Джанки. Исповедь неисправимого наркомана

Её я так и не нашел. В нарастающем неистовстве я метался из комнаты в комнату, разбрасывая вещи и вытряхивая всё из ящиков на пол. Рыдая от ярости, я попытался отодрать половицы руками. В конце концов, всё бросил и тяжело дыша остался лежать на полу. Слезы бессилия текли по моему лицу.

Тут я вспомнил, что в аптечке должен оставаться дионин. Поднявшись, пошёл искать. Всего одна таблетка. После готовки раствор оказался молочного цвета, так что я побоялся трескать его в вену. Неожиданно, непроизвольным движением, сковырнул иглу и всё потекло по коже. А я сидел и тупо смотрел на свою руку.

В итоге, мне удалось немного поспать, но на следующее утро я проснулся в жутком алкогольном отходняке. Джанковая ломка, приостановленная кусковым опием и кодеином, замороженная неделями постоянного пьянства, возобновилось во всей красе. «Срочно надо принять немного кодеина», – подумал я.

Пошарил по карманам. Полный аут. Ни сигареты, ни сентаво. Зайдя в гостинную, растянулся на диване. Рядом стоял стул. Машинально провел по нему рукой. Расческа, кусок мыла, сломанный карандаш, пять и десять сентаво. Почувствовав тошнотворный приступ боли, вытянул руку. Из глубокого пореза на пальце текла кровь. Судя по всему из-за бритвенного лезвия. Разорвав полотенце, я наскоро его замотал. Просачиваясь сквозь повязку, кровь крупными каплями падала на пол. Вернулся в постель. Я не мог спать, не мог читать. Я лежал и стоически глядел в потолок.

Между дверью и ванной комнатой кто-то чиркнул спичкой. Я присел на кровати, мое сердце заколотилось. «Старый Айк, пушер, ты!» Айк всегда незаметно прокрадывался в мою квартиру, проявляя себя на уровне полтергейста – что-то сразу роняя, или с грохотом налетая на стены. Точно, фигура Старины Айка всплыла в дверном проёме.

– Ну как ты здесь? – спросил он.

– Хреново. У меня белая. Надо уколоться.

Айк понимающе кивнул: «Да-а… Эмми против горячки – то, что нужно. Помню однажды в Миннеаполисе…»

– К чёрту Миннеаполис. У тебя есть что-нибудь?

– Конечно есть, но не с собой. Могу принести минут через двадцать.

И он присел, полистывая журнальчик. Вдруг поднял глаза:

– Что, в натуре? Тебе захотелось принять?

– Да.

– Тогда я мигом.

И Айк исчез на два часа.

– Пришлось ждать, пока чувак в отеле вернется после завтрака и откроет сейф. Я теперь продукт храню только там, чтобы никто меня не кинул. А тем, в отеле, сказал, что это золотой песок, который я заработал…

– Ну, ты принёс?

– Принёс, разумеется. А где твоя техника?

– В ванной.

Айк притащил оттуда технику и стал готовить укол. Трещал неумолкая.

– Ты пьёшь и становишься ненормальным. До чёртиков обидно, когда ты слезаешь с этой фигни и переходишь на полную хуйню. Я стольких знаю, которые слезли. Многие просто не смогли мутить с Люпитой. Шутка ли, пятнадцать песо за пакетик и надо три, чтобы держало. Ну и прямо не отходя от кассы они начинают жутко пить, и протягивают не больше двух-трех лет.

– Давай, вмазывай быстрее.

– Ага, сейчас. Игла забилась.

В поисках конского волоса для чистки иглы Айк начал ощупывать край пиджака. И продолжал трепаться.

– Помню, возвращались мы на лодке с Мэри-Айленд. Полковник, пьяный в стельку, свалился в воду и едва не потонул со своими двумя револьверами. До хуя ушло времени, чтобы втащить его тушу обратно.

Айк пошёл кипятить иглу.

– Ну вот, теперь чистая. Тут я видел одного парня, который раньше вертелся в тусовке, завязанной с Люпитой. Кликуха «Эль Сомбреро», по евоной мотне. Хватает с кого-нибудь шляпу и даёт дёру. Околачивается на трамвайной остановке, а когда тот отправляется, прыгает на подножку, сдирает шляпу и фьюить – ищи ветра в поле. Видел бы ты его сейчас. Ноги распухли, в язвах и грязи… Упаси господи! Да его люди теперь обходят за милю как…

Айк застыл с пипеткой в одной руке и иглой в другой.

– Как насчёт укола?– повторил я.

– О'кей. Сколько колоть? Пяти кубов хватит? Лучше ограничиться пятью.

Приход растянулся надолго. Сначала зацепило слабовато. А затем по нарастающей… Я лег обратно на кровать, и разнежился, словно в теплой ванне.

* * *

Продолжал бухать. Спустя несколько дней, после упорного восьмичасового текильного возлияния, я напился до столбняка. Домой меня доставил кто-то из моих друзей. На следующее утро был худший опохмел за всю мою жизнь. Каждые десять минут я блевал как заводная игрушка, пока не исторг из себя зеленую желчь.

В тот момент возник Старый Айк:

– Тебе надо завязывать с пьянством, Билл. Ты слетаешь с катушек.

Мне никогда не было так хреново. Рвота сводила мое тело в судорогах. Когда я начал выблёвывать порцию желчи, Айк приподнял меня над унитазом. Затем, крепко сжимая меня подмышками, помог добраться до постели. Блевать я перестал в пять часов вечера и смог опорожнить бутылку виноградного сока со стаканом молока.

– По-моему, здесь воняет мочой, – заметил я. – Должно быть одна из этих сраных кошек нассала под кровать.

Айк стал принюхиваться:

– Да нет, под кроватью вроде ничего.

Потом он придвинулся ближе к изголовью, где я возлежал на подушках:

– Билл, это от тебя несет мочой.

– А-а?

С нарастающим ужасом, словно обнаружил проказу, я принялся тщательно обнюхивать свои руки.

– О Боже! – воскликнул я, а в животе похолодело от страха. – У меня уремическое отравление! Айк, дружище, скорей беги за коновалом.

– О'кей, Билл, притащу одного прямо сейчас.

– И только не приходи с одной из этих пятипесовых рецептовых задниц!

– О'кей, Билл.

Завалившись обратно на подушки, пытался сдержать обуявший меня страх. Об уремии я толком ничего не знал. Слышал об одной своей дальней знакомой в Техасе, которая от этого померла, выдувая в сутки, в течение двух недель, по ящику пива в день. Мне об этом рассказывал Роллинз: «Вся распухла, тело пошло чёрными пятнами, начались судороги и она померла. А весь дом пропах мочой!»

Расслабившись, я мысленно пытался врубиться в процессы, охватившие мои внутренности, чтобы понять, в чём, собственно, дело. Я не чувствовал приближения смерти или проявления симптомов серьезной болезни. Я чувствовал себя усталым, помятым, вялым, но не более того. Так и лежал с закрытыми глазами в затемненной комнате.

Вошедший вместе с доктором Старый Айк включил свет. Врач – китаец, один из выписчиков Айка. Он сказал, что с того момента, как я смог мочиться и прошла головная боль, нет никаких признаков уремии.

– Как же я мог так провонять?

Доктор пожал плечами. Тут вмешался Айк:

– Он говорит, что ничего серьезного. Говорит, тебе надо прекратить пить и чем так загибаться, лучше вернуться на прежние позиции. Доктор согласно кивнул. Мгновение спустя я услышал, как Айк раскручивает в коридоре коновала на рецепт морфия.