Джандо

Эта троица действительно перестала его интересовать. И с него вполне хватило полученных десяти процентов. Но вовсе не отдыхать он сейчас собирался. Потому что в так мило сработавшей банановой цепочке было еще одно звено. Правда, о его существовании никто не знал. Между банановым берегом и карибским «Офф-шором» существовал еще один «Офф-шор». Эта фирма имела счет в одном из банков чудесной альпийской страны — Швейцарии и, несмотря на свою молодость, очень неплохо заработала на экспорте бананов. Ее единственным управляющим и владельцем был Юлик Ашкенази.

Кстати, нотки, появившиеся в голосе у бывшего напарника-друга, Юлик впоследствии охарактеризует как одну из многочисленных человеческих слабостей. Он ее сформулирует так: «Ненавижу, люблю и хочу денег».

Через несколько дней Юлик учредил акционерное общество. Он назвал его «Норе». Что это значит, до поры до времени Юлик не открывал даже любимой маме. Совсем скоро «Норе» трансформировался в СП. Иностранный капитал также принадлежал Юлику. Просто в то время это была наиболее удобная форма работы.

Юлик продолжал эксплуатировать человеческие слабости. У него появилось необычное хобби — он создал некое подобие копилки слабостей: в большом блокноте он делал графические рисунки и снабжал их забавными надписями. Это было что-то вроде дневника, и Юлик его никому не показывал. И правильно делал. Потому что это была достаточно страшная тетрадочка. От нее прилично попахивало мизантропией. Вообще-то при виде многих рисунков у дедушки Зигмунда Фрейда, отца психоанализа, просто бы опустились ручонки. К своему счастью, он до этого не дожил.

«Норе» занялся экспортом сырья и металлов. Юлик выбил все необходимые для этого квоты. Он обеспечил все.

У Юлика был теперь главный бухгалтер. Он платил ему зарплату. Очень высокую. Но тот просился в долю. Бухгалтер тоже относился к тривиальному типу «ненавижу, люблю и хочу денег», но, в общем, был неплохим малым. Юлик взял бы в долю кого-то более неординарного. Через месяц в поле зрения Юлика попал гений счетов и бухгалтерских проводок. Иногда Юлику казалось, что новый бухгалтереще более сумасшедший, чем он сам. Его-то он и взял в долю. Вот тогда у Юлика и появился интерес ко все более распухающей от инфляции, словно созревающее пчелиное гнездо, сфере финансов.

Почему-то своего бухгалтера он тогда прозвал Бюстгальтером.

Юлик не стал ждать, пока его отыщет рэкет. Он сам заявился к братве и рассказал о себе, что, дескать, да, живет такой парень. Братве это очень понравилось. Кое-кого Юлик знал лично — двадцать лет назад они ему ставили синяки и били по пальцам. Теперь кудесник и маг, превращающий черное в белое, Юлик помогал им отмывать деньги.

Юлик первым в Москве понял, какой клад таят в себе коммунальные квартиры. Как-то он сказал своему бухгалтеру:

— Надо расселять эти засранные коммуналки с алкашами, ремонтировать и продавать под офисы зарубежным фирмам и просто богатым людям.

Так появилось отделение фирмы «Норе. Операции с недвижимостью».

Кстати, Юлик собрал превосходную коллекцию живописи. Как уже было сказано, он обладал сверхчутьем и неплохим вкусом. Юлик открыл одну из самых скандальных московских галерей. Он не считал себя меценатом. На полном серьезе Юлик Ашкенази считал себя большим художником, импровизирующим в бизнесе.

К вечеру того дня, когда Робкоп закрыл зал суперкомпьютерных игр раньше обычного, Дядя Витя проводил время в обществе лучистоглазой феи Валери, а Логинов и компания бегали в поисках Егора, «Норе» превратился в огромную корпорацию, а Юлик Ашкенази уже не знал, сколько он стоит. В его автомобильном парке были «ягуары» и «мерседесы», и Юлик даже подумывал приобрести «бентли», но решил, что это слишком вызывающе. Последней его покупкой стало одно известное информационное агентство. Любимая мама и остальная семья уже давно жили в Париже, иногда наведываясь к сыну, потому что Юлик делал бизнес в Москве.

В тот вечер, когда Денис открыл зал суперкомпьютерных игр своим ключом и в последний раз направился на поиски Белой Комнаты, Юлик сделал в своем необычном дневнике еще один рисунок. Если бы дедушка Фрейд его увидел, он скорее всего даже и не попытался бы относиться к Юлику как к возможному пациенту. Скорее всего старина Зигмунд отправился бы к прокурору и попросил арестовать этого человека. И на вопрос «Почему?» он, наверное, ответил бы: «Потому что этот человек потенциально опасен для общества».

11. Белая Комната

Профессор Ким вышел на морозную московскую улицу в 9 часов 12 минут вечера. Уже больше часа Денис находился в зале суперкомпьютерных игр, и там было по-прежнему темно.

«Мы теряем время, — думал Профессор Ким, — скорее всего мы его уже потеряли… Если б я только послушал Дору раньше». Мадам была крайне удивлена, когда Профессор попросил достать ему на ночь глядя старые, привезенные еще дедом из деревни валенки и тяжелый тулуп.

— Лавр Петрович будет очень недоволен, что пользовались его вещами. Вы же знаете причуды старика.

— Мадам, — непривычно тяжело вздохнул Профессор Ким, — старик сейчас заканчивает очередной том своих трудов, вряд ли ему до мирской суеты… И потом, — посмотрел на валенки Профессор, — вы его хотя бы раз видели в этом?

— Лавр Петрович очень импозантный мужчина…

— Я и говорю— старый греховодник… Это все не более чем причуды.

— Между прочим, Профессор, тулуп вы застегнули не на те пуговицы.

— Знаю, Мадам, знаю… Иногда наступает время, когда приходится делать странные вещи.

Профессор прошел по комнате в валенках и открыл бар. Для этого он толкнул книжную полку, та со звоном сделала пол-оборота, и вся задняя стенка оказалась уставленной бутылками.

— Если б я не был профессором, я бы заделался великим собирателем спиртного. Ну, что у нас здесь самое ядреное?

С этими словами он достал начатую бутылку русской водки, посмотрел в задумчивости на жидкость.