всего, что окружало Могучую Пирамиду… была создана физическим трудом древнего человека». Как выясняется, её построили люди, когда впервые осваивали гигантскую расселину, вместившую остатки человечества по мере угасания Солнца. Дорога должна была связывать их города, однако в итоге стала трактом для злых сил, осаждающих Пирамиду.

У Толкина хоббиты по пути в Мордор оказываются на древней гондорской дороге, которая вела от древней столицы Осгилиата к Минас Итилу, ставшему Минас Моргулом, резиденцией Короля-Чародея, «…по дороге идти нельзя, — говорит Голлум хоббитам. — О нет! По этой дороге ходят злые, жестокие твари. Оттуда, из Башни». «Фродо посмотрел вниз, на дорогу… в самом воздухе над ней уже чувствовалось недоброе, как будто по ней и впрямь сновали взад и вперёд какие-то существа, недоступные взору».

Вот описания Обители Безмолвия у Ходжсона: «Окна этого Дома сияют множеством огней, но никто не слышал ни единого раздавшегося оттуда звука. Неисчислимое количество лет светили эти ровные огни, и ни разу из Обители не донесся даже шёпот, какой, вне сомнения, уловили бы наши чувствительные приборы. Ну а опасность, которую таит в себе этот дом, считалась самой серьезной во всем крае». «Страшный Дом в своей молчаливой задумчивости господствовал над всем краем… Огромное сооружение было полно тихих огней».

Так же мрачно светится и Минас Моргул во «Властелине Колец»: «…крепость светилась. Но не лунным светом, плененным некогда в мраморных стенах… Нет — это был другой свет. Башня была бледна, но не той бледностью, что покрывает лицо луны… Неверное мерцание этих стен скорее напоминало фосфоресцирование гнилушки или болотный огонек над утопленником… У путников подкосились ноги, и они на мгновение застыли на месте. Башня поневоле приковала их взоры».

Обитель Безмолвия поражает души людей губительным воздействием, которое едва не убило возлюбленную главного героя в финале романа. Тех, кто поддастся этому воздействию, ждёт страшная участь, как отряд юношей из Пирамиды, притянутых Обителью вопреки даже прямому вмешательству «Господних сил»: «Ашов из Девятисотого города побежал к Дому Молчания, и все остальные со рвением последовали за ним. Они, наконец, поднялись на невысокий холм, где находился этот ужасный Дом, и бежали быстро… Юноши приблизились к великим дверям, которые были открыты с самого начала, выпуская ровный и холодный свет, а с ним то невозмутимое и безмолвное зло, заставившее умолкнуть весь Ночной Край. Этот свет и молчание исходят и из огромных, лишенных рам окон, рождая предельно мерзостную тишину. Ашов первым вбежал в великие ворота молчания, юноши последовали за ним и никогда больше не вышли из Дома».

Фродо, увлекаемому в Минас Моргул тягой Кольца, повезло — его удаётся остановить Сэму и Голлуму. Однако описания заметно перекликаются: «Земля ушла у Фродо из-под ног, разум застлала тьма. Вдруг, словно кто толкнул его, он бросился к мосту… Светящаяся башня тянула его к себе, и он с трудом поборол желание броситься по тускло мерцающей дороге вперёд, к воротам».

Пирамиду у Ходжсона окружают чудовищные Стражи — почти неподвижные, но разумные и полные враждебной жизни существа, наблюдающие за последней обителью людского рода и угрожающие ей. Толкин несколько раз употребляет слово «Страж» (Watcher) по отношению к демоническим сущностям. Особенно похожи на «Стражей» Ходжсона, правда в миниатюре, Стражи крепости Кирит Унгол: «Огромные каменные статуи, восседавшие на каменных тронах по обе стороны ворот… Обе фигуры были вырублены из цельного камня, но казались живыми, словно в них обитал какой-то страшный, злой и бдительный дух. Они знали, кто враг, а кто свой».

Два разных эпизода странствия героя Ходжсона напоминают о бедах, постигших хоббитов в логове чудовищной паучихи Шелоб. Вот герой сражается с «Непонятной Тварью», напавшей на него вскоре после выхода из Пирамиды: «Над песком живой горкой горбилась Желтая Тварь; с неё струйками тёк песок; собрав вокруг себя жуткие щупальца, она потянулась ко мне конечностями. Но я ударил Дискосом, а потом ударил ещё три раза. Щупальца зазмеились на песке, но схватка ещё не окончилась — Жёлтая Тварь поднялась над землёй и по-паучьи бросилась ко мне. Я отпрыгнул назад, заметался, но Чудовище не уступало мне в быстроте, и я решил, что погиб. А посему немедленно принял отчаянное решение; не имея возможности сразить Тварь издали, я должен был добраться до её тела. Забыв про бегство, я положился на случай и ринулся вперёд — между ног чудовища… Свою уловку я исполнил с изумительной быстротой, так что оказался под сводом ног Твари, прежде чем она заподозрила о моих намерениях… Тут Монстр поднял бок, чтобы достать меня ногами, но я нанёс колющий удар Дискосом… Слизь из чрева твари полилась на меня; когти, которыми оканчивались её ноги, стиснули панцирь, с хрустом проминая серый металл. Ощутив смертную боль, я ещё раз неловко ударил Дискосом, перебросив в левую руку чудо-оружие, потому что Монстр прижал правую к моему телу. Но вдруг я ощутил свободу, а вместе с ней пришёл и удар, отбросивший меня через низину едва ли не к краю жерла».