Джекпот для лоха
Шрифт:
Несколько мужчин и женщин курили на лестнице и – Леша не поверил своим ушам – с азартом вспоминали канувшие в Лету студенческие времена. Им ничего не было нужно, и Плугин спустился вниз, на застекленную веранду, где стояли длинные крепкие столы светлого дерева, за которыми хорошо пить пиво и говорить о жизни. Здесь, в окружении гостей попроще, боролись на руках Андрей Говоров и Валерка Конь.
Они сидели, сцепив на столе руки, молодые, крепкие, но разные. Один вырос в обеспеченной семье, что стало основой его цветущего и респектабельного вида, а второй всегда жил внатяг, и это отразилось на блёклой картинке его внешности. И то,
– Знай наших! – отдуваясь, проговорил Конь.
– А прошлый раз помнишь? – беззлобно отозвался Говоров.
– А что «прошлый раз»? – вроде в недоумении развел руками тот. – Не помню уже…
Но внимание всех уже переключилось. Словно из воздуха материализовались бутылки водки и тарелки с закуской, прихваченные с большого стола. Зная повадки бывших сокурсников, Леша велел поварам выставить несколько тарелок с нарезкой недорогой колбасы. Солидные гости ее есть не станут, а простым ребятам – в самый раз.
– Ты, Андрей, молодец! – хозяин подсел сбоку и обнял Говорова за плечи. – Классную хохму придумал про дворника! Все обхохотались! А то бы, того и гляди, драться стали!
– Да это не хохма, Леш. Я инженером-электриком был в третьем цеху. А тут эти сокращения. Квартира служебная, жить где-то надо. Вот и пошел дворником. Но это временно, сейчас новое производство развернут, я и вернусь в инженеры.
– Вот оно как… – оторопел Плугин.
– Мы чего, Говорку день рождения справляем? – спросил Конь, подавая хозяину рюмку с водкой. – Давайте за хозяина, за Лешика! И за процветание «Медеи»!
Все чокнулись и выпили.
– Только знаешь, Леша, название не совсем удачное! – зажевывая бутерброд, сказал Говоров.
– Почему? – удивился Плугин.
– Да потому, что Медея убила своих детей и накормила ими мужа! Согласись, для кафе это не очень здорово…
Плугин встал, похлопал снисходительно однокашника по плечу.
– А кто, кроме тебя, об этом знает? Все думают – красивое армянское имя. Ну, ты дал, Говор, со своим дворником!
И пошел наверх, к «солиднякам».
– Умный ты парень, Говор, только мозги у тебя не в ту сторону повернуты! – раздраженно бросил Конь. – Ну зачем ты ему это брякнул? Намекнул, что Ануш детей убивает и нас кормит? Пацан старается, стол хороший сделал, скидку заложил в калькуляцию. А ты ему – бах в лоб! Зачем гадость сказал? В благодарность, что ли?
– Да нет, – растерялся Андрей. – Я и не думал… Это я просто…
– У тебя все «просто»! Сократили штаты, и ты просто работаешь дворником! Хочешь, я тебя к себе возьму? Будешь за товаром ездить, старшим группы!
– Да нет… У меня мозги другие…
– И снова ты чушь порешь! – с явным
превосходством сказал Конь. – Значит, на красный диплом тебе извилин хватило, а на спекуляцию нет? И потом, мозги у всех одинаковые. Я видел, у нас одного старшего застрелили, прямо в голову…Бр-р-р!
И он пошел следом за Плугиным.
– Ну, теперь, когда торгаши ушли, давайте от души выпьем! – сказал Шеремет. По деньгам он, наверное, мог тусоваться наверху, с «преуспевшими», но по душе остался здесь, с «простыми».
– Давайте, – сказал Виталик Егоров.
– Не откажусь, – кивнул Славка Игнатьев.
И Маринка Медведева поддержала предложение, и Осколкова, и еще десятка полтора тех, кто не считал себя «солидняками».
– Говори тост, командир, – сказал Сашка Семенов.
Шеремет вздохнул.
– Видишь, те, что наверху, меня уже не признают командиром… Ну, ладно! Давай за все настоящее. За настоящую дружбу, настоящую любовь, настоящих людей!
– Правильно!
– Молодец!
– За это и пьем, – загалдели собравшиеся.
Рюмки в очередной раз соприкоснулись и опустели.
– Вот оно как обернулось, – сказал Шеремет. – Раньше мы вроде все одинаковые были, а теперь одни здесь гужуются, а другие там. На втором этаже. Потому как они выше нас. Так выходит.
– А чем они выше? – спросил Говоров.
– Да тем… Когда-то все сидели за одинаковыми лабораторными столами – а сейчас одни в баре, пьют коньяк и виски, другие – во дворике – водку с пивом. Может, «Медея» – единственное место, где я могу встать, подняться наверх, чокнуться с Петькой Вельветовым. Но Петька нынче – босс. А я кто? Так что чоканье ничего не изменит.
– Какие они боссы? – не соглашался Говоров. – Цуранов еле-еле институт закончил, и Вельветов, да и остальные… Алинка и Валька бабы красивые, только без ошибки трех слов не напишут.
– Сейчас это ничего не значит, – махнул рукой Егоров. – Знания, грамотность и все такое никому не нужны. Сейчас время дураков. А наглость – второе счастье. Кто смел – тот и съел. А вначале еще у другого выхватил!
– Да они умней нас оказались, – закричала обиженная Осколкова. – Потому что готовились жить, а не пахать!
– Ничего умного в них нет. Кто ж тогда мог знать, что ни диплом с отличием, ни знания никогда больше не понадобятся? Если бы все оставалось по-прежнему, мы бы сидели наверху, а они здесь, – пробурчал Семенов.
– Ладно, хватит плакаться, – сказал Шеремет. – Димки вон вообще не стало. Давайте за упокой, не чокаясь…
– Дурацкая смерть, – заметил, пока разливали, Андрей.
– Но Димка-то был не дурак! Ты вспомни – он каждый семестр повышенную стипуху получал! – Шеремет поднял стаканчик: – Дернули!
Выпили. Закусили копченой колбасой. Сергей отметил, что нарезка-то дешевенькая, не такая, как наверху. Больше на это никто внимания не обратил.
Димка, общий любимец, гитарист, поэт, мастер на розыгрыши, капитан факультетской команды КВН, в годы прихватизации вообразил себя журналистом, стал выпускать какую-то бурно-демократическую газету, брякнул слишком много правды, нажил врагов, влип в неприятности и крепко запил. Он пропил все, чем владел, переселился на городской рынок к бомжам. Однажды зимним утром его нашли замерзшим в подъезде дома, где жила давняя его любовь. Шел к ней, шел, да постучаться не решился… Как безработный в Америке из старых советских фильмов.