Джек-пот для Золушки
Шрифт:
– Взятка, - и добавила еще одну такую же бумажку.
– Приятно иметь дело с умным и нежадным человеком!
– рассмеялся зав отделением, пряча деньги в карман.
Потом снял трубку, набрал номер и отрывисто приказал:
– Ольга Ивановна, Митрохина ко мне! Положив трубку, он совершенно другим, мягким и доверительным тоном спросил:
– Решусь предположить, дорогая Наталья Александровна, что ваш интерес к нашему пациенту как-то связан с его изобретательской деятельностью?
– Возможно, - уклонилась от ответа Наташа.
– Боюсь вас огорчить, - развел руками доктор, - но весьма распространенное
– А как же Врубель, Гоголь, Мопассан?
– возразила Наташа.
– Ведь все они были гениями, и все страдали душевными болезнями!
– Да, но гениальные творения были созданы ими до болезни. Поверьте, ни один душевнобольной никогда не сделал ничего мало-мальски талантливого! Ваш Митрохин тоже, кстати, что-то строчит в тетрадочку - вот заглянете в нее, сами все поймете!
– А чем он болен?
– Эс-це-ха.
– Простите?..
– Шизофрения. И причем довольно запущенная. Знаете, Наталья Александровна, есть такое избитое сравнение. Разум здорового человека - это бумажный рубль в кошельке, разум больного шизофренией - это тот же рубль, но - мелочью и рассованный по разным карманам. Так вот, для того, чтобы создать что-нибудь стоящее, надо выложить весь целковый сразу, а не шарить пятаки по карманам!
В это время в дверь постучали.
– Да!
– крикнул доктор.
Наташа обернулась - на пороге кабинета стояла могучая, гренадерского вида краснолицая тетка в белом халате, а рядом с ней - болезненно-худой мужчина лет сорока. Линялая больничная пижама болталась на нем, как на вешалке, он стоял, низко свесив коротко стриженую голову, и обеими руками прижимал к впалой груди помятую синюю ученическую тетрадку.
– Вот, Алексей Борисович, привела, - пробасила тетка.
– Спасибо, Ольга Ивановна, вы свободны, - кивнул ей зав отделением.
Дверь за гренадершей закрылась, мужчина остался у двери один. Он поднял голову, и Наташа увидела его глаза - пустые и безучастные, как пуговицы на мордочке плюшевого мишки. Митрохин равнодушно взглянул на нее, потом на врача за столом и снова уткнулся в пол. Наташа молчала, решая, с чего ей лучше начать разговор, как подобраться к интересующему ее вопросу. Молодой доктор истолковал ее молчание как растерянность, замешательство, и поспешил прийти ей на помощь.
– Ну-с, Анатолий Витальевич, как вы сегодня?
– Он встал из-за стола и, обогнув молча стоящую Наташу, вплотную подошел к больному.
– Хорошо, Алексей Борисович, - ответил тот глухим, бесцветным голосом.
– Только у меня просьба к вам: уберите из нашей палаты Казакова. Житья от него нет, честное слово. Мне толченое стекло в суп сыплет, а Юре ночами на ухо ламбаду поет - нарочно, чтоб не спал. На испанском языке, я сам слышал. А еще…
– Хорошо-хорошо, я подумаю, - перебил его доктор.
– Мы потом обязательно это обсудим, а сейчас… Знаете, Анатолий Витальевич, а к вам пришла посетительница, хочет с вами поговорить.
– Кто?
– вскинул голову Митрохин, его тусклые глаза ожили, засверкали искорками любопытства.
– Вот, - врач сделал шаг в сторону и широким жестом указал рукой на Наташу.
– Пожалуйста, знакомьтесь. Это Анатолий Витальевич, а это…
– Вы - Яна?!!
– с внезапной неистовой радостью выкрикнул Митрохин.
– Вы - Яна?!
–
– Ну скажите же, вы - Яна?..
– Его голос был наполнен такой щемящей мольбой, что у Наташи по коже побежали мурашки.
Она молчала. На этот раз она в самом деле растерялась, и доктор опять пришел ей на выручку.
– Успокойтесь, Анатолий Витальевич, успокойтесь! Да, это Яна!
– он выразительно взглянул на Наташу и повторил.
– Конечно,это Яна, вы правы.
На изможденном лице больного расцвела счастливая улыбка. Он шагнул к Наташе и дрожащими руками протянул ей свою тонкую помятую тетрадку.
– Возьмите, это вам…
– Мне?
– Да, вам. Берите, это очень важно. Здесь самые главные мои открытия, они перевернут весь мир, поверьте!
– Митрохин буквально всунул тетрадь в руки Наташе.
– Но почему - мне?
– Она растеряно взглянула на больного, потом на доктора.
– Так надо, не спорьте!
– воскликнул Митрохин.
– Понимаете, я слышал голоса - может, из космоса, может… не знаю. Не важно! Они звучали долго, мешали работать, думать, спать… Красивые, громкие голоса… Из ниоткуда, прямо в голове… Ласковые, настойчивые - разные… Сто, тысячу раз в день - одной то же, одно и то же… «Молодая, красивая женщина по имени Яна сумеет распорядиться знаниями, открывшимися тебе. Передай их ей, и тогда мы замолчим, исчезнем, навсегда оставим тебя в покое». Я догадался, Яна, это - миссия! У каждого своя, понимаете? Я - узнал, а вы - должны сделать!
Пока он говорил - пылко и сбивчиво, - Наташа украдкой заглянула в тетрадь. Одного взгляда хватило, чтобы понять: молодой доктор был прав - гений и безумство несовместимы. Тетрадные листы были сплошь исписаны какими-то невообразимыми детскими каракулями, даже отдаленно не напоминающими хоть какое-то подобие научной разработки. Нет, это «открытие» никак не могло быть тем, за которым послала ее «рыбка»!
– Скажите, Анатолий Витальевич, а другие ваши работы - те, которыми вы занимались до больницы, - где они?
– осторожно спросила Наташа.
– Другие? А зачем они вам? Ведь самое главное - здесь!
– недоуменно улыбнулся Митрохин.
– Да-да, конечно здесь, но… Видите ли, мне кажется, что для успешной… э-э-э… реализации этого вашего открытия,„ - она кивнула на тетрадку - предыдущие работы тоже могут оказаться полезными… Для полноты общей картины, понимаете?
– Вы так считаете? Что ж, вам, наверное, виднее… - пробормотал Митрохин. После своего сверхэмоционального взрыва, после того, как отдал свою тетрадку Наташе, он стал быстро терять интерес к происходящему, взгляд его потух, голос звучал все тише и безучастнее.
– Не знаю… Может, они и в самом деле пригодятся… Да, возможно… Возможно… - Он замолчал.
– Так где же они?
– нетерпеливо спросила Наташа.
– Кто?
– спросил он механически, без тени эмоций.
– Да ваши работы, Господи! Те - прежние!
– Наташа торопилась, она видела, что он стремительно уходит в себя, закрывается.
– А-а-а… Красная папка… на шкафу, дома… там…
Все, Митрохин, похоже, окончательно замолк, бессмысленно и равнодушно уткнувшись в пол кабинета. Все трое помолчали немного, потом доктор, хмыкнув, произнес:
– Ну что ж, я думаю, аудиенция окончена?