Дженкинс

– Пейдж заезжала?

– Да, забрала Генри…У них ссора? – полюбопытствовал Лео.

– Это что, так заметно? – против воли улыбнулась Пайпер.

– Прожив больше пяти лет в одном доме с твоими сестрами, могу доложить, что читаю их мысли, –ухмыльнулся Лео.

– Ах ты эгоист! – поддела Пайпер мужа, ероша его волосы. – Хоть бы постыдился так радоваться их переезду!

– А помнишь, мы сами хотели съехать? А все-таки не нам пришлось коробки таскать…– Лео извернулся, пытаясь поймать жену в объятья, пока она шла к раковине, и поцеловать, но Пайпер как раз ухватила свою забытую мысль и отстранила мужа.

– Я же тебе так и не рассказала, кого встретила сегодня!

– Пайпер…

– Нет, подожди, – Пайпер вырвалась из рук Лео, заправила выбившуюся прядку волос за ухо и вернулась к специям, которые кучей лежали в ее сумке. – Дай мне хотя бы убраться, нельзя же так все оставить…А! Представляешь, в супермаркете я видела Дэна!

– Кого ты видела?

– Дэна, ну, нашего бывшего соседа…. – она размахивала руками, закидывая пакетики с имбирем и чабрецом по разным шкафчикам, и тут вдруг почувствовала, что на кухне стало совсем тихо…и обернулась на мужа.

– Лео?

Лео был скован и, как ей показалось, напуган.

– Ты говоришь о Дэне Гордоне?

– Ну конечно…А что такое? – невинно моргнула Пайпер.

– Ничего –попытался улыбнуться тот, но жена физически чувствовала его напряжение – неудивительно, ведь за годы брака они стали практически единым организмом.

– И как он? Что он тут делает, он же переехал?

– Кажется, Дженни вышла замуж, и он оставил свою квартиру им. А теперь хочет вернуться в наш район…Здорово, правда? – Пайпер искренне недоумевала о причинах столь странного поведения мужа, поэтому старалась поддерживать радостный тон беседы, как могла.

– Я просто в восторге!

– Лео, да в чем дело? Дэн отличный парень, был так вежлив, пригласил меня на ужин…

– Что?!

Муж так переменился в лице, что Пайпер чуть не захихикала. О Господи, неужели это…

– А почему бы мне не поужинать с ним? Мы старые друзья…– это было жестокой провокацией, но поддразнить мужа ей хотелось слишком сильно, думать о последствиях было некогда.

– Пайпер! – выдохнул Лео.

– Неужели ты ревнуешь? Перестань! Это же так глупо, ведь столько лет прошло!

– Да, действительно! И с чего бы мне ревновать тебя к мужчине, из-за которого ты чуть было меня не бросила? Хотя нет, что это я говорю? – Лео сделал круглые глаза. – Ты ведь меня бросила! Ты бросила меня ради него, и эти несколько месяцев были самыми ужасными в моей жизни!

Пайпер стало неимоверно стыдно. Зачем она это затеяла?

– Лео…– она пыталась коснуться его плеча, но муж отвернулся.

Черт! Опять она все испортила! А этот день так хорошо начинался….

***

Пейдж тихонько лежала в постели, прижимаясь к мужу и слушая его ровное дыхание. Малыш тоже безмятежно сопел в кроватке, а вот ей не спалось. И не от тяжелых дум или стресса, а просто так. Хотя нет, если быть честной до конца, то уснуть она не могла от переполнявшего ее ощущения искрящейся радости.

Пейдж вспомнила, что с детства мечтала прыгать с парашютом. Ей, натуре непокорной и непосредственной, именно это – прыжок, полет, ветер, развевающий волосы – представлялось высшим проявлением свободы. В тринадцать лет выпал шанс осуществить свое стремление: она записалась на курсы, однако в ней сразу разоблачили несовершеннолетнюю и прогнали. Через несколько дней подруга рассказала жуткую историю об их общей знакомой, которая едва не разбилась, прыгнув с самолета, только оттого, что парашют не раскрылся вовремя. Эта история произвела огромное впечатление на Пейдж, и она решила не рисковать.

Почему-то воспоминание об этом вернулось, и очень ярко, через пару лет, когда она узнала, что не является дочерью своих родителей. Эти простые слова пошатнули ее мир. Опора была выбита из-под ног, и началось свободное падение…Через всю жизнь.

