Джебе - лучший полководец в армии Чигизхана

Неожиданно напавшие булгары убили более трех тысяч нукеров, которых похоронили по монгольскому обычаю, всех вместе, на огромной поляне, недалеко от берега. Над могилой не воздвигли кургана, наоборот, спрятали место последнего пристанища достигших края этой жизни, воинов. Но все нукеры и командиры поклялись, что их месть булгарам будет страшной.

А ещё через восемь дней, недалеко от разветвления Волги и Ахтубы, было найдено место для переправы тумена Тохучара. И хотя поблизости обнаружили лишь испуганных половцев, стрелой умчавшихся подальше от разъяренных монголов, всё равно переправу совершали со всеми предосторожностями, оцепив это место на полдня конного пути.

И как только тумен Тохучара оказался на левом берегу, их нашел смертельно уставший гонец с сотней сопровождения. Он коротко сказал, что во время охоты тайно был убит сын Чингизхана Джучи. Ему сломали хребет по монгольскому обычаю. Убийц, как не искали, найти не смогли.

Субудей сразу же зазвал к себе в железную колесницу Чиркудая и Тохучара. Усевшись на любимую кошму, они уперлись спинами в стенку, оббитую шкурами барсов, и, приняв от молчаливой китаянки по чашке горячего чая, стали молча пить горьковатый настой.

Первым не выдержал Тохучар:

– Последняя женщина Темуджина Кулан... Ей мешал Джучи.

– Она не последняя, – поправил удивленного Тохучара Субудей, – Ни ты, ни Кулан о последней не знаете. Мы, знаем, – и Субудей показал одним глазом на угрюмого Чиркудая, – он покряхтел и продолжил: – Кулан мешал не только Джучи. Кроме него есть еще Чагадай, Угедей, Тулуй и немало сыновей старше её Кюлькана. Со всеми она не справится.

– Чагадай не любил Джучи, но мне кажется, он на это не пойдет, – хмуро предположил Чиркудай: – Здесь – рука сильных людей.

Субудей и Тохучар переглянулись. Однако Тохучар на всякий случай спросил:

– Предполагаешь, что замешаны чжурчжени или правители Хорезма?

Чиркудай хмуро скривил губы, но усмехнуться не сумел, и отрицательно покачал головой.

Туменные помолчали, догадываясь, на кого намекает Джебе.

– Зачем ему это нужно? – не выдержал Тохучар.

– Боится войны между своими сыновьями за завоеванные им земли, – неторопливо ответил Субудей. – А с Джучи может сцепиться Чагадай, и тогда вся Монголия зальётся кровью. Джучи он не любил, Чагадая тоже, но...

– Но он же дал им улусы! – удивился Тохучар.

– В том то и дело, что дал, – вздохнул Субудей: – Они не пролили ни своей крови, ни крови своих нукеров, для завоевания. То, что даром, как вода: в руках не удержишь. Сквозь пальцы прольется, – Субудей усмехнулся, но скорбно: – Любому нукеру чужой конь кажется лучше его собственного. А у сыновей Темуджина глаза завидущие...

– Кроме Джучи, – вставил Чиркудай.

– Правильно, – подтвердил Субудей: – Вот поэтому он и оказался лишним, – и, дернувшись, Субудей неожиданно тревожно спросил: – А где сейчас находится Бату?

Тохучар, моментально поняв всё, выглянул из колесницы, и крикнул караулу, чтобы бегом привели гонца. Через минуту запыхавшийся почтальон стоял у повозки, с испугом посматривая на зловещие щели под крышей. Очевидно, он знал, что из этих прорезей нередко летят меткие стрелы.

– Где сейчас Бату? – строго, но негромко спросил у него Тохучар, придерживая полуоткрытую железную дверь.

– Он в лагере Джучи-нойона, – трясущимся голосом проблеял гонец. – Со своими братьями Орду и Шейбани... И со своей матерью. Они сегодня должны похоронить принца по-монгольски.

– Как долго туда добираться? – проскрипел из глубины повозки Субудей.

– Один день хорошего гона на конях.

– Едем! – скомандовал Тохучар и выпрыгнул из колесницы. За ним последовали Чиркудай с Субудеем. – Ты нас поведешь! – ткнул пальцем в гонца Тохучар, и стал отдавать приказы о формировании трехтысячного охранного полка с заводными конями. Управление своим туменом он поручил заместителю. Чиркудай и Субудей повторили этот приказ своим замам.

Выехали ночью. Часто останавливались на отдых, но на короткий. Весь окоем неба затянули тяжелые осенние облака. Ни луны, ни звезд не было видно. Но туменные уже вырвались из дремучих дубрав. Леса почти кончились. Встречались лишь небольшие рощицы. Начиналась родная, но очень далекая от Монголии, степь.

При первых лучах солнца погнали без остановок, на ходу пересаживаясь с уставшего коня на запасного. Ближе к вечеру трехтысячный полк вышел на контакт с дальними разъездами тумена Джучи. Их узнали и обрадовались. Все нукеры Джучи знали, что эти трое туменных лучше всех к нему относятся, хотя они же были самыми приближенными Великого хана.

От воинов дальней охраны узнали, что Джучи уже похоронили. Бату, Орду и Шейбани находятся под сильной охраной в стойбище. А ещё они узнали, что Чингизхан, уже месяц, как прибыл из Хорезма в Монголию. И сразу же начал войну с тангутами, западными китайцами, с империей Си-Ся, которая отказывалась признавать Чингизхана Великим.

Отдохнув сутки, трехтысячный полк, состоящий на одну треть из монголов, на вторую, из киданьцев и найманов, а третья часть была составлена из киргизов, калмыков, русичей, половцев и ещё каких-то людей из неизвестных им племен, помчался дальше, в курень Джучи.

Все эти люди были верными и много раз проверенными в сложных ситуациях, добровольно пришедшие служить не Великому хану, а туменным Субудею, Джебе и Тохучару. Полк состоял из людей длинной воли, которые были хорошо обучены боевым действиям и признавали за туменными своих главарей. В сложившихся обстоятельствах на своих, монголов, начинавших с ними с самых азов, сейчас надежды было мало. Они стали слишком заносчивыми и самостоятельными. Приказы исполняли, но не беспрекословно, а с раздумьем. Именно поэтому и был сформирован такой полк для сопровождения.

Пятнадцатилетний Бату был моложе своего брата Орду на три года, и старше Шейбани на пять лет. Но по его глазам было видно: он понимал всё, что стало твориться в громадной империи. Туменные предложили принцам срочно ехать в Монголию. Орду, будущий хан Белой Орды и хозяин Западной Сибири, заупрямился, сказав, что здесь лучше. Его не растревожила даже смерть отца. Их мать тоже отказалась ехать. С нею остался и маленький Шейбани, будущий правитель Хорезма и Согдианы. А Бату, посмотрев с темуджиновским прищуром зеленых глаз на троих друзей, резко кивнул головой, и сказал, что он готов ехать хоть сейчас.

Выступили, на следующее утро, каждый нукер взял уже двух заводных коней. К их трёхтысячному полку присоединилась ещё одна доверенная тысяча, приставленная Джучи-нойоном к Бату. Путь в Монголию был не близкий.

Через четыре дня бешеной гонки по осенней степи, им навстречу, из-за сопок, вылетела сотня с гонцом. Выяснив, кто перед ним, гонец молча, рукой, отогнал от себя всех, кроме Бату, Субудея, Чиркудая и Тохучара, и стал прутиком рисовать на слежавшемся песке два иероглифа, а напротив них крест.