Джеки Чан. Я счастливый

Но вскоре меня начали высмеивать из-за того, что меня моет мама, говорили, что я — изнеженный ребенок. После этого я стал вымещать на ней свое недовольство: «Не надо приходить и тискать меня, как маленького, и не надо приносить воду и мыть меня! Я уже взрослый!» Мама ничего не ответила на это, только слегка кивнула в ответ. Вспоминая об этом сейчас, я осознаю, каким же я тогда был глупым и неблагодарным. Ведь маме сначала приходилось кипятить воду в доме консула, а затем, с кипятком в руках, она начинала свой путь от вершины пика: пройдя пешком около двадцати пяти минут, она садилась на фуникулер и за один мао доезжала до конечной станции. После она полчаса шла оттуда до портового терминала Star Ferry, затем доезжала на лодке за один мао до полуостровной части города — Коулуна и шла от причала до многоэтажного здания Mirador. И ей постоянно приходилось торопиться, иначе вода могла остыть, к тому же ведро было тяжелым… А она всего лишь хотела искупать сына.

Спустя два-три года вернулся папа. Как-то раз они пришли с мамой в академию, чтобы по-настоящему проститься со мной. Мама собиралась уехать с ним в Австралию. Перед тем как расстаться, родители повели учителя и моих соучеников в ресторан. В тот день, когда я провожал их в аэропорт, мама купила мне пакет фруктов. Увидев, что они заходят внутрь, я разрыдался и плакал до тех пор, пока их самолет не улетел.

После того как мои родители уехали, я стал тихонько плакать в подушку по ночам, но спустя неделю я постепенно принял сложившуюся ситуацию. В ту пору они каждую неделю присылали мне аудиокассету, и, получив ее, я прятался на черной лестнице и слушал ее с помощью подаренного папой магнитофона. Услышав, как они говорят: «Сынок, как же мы по тебе скучаем!», я вновь начинал плакать. После родители еще стали присылать мне деньги. Со временем я перестал внимательно слушать, что они говорят, в любом случае содержание этих записей почти не менялось от раза к разу, и как только я их слушал, я сразу же расстраивался. В то время по выходным мне было немного не по себе: у меня ныло сердце, когда я видел, как других навещают их родители и как некоторые даже возвращаются домой.

^{Научившись некоторым приемам ушу в Китайской драматической академии, я стал считать себя очень крутым и важным.}

Жизнь в Китайской драматической академии была очень тяжелой: кроме бесконечных изнурительных тренировок, практиковались еще и разнообразные телесные наказания.

За десять лет моего пребывания в академии я болел лишь раз. Вспоминаю об этом сейчас, и это кажется мне поистине невероятным, но тогда попросту не осмеливались заболеть. Однажды, когда мне было восемь-девять лет, меня вырвало сразу же после еды, и я почувствовал слабость. Одна старушка по фамилии Фан, работавшая при академии, подошла и потрогала мне лоб: «Ай, да у тебя температура, чертенок, быстрей приляг в сторонке, я дам тебе лекарства». Услышав это, я очень обрадовался. «Я заболел, неужто я смогу избежать тренировок? Как минимум можно будет отдохнуть дня два-три», — думал я. Я прилег в уголке и слышал, как остальные делали растяжку, тренировали удары ногой в прыжке.

Немного спустя пришел учитель. Увидев меня лежащим там, он спросил:

— Что с тобой?

— Я заболел… — ответил я.

— Ага, болен, значит?

— Да-да, у него температура, — подтвердила старушка Фан.

— Температура, да? Ну хорошо, хорошо… Так, остальные, прекратите тренировку, остановитесь!

Все разом поднялись. Он повернулся ко мне:

— Вставай, сто подсечек левой ногой!

Я застыл от удивления. Сделав сто подсечек левой ногой, я стал делать сто подсечек правой. Затем сто ударов ногой в прыжке левой ногой и еще сто — правой.

— Ну что, выздоровел? — спросил учитель.

— Да-да-да! — поспешно ответил я. После этого раза не то что я, все ученики академии не осмеливались больше болеть.

У учеников Китайской драматической академии было лишь одно желание: поскорее выступить на сцене. В то время театр еще процветал, и участие в спектаклях для нас было самой главной целью в жизни.

Однажды учитель сообщил нам, что вскоре мы устроим первое публичное представление. Эта новость всех взволновала, к тому же учитель сказал, что выберет для исполнения главных ролей нескольких самых талантливых учеников. В тот вечер, когда мы узнали об этом, многие так и не смогли уснуть, все надеялись, что именно они будут в числе избранных.

