Джагала
Шрифт:
– Это место. Никого не впускай. В течение часа.
Он посмотрел на меня, наверняка готовый задать сразу тысячу вопросов, потом на монеты в ладони.
– Да, но лошади…
– Не пострадают. – Какой сознательный, ну-ну. – Я их пальцем не трону, даже приближаться не стану.
Он проникся истиной моих слов, а может, ощущением серебра в руке, а может, еще чем-то, и закивал:
– Да, сударь.
Я добавил четвертую монету.
– И нет никакой необходимости кого-либо ставить в известность.
– Разумеется, господин. Час, вы сказали?
– Да, час.
Он неуклюже поклонился, а я закрыл двери за собой и задвинул засов.
«Тут?»
«Почему нет?»
«Но
«Надеюсь, мне и не придется.»
«То есть ты полагаешься на меня?» – Он определенно волновался, а Ротса .
«Слушай, приятель, о чем в точности мы беспокоимся?»
«Что джареги тебя выследят.»
«Так. Они либо это уже сделали, и тогда волноваться поздно, или нет. Если нет, то возможно, им повезет и они это сделают, пока я буду колдовать, не имея на себе амулета. Если они выследят меня, что они сделают?»
«Ну… убьют тебя.»
«Для этого им придется прибыть в Бурз.»
«Ну да.»
«Ты знаешь хоть одного драгаэрянина, который достаточно хорошо помнит этот восточный городишко и способен телепортироваться сюда?»
«Нет, босс. А ты готов поставить свою жизнь на то, что какая-нибудь волшебница Левой Руки не разберется с этим?»
«Нет, но я поставлю свою жизнь на то, что если тут появится убийца, я буду готов. Я ведь собираюсь колдовать, а не спать. Я на открытом месте. Он никак не может появиться незаметно для меня.»
«А если он будет невидимкой?»
«Оглянись по сторонам.»
«Ну и?»
«Лошади, Лойош. Они его учуют. Наблюдай за лошадьми, пока я буду колдовать. Если лошади вдруг занервничают и начнут смотреть туда, где никого нет, я прерву колдовство и, ну, прикончу его.»
Тут я сделал себе мысленную пометку приготовить еще пыльцы Несиффы; у меня вся вышла, но Лойошу я этого не сообщил.
«Иногда я тебе просто удивляюсь, босс. Ладно, а что, если они тебя выследят, но не станут действовать немедленно?»
«Тогда им придется рыскать по улицам и первый же встречный заорет «эльфы в городе!», а я об этом несомненно узнаю.»
«Несомненно?»
«Морганти, Лойош. Это будет Морганти, меньшее Дом Джарега не удовлетворит. Нет ни единого шанса принести клинок Морганти в край, полный колдунов, и не поднять тут такую бучу, какой этот город еще не видал.»
«А иногда я даже уже и не удивляюсь.»
«Угу.»
«Ладно, действуй.»
«Спасибо за разрешение.»
Я прибрал разбросанную по земле солому: поджигать конюшню не входило в мои планы. Это привлекло бы ко мне нежелательное внимание и испортило ритуал, а кроме того, я же обещал, что лошади не пострадают.
Я запалил три свечи – две белых и одну черную, – потом снял амулет и аккуратно разделил его. Золотую половинку повесил обратно на шею, а черную положил в мешочек. Я сам его сделал: когда мешочек закрывался, камень с тем же успехом мог находиться за сотню миль.
Я выложил в ряд все необходимое: растения и склянку с кипяченой водой. Жаровни у меня не было, но сейчас она не нужна.
