Джакузи для Офелии

Остановившись посреди комнаты, тетка решительно прокашлялась, уперла руки в бока и густым матросским басом осведомилась:

— Ну, и долго вы меня будете от домашней работы отрывать? У меня, между прочим, зять в восемнадцать часов с работы возвращается, и к его приходу борщ должен быть сготовлен!

— При чем тут ваш зять, понятая? — опрометчиво спросил мрачный полицейский с удивительным отчеством Ликбезович. — И какое отношение мы имеем к вашему борщу?

— А такое, самое прямое отношение, — немедленно отреагировала тетка, — что я через вас этот самый борщ своевременно не сварю, а мой зять — на государственной службе, и если что не по его, очень сердится, а когда он сердится, то это, спаси господи, лучше тогда к нему даже не подходи, потому что у него характер очень сурьезный, да прибавьте сюда, что на государственной службе, и через эту службу от его характера вовсе нет спасения, поэтому я к его приходу непременно должна борщ сварить, а он приходит обязательно в восемнадцать часов, потому что у него государственная служба…

— Стоп, понятая! — рявкнул старший полицейский. — Больше не могу про твоего зятя слушать! Если ты еще раз скажешь про зятя или про борщ, я тебя непременно арестую за сопротивление при исполнении, и тогда твой чертов зять точно без борща останется! Тьфу!

— Не имеете никакого такого полного права! — заревела понятая, как взбесившаяся пароходная сирена. — Я свои права досконально знаю! Тем более что у меня зять на государственной службе! Ему через это без борща оставаться никак нельзя!

— Ну, зачем нам ссориться? — Василий Ликбезович взял себя в руки и понизил голос. — Ваш гражданский долг, понятая, — оказывать всемерную помощь следственным органам, и чем меньше вы будете отвлекаться на посторонние предметы, тем быстрее освободитесь…

— Почему же это посторонние, — пробубнила тетка, однако тоже понижая голос, — почему же посторонние, когда это мой собственный зять? Который на государственной службе…

— Ладно, — смирился с зятем полицейский, — перейдем к делу. Для начала, понятая, назовите свои данные.

— Чего? — удивилась тетка. — Какие еще данные? Я женщина приличная, отродясь у меня никаких данных не было!

— Ну, фамилию, имя и отчество!

— Ах, ну так бы и говорили, что вам ФИО мое нужно. ФИО — это пожалуйста. Оглоуховы мы будем. Серафима Петровна я.

— Очень хорошо, — Василий Ликбезович повернулся к своему напарнику: — Гудронов, зафиксируй!

В это время понятая опустила глаза и, судя по всему, увидела торчащие из-под стола мужские ноги в коричневых ботинках. Истошно взвизгнув, тетка отскочила назад и наверняка вылетела бы из комнаты, если бы в дверях ее не перехватил проворный Гудронов.

— Ой! — Серафима Петровна затряслась всем крупным желеобразным телом. — Что ж это делается? Там же у вас под столом покойник лежит! А я никак не могу, если покойники! У меня от покойников в организме начинается полная дурнота и головокружение!

— Да успокойтесь вы, понятая! — прикрикнул Василий Ликбезович. — Ясное дело, что имеется покойник, если работает следственная группа! Вы лучше возьмите себя в руки и осмотрите потерпевшего на предмет, знаете вы его или нет, и как можете охарактеризовать его моральный облик и образ жизни. В целях оказания помощи следствию.

Понятая немного успокоилась. Теперь ее разрывали два противоречивых чувства: вполне естественный страх перед покойником и такое же естественное женское любопытство. Наконец, любопытство победило, Серафима Петровна осторожно приблизилась к потерпевшему и наклонилась, чтобы получше его разглядеть.

— Ой! — взвизгнула она. — Да на что же тут глядеть-то? Это же нужно такое безобразие женщине приличной показывать! Да как же я могу его узнать, если у него, почитай, лица-то нету?

— Ну, с лицом понятно, что ничего не понятно, — сказал, поморщившись, Василий Ликбезович, прерывая затянувшееся молчание, — а вот если по другим признакам судить — одежда, руки, телосложение, рост опять же… волосы… Знаком он вам?

— А как же ж! — подала голос из-под стола понятая. — Как не знаком! Конечно, знаком! Очень даже знаком. Конечно, насчет телосложения не скажу, этим я не интересуюсь, поскольку приличная женщина и давно на пенсии, но насчет остального — точно скажу. Почитай, каждый день его видела. Как он здесь поселился, так и шастает. То вверх по лестнице идет, то вниз… потому как его квартира аккурат напротив моей, так мне это все доподлинно известно! Только тогда, известное дело, с лицом у него было все в порядке, в приличном виде оно состояло.

— То есть вы его каждый день на лестнице встречали? — уточнил полицейский. — Гудронов, фиксируй! Понятая показала, что ежедневно встречала потерпевшего на лестнице…

— Чего это вы такое говорите? — возмущенно перебила его тетка. — Ничего я его не встречала!

— Тьфу! Как же не встречала, когда только что говорила, что встречала! Что на лестнице его видела!

— Так одно дело видела, а другое дело — встречала! Видеть я его точно — видела, а встречать — не встречала!

— Тьфу! Как так? Ничего не понимаю! — полицейский достал из кармана клетчатый платок и вытер выступивший на лбу пот.

— Непонятливый какой попался! Я же ясно говорю — я его, почитай, каждый день видела, а сама-то я на лестницу редко выхожу! У меня и по дому дел всяких много, некогда еще по лестницам болтаться!

— А как же ты его видела, если сама не выходишь?

— А глазок на что? — тетка смотрела на полицейского, как на несмышленое дитя. — У меня в двери специально на то глазок имеется. Когда мой зять, который на государственной службе, дверь устанавливал, я так и сказала, чтобы непременно на двери глазок…

— Ах, глазок! Ну, тогда понятно!

— И аморальный облик его образа жизни тоже могу обрисовать.

— Как же так, если вы его только через глазок наблюдали?

— Мало ли, что через глазок! И через глазок много увидеть можно, были бы глаза! А глаза у меня, слава богу, чтением не порчены!

— И что же вы через глазок наблюдали?

— Первое, — понятая всем телом развернулась к Василию Ликбезовичу и начала загибать пальцы, — первое, это что на работу он не ходил. Уйдет, конечно, иногда, да вскоре и вернется, да все в разное время. Нет того, чтобы утром раненько уйти, а в восемнадцать часов вернуться, как мой зять, к примеру, который на государственной службе…

Серафима Петровна, должно быть, увидела в глазах полицейского такое выражение, что не стала дальше развивать свою любимую тему и вернулась к потерпевшему:

— Второе, это — бутылок он много приносил, и нет, чтобы как люди — водку, там, или портвейн, а все больше разные иностранные бутылки, у которых наклейки яркие. Я раз в магазине на такую бутылку посмотрела — просто так, ради интереса, мне-то оно ни к чему, так у ней цена такая, что другому пенсионеру на месяц хватит! А если человек на работу не ходит, а бутылки такие покупает, так какой у него выходит аморальный облик?