Дж. С. Сэлинджер и М. Булгаков в современных толкованиях

М. М. Бахтин, замечая, что процесс освоения реального исторического времени, пространства и реального исторического человека в художественной литературе «протекал осложненно и прерывисто», предлагает взаимосвязь временных и пространственных отношений в литературе называть хронотопом, что в дословном переводе означает «время/пространство» [42] , причем важно выражение в этом термине неразрывности пространства и времени, слияние пространственных и временных примет. «Хронотоп как формально-содержательная категория определяет (в значительной мере) и образ человека в литературе; этот образ всегда существенно хронотопичен» [43] .

42

Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. – М., 1975. – С. 234.

43

Бахтин М. М. Указ. соч. – С. 235.

Первые три романных хронотопа («авантюрный роман испытания», «авантюрно-бытовой роман», «античная биография и автобиография»), т. е. три существенных типа романного единства, были созданы еще в античное время. «Авантюрный роман испытания», или «греческий» роман, относится ко II–VI вв. В нем высоко и тонко разработан «тип авантюрного времени со всеми его специфическими особенностями и нюансами» [44] . В «авантюрно-бытовом» романе («Сатирикон» Петрония и «Золотой осел» Апулея) слагается и новый тип авантюрного времени, резко отличный от греческого, и особый тип бытового времени.

44

Бахтин М. М. Указ. соч. – С. 237.

Сочетание авантюрного времени с бытовым и со странствиями героя, т. е. с «реальным пространственным путем-дорогой» создает своеобразный романный хронотоп, «сыгравший громадную роль в истории этого жанра» [45] . Основа его фольклорная, а пространство становится конкретным и наделяется более существенным временем. Во главе угла «античной биографии и автобиографии» М. М. Бахтин усматривает жизненный путь индивида, ищущего истинного познания. Реальное биографическое время здесь почти полностью растворено в идеальном и даже в абстрактном времени.

45

Бахтин М. М. Указ. соч. – С. 271.

В рыцарских романах превалирует авантюрное время греческого типа, хотя в некоторых из них имеется большое приближение к римскому авантюрно-бытовому апулеевскому типу. «Время распадается на ряд отрезков – авантюр, внутри которых оно организовано абстрактно-технически, связь его с пространством также технична» [46] .

Плутовской роман в основном работает хронотопом авантюрно-бытового романа, т. е. дорогой по родному миру. «Для “Дон Кихота” Сервантеса характерно пародийное пересечение хронотопа “чужого чудесного мира” рыцарских романов с “большой дорогой по родному миру” плутовского романа”» [47] . В романе Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» фольклорные основы хронотопа характеризуются глубоко пространственным и конкретным временем, которое не отделено от земли и природы.

46

Бахтин М. М. Указ. соч. – С. 301.

47

Бахтин М. М. Указ. соч. – С. 314.

Искусство и литература пронизаны хронотопическими ценностями, считает М. М. Бахтин. Выделяются хронотопические ценности разных степеней и объемов, которые становятся организационными центрами основных сюжетных событий романа: хронотоп дороги, хронотоп города, хронотоп замка, хронотоп гостиной-салона, хронотоп кризиса и жизненного перелома, хронотоп мистерийного и карнавального времени, биографический хронотоп. Как материализация времени в пространстве хронотоп является центром изобразительного воплощения и для всего романа в целом. Философские и социальные обобщения, идеи, анализы причин и следствий в романе – все тяготеет к хронотопу. Впервые же принцип хронотопичности раскрыл Лессинг в «Лаокооне», установив временной характер художественно-литературного образа. Касаясь проблемы границ хронотопического анализа, М. М. Бахтин утверждает, что всякое вступление в сферу смыслов «совершается только через ворота хронотопов» [48] .

48

Бахтин М. М. Указ. соч. – С. 406.