Именно тогда она и почувствовала, что какая – то злая сила словно бы вытолкнула ее из кабины самолета, а холодный воздух подхватил и принялся жестоко терзать слабое тело…Это жуткое состояние – стремительного падения, которое она не в силах ни замедлить, ни предотвратить – стало в каком-то смысле лейтмотивом всех дальнейших событий. Она убегала и напивалась, чувствуя, как все ближе и ближе надвигается земля, и момент столкновения неизбежен. А та авария…Она выжила, но только телесно. Ее суть, та составляющая, которая делала ее собой и выделяла из толпы других людей, разбилась вдребезги.

Курс реабилитации, желание помогать людям и новая работа…Внешне все будто успокоилось, но сестры-ведьмы снова пустили ее жизнь в полет. Череда битв, потерь, обретений и новых сражений, любовь и ненависть, могущество и слабость, минуты забвений и триумфов – все это подарила ей судьба, сделав одной из «зачарованных». Но несмотря на всю яркость и прелесть магической жизни, которую она продолжала любить, несмотря на горький опыт и трудности, не хватало чего-то стабильного и настоящего…Чего-то, на чем можно было бы укрепиться, взяв его за основу, и строить на этом все остальное. Чертов парашют не раскрывался, и Пейдж снова и снова летела вниз.

Но сейчас, ласково глядя на своего мужа и сына, ведьма ощущала необычную удовлетворенность. Неужели все так и должно быть? Неужели именно ей, независимой, невероятно эмансипированной и не признающей «скучных семейных радостей», как она их называла, именно этого и не хватало?

«Просто найди нужного парня», – промурлыкала про себя строчку старой американской песенки.

Именно так. Просто до глупости.

Генри не был ни выдающейся личностью, ни мачо, ни даже искушенным волшебником. Обычный парень. Добросовестный и немного занудный. Веселый, но трудный на подъем. Надежный, но все – таки несколько боящийся колдовских штучек своей темпераментной жены.

И только ему позволялись такие вещи, за которые любой другой схлопотал бы мгновенно. Ей безумно нравилось, когда он называл ее «упрямицей» и «дурочкой», когда оказывался прав, когда целовал ее по утрам – всегда одинаково! – а потом быстро дожевывал свой завтрак и убегал на работу. Нравилось, что с восторгом принял ее желание устроиться именно в то отделение, где трудился он. И прощал некоторые шероховатости, которые это повлекло за собой, вроде появлений внутри его кабинета в намного более обтягивающей одежде, чем то прописано в уставе. Наконец, Пейдж изумляла та терпеливость и вера в нее, которую муж неустанно выказывал. Она ведь до дрожи боялась серьезной семейной жизни именно потому, что не хотела быстро и позорно дискредитировать себя в качестве хозяйки и устроительницы быта. Но Генри покорно снес все ее подгоревшие тосты и непропеченные пироги, пересоленные салаты и обжигающе горячий кофе. Ни разу не вспылил, когда она чуть не уронила малыша или плохо справлялась с укачиванием…Напротив, он всегда поддерживал ее, уверяя, что необходимые навыки со временем сформируются, что она научится и сможет заткнуть за пояс саму Пайпер, у которой тоже, кстати, были проблемы. Это было удивительно. Она так привыкла к постоянной заботливой силе, которой он ее окружил, к чувству защищенности и уверенности в завтрашнем дне, что даже перестала бояться этой зависимости…Она наслаждалась ею.

Теперь, когда Пейдж стала женой и матерью, для нее в некоторой степени потеряли значение мнения других людей, которые, возможно, могли бы осудить ее яркий макияж, неумение правильно парковаться, торопливость, граничащую с бестактностью, которую она порой позволяла себе в общении с клиентами, за что не раз потом себя ругала, бутерброды неправильной формы и непонятный салат, которые она укладывала Генри на обед в герметический контейнер, не традиционные, а придуманные на ходу колыбельные, что пела сыну…Сейчас главным было лишь то, что все, что она делала или не делала, было хорошо для ее семьи. Ей стало необходимо, как воздух, лишь его одобрение. Для него хотелось быть привлекательной, желанной, успешной, ласковой…Оставаться суперведьмой и нежной мамой одновременно…Как ни странно, но чуть грустная улыбка Генри в ответ на какие-то действия и решения Пейдж превратилась для нее в настоящий компас, который – она знала – не сбивается. Он никогда не подводил ее, поэтому доверие к мужу только крепло. Теперь ей было достаточно одного его взгляда, чтобы понять, что именно она должна делать. Он мягко и бережно направлял ее, но никогда не посягал на личную свободу и оставлял право на последнее слово за ней. Она же, в свою очередь, старалась окружить его любовью и комфортом, удивлять и радовать снова и снова.