На следующий день все проснулись ни свет ни заря в ожидании оглашения результатов. Поскольку имя нашего учителя было Джим Юэнь, то и наши театральные псевдонимы в академии начинались с «Юэнь», например, меня звали Юэнь Лоу, Саммо Хунга — Юэнь Лун. В те годы Саммо Хунг немало притеснял меня, но в академии важно было чтить наставления, и я ни в коем случае не смел давать сдачи — это могло засчитаться за предательство учителей и предков. Сегодня, спустя столько лет, я все еще считаю Саммо Хунга своим старшим братом-наставником. Наши с ним истории можно рассказывать вечно. Как гласит одна древняя мудрость: «Хоть братья могут и не ладить в своем доме, но они объединятся, как только появится угроза извне» — как бы мы ни дрались между собой, нас навсегда сплотил наш братский союз.

Вернемся к тому утру. Учитель назвал поочередно несколько имен счастливчиков. «Юэнь Лун, Юэнь Квай, Юэнь Так, Юэнь Ва, Юэнь Мо, Юэнь Бяо…» Все они вышли вперед на сцену один за другим, волнение усиливалось, каждый понимал, что оставалось всего лишь одно место. Учитель откашлялся, и все успокоились: «И последний, Юэнь Лоу!» Я немедленно вскочил и присоединился к ребятам на сцене.

«Вы семеро, поклонитесь вашим братьям и сестрам!» Мы сделали глубокий поклон. Нам выпал шанс исполнить на сцене главные роли, а это означает, что другим остается либо быть в массовке, либо работать за кулисами: управлять занавесом, отвечать за реквизит, помогать с гримом. И хотя многие, должно быть, расстроились, но чувство гордости за коллектив превзошло все, и в зале раздались оглушительные аплодисменты и радостные возгласы!

Так образовалась труппа «Семь маленьких счастливчиков», и имена этих ребят навсегда вошли в историю киноиндустрии.

^{Я — второй справа. (Фото вверху)}

^{Я — первый слева. (Фото внизу)}

Мои братья-соученики были сильны каждый в своей области. Юэнь Бяо мог с легкостью исполнить чрезвычайно сложные акробатические трюки — для него стоять вверх ногами было так же легко, как стоять просто на земле. Юэнь Ва прекрасно кувыркался. Юэнь Так очень быстро разгонялся, Юэнь Лун и Юэнь Мо оба хорошо владели разными приемами ушу, а Юэнь Квай же мог изображать различные театральные маски китайской оперы. А что касается меня, то я не был силен ни в одной отдельной области, но я был неплох в каждой из них. В то время я ничем особенно не выделялся, но можно считать, что я равномерно развивался во всех сферах, но в одном я все же превосходил всех — я очень быстро бегал. За мной частенько гонялся Саммо Хунг с кулаками наготове, и раз мне не разрешалось давать сдачи, я по крайней мере мог убежать! Роли распределили, исходя из наших особенностей, Саммо Хунг исполнял обычно роль императора или главнокомандующего, Юэнь Бяо часто играл молодых женщин, поскольку был худым и проворным. Например, в «Путешествии на Запад» [49] Саммо Хунг сыграл бы царя обезьян Сунь Укуна, я бы играл получеловека-полусвинью Чжу Бацзе, а Юэнь Так был бы монахом Ша-сэн.

49

Один из четырех классических романов на китайском языке. Опубликован в 1590-е годы без указания автора. — Примеч. ред.

Пока Юэнь Бяо не поступил в академию, я был самым младшим, и меня постоянно обижали старшие ребята. Но после того как он пришел, доставалось уже ему.

Поначалу Юэнь Бяо показался нам слабым и мягким, когда он только-только пришел, он без конца плакал. Увидев его печальный вид, я вспомнил, как мне самому было тяжело в момент расставания с родителями, и решил немного успокоить его. После обеда он наблюдал, как мы тренируемся, и все стали его уговаривать, чтобы он тоже попробовал. А когда он решился, оказалось, что у него настоящий талант, он умел очень профессионально кувыркаться, за что его похвалил учитель и невзлюбили Саммо Хунг и Юэнь Так.

У меня сложились очень хорошие отношения с Юэнь Бяо, я часто заступался за него. Однажды Саммо Хунг взял в долг у Юэнь Бяо, и, когда мы ехали в автобусе, у Юэнь Бяо не оказалось денег на проезд. Тогда он попросил Саммо Хунга вернуть долг, но тот отказался, и я решил заступиться за младшего товарища. В итоге Саммо Хунг бежал за мной с кулаками, и так как я не смел дать сдачи, мне оставалось только удирать. В то время Саммо Хунг уже начал полнеть, и, пока он выбирался из автобуса, я уже убежал. Но тем не менее он гнался за мной вплоть до самой академии, и в итоге он все же меня поколотил.

Старшие обижали младших, а младшие подчинялись старшим — это было уже неписаным правилом в академии. В последующие годы нас часто обижали братья-соученики, и я все равно часто заступался за Юэнь Бяо. Хоть мы и не могли дать сдачи, зато мы наловчились быстро бегать. Иногда мы переругивались со старшими ребятами и сразу же пускались бежать, а те ничего не могли с нами поделать. Но несмотря на то что Саммо Хунг меня часто колотил, он все равно остается моим братом, человеком, которого я больше всего уважаю.