Джандар с Каллисто
Шрифт:
Я так и не узнал, как называется захвативший меня клан. Вообще мне кажется, что у пяти кланов нет различных имен - я нахожу этот факт весьма примечательным. Коджа объяснил мне это в своем обычном серьезном тоне.
– Мы знаем клан, к которому принадлежим, - сказал он.
– И мы знаем, что самцы из других кланов - наши враги. И мы узнаем чужого самца, когда встречаемся с ним. Так зачем нам тогда ярлычки?
Я не нашел ничего неразумного в этом объяснении. Насколько я могу судить, незнакомца узнают по чуждому запаху. Но я воспользовался возможностью задать давно мучивший меня вопрос.
– А что означают знаки на груди воинов племени ятунов?
Должен объяснить, что на груди воинов изображены разноцветные красные, черные, зеленые,
Может быть. А может, и нет. Так как они не люди, даже не млекопитающие, я думаю, глупо было бы ожидать от них каких-нибудь теплых чувств. Это холодная раса, не знающая религии, науки, искусства, философии и чувств. Они живут только для войны и охоты. Поразительное племя!
У слуг из свиты вождя не было на груди таких знаков. У меня, однако, они были. Когда я спросил об этом Коджу, он объяснил, что я принадлежу к его коллекции диковинок, а все предметы в этой коллекции имеют такие знаки, чтобы их труднее было украсть соперничающим вождям кланов.
Лучше познакомившись с танаторским языком, я стал проводить долгие часы в беседах со своим "владельцем". Коджа, как я узнал, один из самых могущественных коморов в своем клане, известный воин и искусный охотник. Мясо, которые в своем охотничьем походе добывали воины ятунов, засаливалось или коптилось над кострами, которые горели в телегах посреди лагеря; эти телеги перевозили тапторы, когда клан возвращался в свою тайную долину.
Это путешествие займет, как я узнал, целых три недели. Мне хотелось посмотреть, в каких условиях живут самки, как они воспитывают молодых, и поэтому я с нетерпением ждал отъезда.
Но до отъезда случилось неожиданное происшествие, в результате чего я приобрел первого друга среди нечеловеческих обитателей этого отдаленного мира.
Большую часть дня Коджа отсутствовал, и я воспользовался возможностью побродить по большому лагерю, изучая его особенности.
Вернувшись к палаткам своего владельца, я обнаружил, что слуги Коджи необычно возбуждены. Я обратился к единственному слуге, которого смог узнать: откровенно говоря, на этой стадии все артроподы были для меня на одно лицо. Это был Суджат. Я спросил его, что случилось, и он своим холодным хриплым голосом сообщил, что наш общий хозяин Коджа на охоте подвергся нападению со стороны враждебного клана. Воины нашего клана потерпели поражение и отступили.
– Но что с Коджей?
– спросил я. В его холодном немигающем взгляде не было никакого выражения. Он ответил:
– Коджа тяжело ранен и оставлен умирать.
5. Я ЗАВОЕВЫВАЮ СВОБОДУ
Мне нетрудно проанализировать свои чувства при известии об этой катастрофе. Откровенно говоря, прежде всего я подумал о своих личных интересах. Если Коджа умрет, его сокровища попадут к следующему по влиятельности вождю, артроподу по имени Гамчан.
И если Коджа обращался со мной если и не ласково, то по крайней мере не зло, Гамчан часто в моем присутствии и в присутствии Коджи вслух замечал, что я вовсе не диковинка, а отвратительная помесь - он упоминал названия двух рас, которые я до того не слышал - "внебрачный ребенок занадарского пирата и ку тад", вот как он это выразил.Я понял, что Гамчан завидует Кодже и стремится таким образом обесценить главное сокровище - меня самого. Коджа не обращал внимания на эти замечания завистливого Гамчана, который в звании и доблести много уступал ему, хотя в иерархической лестнице ятунов занимал следующее за Коджей место. Но у меня не было иллюзий, какого обращения ожидать, если я буду настолько несчастлив, что попаду в руки Гамчана.
Помимо вопросов моей личной безопасности, оставался еще мой долг Кодже, который не только спас меня от ятриба, но и кормил и дал убежище среди своей свиты. Поэтому я стал расспрашивать Суджата о ранах Коджи.
На мои вопросы Суджат только пожал плечами, вернее, дернул надбровными антеннами, что у ятунов эквивалентно пожатию плечами. Я понял, что воины ятуны не заботятся о своих раненых. Тут опять проявляется и недостаток - отсутствие эмоций, и достоинство. Потому что у земных варваров, таких, как монголы, например, раненых убивают. А тут по крайней мере товарищи не стали убивать Коджу, просто оставили его умирать.
Среди имущества Коджи было несколько тапторов. Это странные птицы, которых танаториане используют для езды верхом. Они размером с земную лошадь или даже чуть больше; подобно земным лошадям, у них четыре ноги, изогнутая шея, на них ездят в седле и управляют уздой. Но тут сходство с лошадью кончается. Таптор - четырехногая бескрылая птица со шпорами на ногах. У основания черепа у них жесткий воротник из перьев, почти как лошадиная грива. Головы совсем не похожи на лошадиные, с острыми желтыми клювами попугаев и сверкающими глазами с яркими оранжевыми зрачками, окруженными черной радужной оболочкой; глаза злобные и свирепые. Эти птицы-лошади с большим трудом поддаются приручению и никогда не становятся абсолютно послушными, хотя в конце концов начинают узнавать своего хозяина и соглашаются нести его на себе. Но горе незнакомцу, который попытается сесть на них!
Прихватив чистую ткань и сосуд с водой, я пошел в помещение, где в стойлах содержались тапторы Коджи. Сердце мое билось в горле, и я сильно нервничал. Я много раз кормил и поил этих тапторов и знал, что они меня узнают. Но другой вопрос, позволят ли они сесть на себя.
Суджат с любопытством последовал за мной.
– Что ты собираешься делать?
– спросил он.
– Помочь Кодже.
– Но Коджа ранен.
– Его слова звучали так, будто он сказал: "Коджа мертв".
Я перебрался через решетку загона и, пощелкивая, приблизился к одному из тапторов, который всегда был настроен ко мне по-дружески.
– Раны излечиваются, - заметил я. Суджат пожал плечами.
– Какое это имеет значение?
– равнодушно спросил он.
– Для тебя никакого, но для меня имеет, - ответил я.
– В этом разница между твоим племенем и моим, Суджат.
Я надел на таптора седло; он беспокоился, но слушался. Потом, набравшись смелости, осторожно сел на него, все время с ним разговаривая. Он смотрел на меня своими широкими круглыми птичьими глазами, но не сердился, видя меня в седле. Я успокоился.
– Где Коджа?
– спросил я. Суджат описал место; я решил, что найду его без труда.
По моей просьбе Суджат открыл ворота загона, и я повел таптора по узкой полоске вытоптанной земли, которая между палатками ведет к южным воротам лагеря. Полдень, воинов почти не видно, они питаются в своих палатках. Но всюду множество слуг, они смотрели на меня с спокойным равнодушием, хотя человек на их месте изумился бы, увидев другого человека верхом на свирепом тапторе.
Я ожидал, что придется спорить с охраной у ворот, но ничего подобного. Меня окликнул один из стражников.