Михаил Афанасьевич Булгаков, как неоднократно уже указывалось булгаковедами, использует в «древних» главах «Мастера и Маргариты» хронотопы биографический, кризиса и жизненного перелома, а также хронотоп города. Вообще же в своем описании городской жизни и быта Иерусалима I в.н. э. писатель опирался на множество источников. Когда в 1930 г. была запрещена к постановке его пьеса «Кабала святош» («Мольер»), М. А. Булгаков в обращении к Правительству СССР писал: «Скажу коротко: под двумя строчками казенной бумаги погребены – работа в книгохранилищах, моя фантазия…» (подчеркнуто мною – И.Г.) [49] . Работая в книгохранилищах, писатель имел возможность пользоваться самыми разнообразными источниками, которые воссоздают реалии и «время/пространство» Иерусалима в бытность Понтия Пилата римским наместником Иудеи в 26–36 гг. н. э. Так, видимо, в соответствии с указанием французского исследователя Альбера Ревиля, содержащемся в его книге «Иисус Назарянин», да и в других работах, М. А. Булгаков дает герою «древних» глав имя «Иешуа». Имя «Ieschua», пишет Ревиль, часто встречается у иудеев, как это видно из сочинений Иосифа Флавия и других авторов [50] .

49

Булгаков М. А. Правительству СССР // Лакшин В. Булгакиада. – С. 59.

50

Ревиль А. Иисус Назарянин. – СПб., 1909. – Т. 1. – С. 271.

«Энциклопедический словарь» Брокгауза и Ефрона был у писателя дома. В соответствии со статьей словаря Булгаков называет Иерусалим Ершалаимом, опустив лишнюю, по его мнению, гласную: «Yeruschalaim», как сказано в словаре [51] . А работы Акима Олесницкого «Ветхозаветный храм в Иерусалиме» (СПб., 1889) и «Святая Земля. Отчет по командировке в Палестину и прилегающие к ней страны…» (Киев, 1873–1874) и С. Пономарева «Иерусалим и Палестина в русской литературе, науке, живописи и переводах» (СПб., 1877) М. А. Булгаков мог читать в книгохранилищах. По всей вероятности, писатель был хорошо знаком и с трудом Альфреда Эдершейма «Жизнь и время Иисуса Мессии» в переводе священника Михаила Фивейского (М., 1900), и с книгой К. Гейки «Жизнь и учение Христа» в переводе того же Михаила Фивейского (М., 1894), не говоря уже о работах И. Я. Порфирьева «Апокрифические сказания о ветхозаветных лицах и событиях» (Казань, 1872) и «Апокрифические сказания о новозаветных лицах и событиях, по рукописям Соловецкой библиотеки» (СПб., 1890).

51

Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А. Энциклопедический словарь. – СПб., 1894. – Т. XIIIA(26). – С. 652.

Принадлежащая перу великого князя Константина Константиновича, который подписывался псевдонимом К.Р. (т. е. Константин Романов), драма «Царь Иудейский», вышедшая из печати в 1914 г., была изучена Михаилом Булгаковым досконально. В драме «Царь Иудейский» Иисус на сцене так и не появляется, а Булгаков перенес этот прием в свою пьесу «Александр Пушкин» («Последние дни»), в которой великий поэт также не показывается на сцене.

Обстановка перистиля дворца Ирода Великого (т. е. окруженного крытой колоннадой прямоугольного двора с мраморным мозаичным полом и фонтаном) описана у К.Р. в начале второго действия («У Пилата») довольно наглядно. Здесь и «ниша с мраморной статуей» [52] , и мраморные ступени, и «кресла, скамьи, мраморы, бронза, вазы с цветами, курильницы, светильники, ковры, дорогие ткани» [53] . Да и в монологе Пилата в драме К.Р., возможно, содержится канва концептуального замысла булгаковского «романа в романе»:

52

К.Р. Царь Иудейский. Драма в четырех действиях и пяти картинах. – СПб, 1914. – С. 54.

53

К.Р. Царь Иудейский. Драма в четырех действиях и пяти картинах. – СПб, 1914. – С. 54.