Я добавил в воду щепотку соли и сосредоточился на мерзких пузырчатых волдырях, я подумал, как будут ладони выглядеть без них, представил себе, как они исцеляются, заводя речитатив, поднимающийся из глубин моего тела; ноющие мышцы расслабляются преодолевая сопротивление оно ничего не значит я Талтош Владимир сила со мной и плоть моя покорна мне пока сердце качает кровь смешанную с солью в пальцы изнутри понимать работу тела ключ к познанию всех вещей внутри и беспрерывное гудение уши заполняет безмолвный призыв к месту которое здесь и не слышать его снова и снова стать частью собственных пальцев которые упираются в основания ладоней сжимаясь
и разжимаясь быстрее и легче касаясь основания ладони исцеляясь и слышать и чувствовать и видеть и воспринимать заплесневевшую солому в конюшне в неверном свете свечей я закончил.Я глубоко вздохнул и дрожащими руками извлек из мешочка половинку амулета, воссоединил его заново и снова повесил на шею.
«Ну, Лойош?»
«Не уверен, босс. Кажется, я что-то такое почувствовал, буквально на минутку, но не уверен. Очень тонко. Если там вообще что-то было, работал мастер.»
«Значит, ты его блокировал. Я ничего не почувствовал.»
«Я блокировал ТЕБЯ, босс, чтобы не испортить ритуал. Я не уверен, что я блокировал его. Не знаю, было ли там вообще что блокировать.»
«Хорошо. Даже если джареги нашли колдуна, не думаю, что он настолько хорош.»
Заклинание было несложным; убедить тело сделать то, что оно и так желает сделать – мало какое колдовство проходит проще. Пока я упаковал весь реквизит, ладони мои уже начали заживать, а общее состояние явно улучшилось. Я еще не был готов сражаться с кем-то, но если придется – уже, пожалуй, мог. Разумеется, ритуал не прошел без последствий, я устал и голова немного кружилась, но дело того стоило.
А самое замечательное, не появились никакие убийцы, желающие издырявить мою шкуру. Что бы я ни говорил Лойошу, прерывать колдовское заклинание отнюдь не легко. Пару раз мне пришлось творить колдовство посреди драки, так, как это делают волшебники. Никому не посоветую повторять подобное, и надеюсь, мне самому тоже не придется.
Выходя, я улыбнулся парню и добавил еще одну серебряную монету. Походка моя была нетвердой, но здоровье стало лучше.
«Ну и что теперь, босс?»
«Теперь я готов ко всему, что не потребует много двигаться или думать.»
«Ага, то бишь двигаться не нужно, а в остальном как обычно.»
«После того, как я это обмозгую, получишь.»
Возвращение обратно на постоялый двор показалось очень долгим и странным. Мир всегда выглядит иначе для того, кто только что истощил себя Деланием, неважно, великим или малым; порой эффект резко усиливается (не знаю, когда и почему) – углы размываются, люди смешиваются с фоном пейзажа. Блестящие поверхности сияют, непрозрачные – переливаются.
Иные колдуны верят, что в этом состоянии можно узреть истины, обычно сокрытые от глаз. Кое-кто из них посвящает себя Деланиям, или, вернее, их пост-эффектам, и раскрывает тайны столетий.
По мне, мозги просто устают и не могут нормально соображать.
А еще, возвращаясь, я нажил себе смертного недруга. Ему было лет шесть, и он бросал деревянным мячиком в стену дома, производя бодрое «бум-тук», «бум-тук», когда мячик ударял в стену, а потом в улицу. Он упустил мячик, и тот прокатился через улицу прямо передо мной, а потом плюхнулся в канаву и уплыл куда-то вниз. Лишь пройдя шагов двадцать, я осознал, что легко мог бы остановить мячик и бросить его обратно хозяину, а когда я подходил к «Колпаку», то понял, что малец все время смотрел мне вслед. Подумал, что стоит вернуться и попросить прощения, но складывать слова я сейчас был не в состоянии.
Странно, прогулка была долгой, а вот запаха города я совершенно не запомнил, что значит либо одно, либо другое.
Я отворил дверь и вошел. Хозяин как-то странно посмотрел на меня, но осознал я это лишь после того, как прошагал мимо него прямо к задней двери и начал взбираться по длинной, длинной, очень длинной лестнице к себе в комнату. Там я плюхнулся на кровать и уставился в потолок. Кровать была прекрасной, а потолок смотрелся весьма интересно, трещины и щербинки постоянно перемещались, а краска переливалась.