Выхожу я к ним. Смотрю, перед возвышенным помостомВнизу на площади шумит народ;Первосвященник, книжники и членыСинедриона впереди. Ко мнеПо мраморным ступеням стража всходитИ узника ведет. И он предсталПередо мной без обуви, одетыйКак нищий. Но в убогом этом видеВеличествен казался Он, как некийПод рубищем скрывающийся царь.Он не похож на иудея; сходстваВ нем нет ни с кем из остальных людей.С достоинством, спокойно, без движеньяБез тени робости или тревогиОн вдумчиво и прямо мне в глазаСмотрел. И этот строгий взор как будтоПреследует меня… Я от негоИ до сих пор избавиться не в силах… [54]

54

К.Р. Царь Иудейский. Драма в четырех действиях и пяти картинах. – СПб, 1914. – С. 79–80.

В сочинении профессора Оксфордского университета, доктора богословия и философии Альфреда Эдершейма «Жизнь и время Иисуса Мессии» обсуждались все варианты имени первосвященника Каиафы – Кайяфа, Кайиафа, Кайфа и, наконец, Каифа [55] . А. Эдершейм считает, что лучший вариант этого имени – Каифа. На таком варианте останавливается и М. А. Булгаков.

Когда булгаковский Пилат читает свиток пергамента, который он взял у Левия, он с трудом разбирает корявые строчки, среди которых была и такая запись: «Вчера мы ели сладкие весенние баккуроты». В книге А. Эдершейма находим пояснение этого «темного места»: «Из Сирии в Иерусалим привозились свежие плоды, биккурим» [56] . Булгаковское «Га-Ноцри», т. е. прозвище Иешуа, также, вероятно, восходит к книге А. Эдершейма, который пишет, что Иисус должен был выступать перед иудеями своего времени под отличительным наименованием «из Назарета», т. е. «Га Ноцри» [57] . Из книги А. Эдершейма автор «Мастера и Маргариты», видимо, почерпнул и сведения о том, что «в Иерусалиме было какое-то особенное слияние двух миров, не только греческого и иудейского, но также и мира благочестия и распутной жизни» [58] . Вот почему в булгаковском романе молодая гречанка Низа с Греческой улицы в отсутствие мужа (который утром уехал в Кесарию) вечером назначает свидание Иуде у себя дома, но по распоряжению Афрания увлекает его в Гефсиманию, за Кедрон, где он и будет убит (опять-таки по распоряжению Афрания, выполняющего волю Пилата). В книге А. Эдершейма писатель мог также найти подтверждение того, что имя ожидаемого Мессии было «Иегошуа или Иешуа (Иисус), как такого лица, которое спасет народ Свой» [59] .

55

Эдершейм А. Жизнь и время Иисуса Мессии. – М., 1900. – Т. I. – С. 333.

56

Эдершейм А. Жизнь и время Иисуса Мессии. – М., 1900. – Т. I. – С. 10. Об этом см.: Соколов Б. Булгаковская Энциклопедия. – С. 506.

57

Эдершейм А. Указ. соч. – С. 281.

58

Эдершейм А. Указ. соч. – С. 165.

59

Эдершейм А. Указ. соч. – С. 197.

Ко времени работы Булгакова над «Мастером и Маргаритой» (1928 или 1929 гг. – 1940 г.) существовало уже достаточное число карт библейского Иерусалима. Однако создатели карт расходились не только в определении местоположения отдельных объектов, но зачастую и целых кварталов. Нижний Город (где по преданию находились улочки торговцев и золотых дел мастеров) на одних планах, например, помещен в северо-западной части иудейской столицы, а на других – в юго-восточной. Словом, писателю, вознамерившемуся рассказать о древнем Иерусалиме, не нужно было в первой половине ХХ в. трудиться над восстановлением топографии города, сопоставляя сведения из священных книг и реконструкций историков, ибо в распоряжении художника имелось несколько гипотез и иллюстрирующих их топографических планов, так что можно было выбрать любой из них.